Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)
Шрифт:
Я потирал ее, а она стонала и выгибалась, становясь еще влажнее. Через минуту она приподнялась и начала гладить выпуклость в моих штанах, и я сказал ей, что она не должна, не желая, чтобы она чувствовала себя обязанной. Она кивнула, но продолжила бороться с застежкой на ремне и брюках. Через секунду она справилась с этим дерьмом и сменила позу, чтобы залезть рукой в мои брюки, и я тихо засмеялся, потому что она неожиданно предоставила мне больше доступа к себе. Я проник внутрь нее двумя пальцами, ища ее точку, она резко выдохнула и начала двигать бедрами. Я начал хорошенько трахать ее пальцами, желая, чтобы она кончила, желая ощутить, как эта киска сожмет меня, когда ее тело забьется в конвульсиях. Потому что это дерьмо такое горячее, а она чертовски тугая, я даже не могу представить, каково будет проникнуть в нее членом.
Ее пальцы дрожали и казалось, она сейчас неспособна обхватить мой член. Я немного приподнялся,
Она снова начала сжимать меня, и я откинулся назад на сиденье, прикрывая глаза и просто наслаждаясь этим дерьмом. Я испытывал настоящую агонию от ощущения, как мучительно медленно она двигается, и насколько сильно мое наслаждение, но я боролся с желанием крепко толкнуться бедрами и фактически оттрахать ей руку. Она делала это для меня, и она не обязана, я должен показать ей, как я ценю все ее действия.
А затем это, блядь, случилось, пришло из ниоткуда. Это было настолько, мля, неожиданно и внезапно, что я чуть не кончил в ту же секунду. Я ощутил, как теплая влажность обхватила головку члена, сбоку она коснулась кончиком языка, мое тело пронзило ошеломляющее удовольствие, когда я понял, что происходит. Она, блядь, пыталась предоставить мне ротик.
Мои глаза резко распахнулись, и я сразу же подался вперед, чтобы остановить ее, потому что сдвинься она еще хоть на один гребаный сантиметр, ей придется глотать мою сперму прямо здесь и сейчас. И я даже, нахер, не знаю, понимает ли она, что делает, и как она вообще узнала об этом дерьме, но у меня проскочило подозрение, что Розали гребаная Хейл поработала над этим. И мне было так чертовски хорошо, что я не хотел, чтобы она останавливалась, но и не хотел кончить чертовски быстро, как какой-то неопытный девственник-jamook (идиот, лузер). Я хотел продлить это дерьмо, потому что понятия не имел, чем оно вызвано и случится ли когда-либо еще.
Я почувствовал, как надвигающийся оргазм отступил и я расслабился, сказав ей, что она может продолжить. Она продвинулась головой дальше, а я закрыл глаза, погружаясь в эти ощущения. Я почувствовал, как головка уткнулась в заднюю стенку ее глотки, она задохнулась, а я напрягся, я ждал, что у нее начнется гребаная паника, или она заставит себя зайти чересчур далеко. Но, ни то, ни другое – она остановилась прямо там и начала отодвигаться назад.
Я понял, что кто-то определенно, черт побери, подготовил ее, и мне стало любопытно, откуда же пришло это дерьмо. Я подумал, была ли это их инициатива научить ее, или она захотела сама, но сейчас я не мог за это переживать. Я хотел сосредоточиться на том, что, блядь, она делала для меня, потому что ощущения были чертовски восхитительными. Она начала сжимать меня и двигать головой вверх и вниз, отсасывая. Она была достаточно хороша в этом дерьме, особенно учитывая, что это был ее первый раз. У меня было охеренное количество минетов в жизни, некоторые из них были охренительными. Я был с девушками, которые могли глубоко заглатывать мой член, с девушками, который были гребаными экспертами в чертовом минете. Но, ни одна из этих сучек не стояла и рядом с моей Беллой. Она не была идеальна, можно говорить, что это, блядь, ее первый раз, и она только пытается научиться и приобрести опыт, но у нее уже был врожденный талант. Казалось, она просто знала, как доставить мне удовольствие, как будто в этом мы были созданы друг для друга.
Я стонал и рычал, и издавал всевозможные гребаные звуки, неспособный сдерживать себя. Она делала это дерьмо для меня, потому что любила и хотела, чтобы мне было хорошо, и только это уже отправляло мое тело в ураган удовольствия. Я нежно сжимал ее волосы и спину и говорил ей, что мне хорошо, желая, чтобы она знала, что я это ценю. Я знал, что она, должно быть, нервничает, и хотел облегчить это, позволить ей понять, что она все делает верно. Она усилила хватку на мне, отсасывая сильнее, после того как я сказал, что мне хорошо, и от этого мое удовольствие взлетело до чертовых небес. Я ощутил, как она задела зубами головку и не знал, было ли это дерьмо намеренным или просто случайностью, но был чертовски благодарен за то, что оно случилось. Потому мой оргазм приблизился, и тело начало напрягаться. Интенсивность ощущений ошеломляла, тело дрожало.
Дыхание было судорожным, сердце билось как сумасшедшее, когда удовольствие начало пронзать тело. Я схватился за сиденье, пытаясь зафиксировать себя, и выдавил гребаное предупреждение, надеясь, что они, нахер, объяснили ей убрать голову, или она будет вынуждена пробовать дерьмо. Я ощутил, как достиг вершины и практически завизжал, как маленькая сучка, когда я взорвался ей в ротик. Она оставила губы сомкнутыми вокруг меня и продолжила сосать, пока я испытывал оргазм. Я смотрел на нее в гребаном шоке, когда она не убрала губы, скривившись, потому что это должно быть противно, но она даже не дрогнула. Я заметил, как еще раз напряглись мышцы ее глотки, пока она громко проглатывала это дерьмо.Когда все закончилось, я просто уставился на нее, совершенно ошеломленный. Все это казалось почти сном, как будто не было никакой гребаной возможности, чтобы это дерьмо случилось. Кстати, вся сегодняшняя ночь казалось почти нереальной. Я дал ей воды, чтобы запить вкус во рту, чувствуя себя почти плохо, что мой член побывал в ее сладком ротике. Она была так невинна и чиста, а я тут, на гребаной вечеринке, увожу ее подальше и залезаю ей в ротик. Она лучше этого дерьма, она не должна делать минеты на заднем сиденье гребаной машины, как я сам привык делать это в своей прежней жизни.
Иисусе, сам факт того, что мы сделали это дерьмо в моей машине уже поражал.
Я клялся, что никогда не буду кувыркаться на заднем кожаном сиденье своего автомобиля, и только что сделал это без всякой задней мысли. Но это был не простой трах, все было так, будто мы, нахер, освятили ее. Как будто это дерьмо было совершенно правильным.
Через пару минут на улице начали взрываться фейерверки, и Изабелла подпрыгнула, закрывая уши. Она в панике посмотрела на меня, и только тут я понял, что она впервые видит это дерьмо. Я ухмыльнулся в предвкушении, что разделю еще один ее первый момент, и вытащил ее из машины, когда мы привели себя в порядок. Я прислонился к боку Вольво и притянул ее к себе, крепко обнимая и удерживая рядом с собой. Фейерверки взрывались и взрывались, ее глаза расширились от шока, когда она смотрела на вспышки и мерцания разноцветных огней. Эти моменты с ней я любил больше всего, те простые мгновения, которые большинство людей воспринимает как должное. Это те вещи, которые я сам принимал как должное очень долго, прежде чем она вошла в мою жизнь, и только сейчас я начал это дерьмо замечать.
Какое-то время мы тихо наблюдали за фейерверками, просто наслаждаясь нашей близостью. Толпа начала рассеиваться, и я ухмыльнулся, удивленный, что уже, черт побери, полночь. Я повернул ее лицом к себе и когда снова начали взрываться ракеты, я наклонился и поцеловал ее. Я отдавал ей все, что мог, показывал всю свою гребаную страсть, которую можно вложить в один поцелуй. Это был мой первый «поцелуй в полночь», и раньше, должен признать, я считал, что это дерьмо только для кисок, но сейчас я хотел только одного – целоваться. Потому что говорят, что то, что ты делаешь в полночь, будет повторяться и в следующие годы твоей жизни, и это давало мне странную надежду. Ведь это только мы, вдвоем, вдали от всех, рядом, пылающие после оргазма. Не могу назвать это огнем после слияния, ведь, по сути, не было никакого проникновения, но именно это мы чувствовали. Ощущение удовлетворения и удовольствия.
Я оторвался от ее ротика и нежно пробежался пальцами по ее губам. Они были красные и припухшие, и влажные от нашей смешанной слюны.
– Ты понимаешь, насколько ты важна для меня? Ты вообще можешь себе представить, как я тебя люблю? – спросил я, думая, на самом ли деле она осознает, как много она изменила в моей жизни. Она была, нахер, всем для меня, а я недостаточно ей это говорил. – Я был сломлен, пока ты не пришла в мою жизнь. Я никогда не думал, что такое возможно, что я найду такую, как ты. Моя мама частенько говорила мне похожие вещи о судьбе, и теперь, вспоминая это, я прихожу к выводу, что ты – моя судьба. Ты была послана мне, чтобы мы могли спасти друг друга. Ты не была единственной, кто нуждался в помощи. Я был потерян и разрушен, и ты спасла меня. Теперь ты – моя жизнь.
Я мог подписаться под каждым гребаным словом. Не так давно я убедил себя, что влюбиться – все равно, что утонуть, что позволить себе любить кого-то – значит потерять себя. Но я ошибался, потому что правда была в том, что я уже тонул. Я едва оставался на плаву, и когда я нашел любовь, я наконец-то начал открывать себя. И я обязан ей за это, и я сделаю все и ради нее встречусь с чем угодно. Потому что без нее я никто, и у меня ничего нет.
– Счастливого Нового Года, детка, – прошептал я. Она уставилась на меня и выглядела ошеломленной пару мгновений, прежде чем на ее губах скользнула маленькая улыбка, а с губ сорвался воздушный смех. Я вопросительно глянул на нее, интересуясь, что такого смешного я сказал.