Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Я сполз с кровати и потянулся. Подойдя к шкафу, я натянул пару баскетбольных шорт, не особо обращая внимание на эту хуйню, просто надо было прикрыть чем-то задницу – и не только боксерами – на случай, если Изабелла внизу.

Я пошел в ванную и нашел банку с Талейнолом, достал две таблетки и запил их водой из-под крана. Пробежавшись рукой по волосам, я посмотрел в зеркало и вернулся в комнату. Там я не задерживался и пошел сразу вниз. На втором этаже я застыл, когда из кабинета раздался голос отца, сообщая, что он вернулся домой. Я пошел вниз на кухню и схватил содовую из холодильника. Открыв ее, я сделал глоток и осмотрелся вокруг.

Первый этаж был погружен в тишину, и, когда я выглянул в окно, то не обнаружил джип Эммета. Я быстро прошелся по комнатам, но нигде не нашел Изабеллу, потом я пошел наверх. Я искал ее в спальне и в библиотеке, меня ошарашил тот факт, что ее нигде не было. Я уже было спустился вниз, думая, что она уехала с братьями, как вдруг меня задержали открывшиеся двери кабинета отца.

– Будет хорошо, если ты это запомнишь, – услышал я его голос. Я сконфуженно повернулся к двери, интересуясь, какого черта он там рассказывал, и тут мои глаза расширились от удивления, стоило Изабелле выйти в коридор. Она подняла голову, и наши взгляды встретились, на ее лице промелькнул испуг. Отец увидел выражение ее лица и повернулся ко мне.

– Тебе нужно постирать вещи, Эдвард? – спросил он через пару секунд, внезапно нарушая тишину, его брови вопросительно приподнялись. Я нахмурился от удивления и покачал головой, думая, зачем, нахер, он это спрашивает. Он что, хочет найти ей работу? Мне эта идея точно не понравилась, она не должна делать эту хрень, но я не был настроен высказывать ему это, будучи в состоянии похмелья.

– Почему? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Не знаю. Просто два дня подряд ты разгуливаешь по дому полуголым. Я просто подумал, может, у тебя закончилась чистая одежда, или что-то в этом роде, – сказал он.

Я осмотрел себя и закатил глаза.

– Иисусе, я не голый, отец. Мой член прикрыт, по крайней мере, ты научил меня этому дерьму, – ответил я, пожимая плечами.

Изабелла резко вдохнула и в шоке уставилась на меня, а отец тихо засмеялся, покачивая головой.

– Да, я рад, что хотя бы это проникло сквозь твой толстый череп. Всегда держи его прикрытым, – изумленно сказал он.

Я тихо хмыкнул, уловив двойной смысл слов, и покачал головой.

– Что, думаешь, ты чересчур молод, чтобы быть дедушкой? – шутливо спросил я.

Он вопросительно приподнял брови.

– Вообще-то, да. Брось, мне всего сорок один! И семнадцать – чересчур рано для больших решений, включая воспроизведение. Но, честно, я не меньше переживал, что ты подхватишь какую-то дрянь от этих городских девок, чем то, что ты сделаешь им ребенка. Именно поэтому каждый раз, когда ты говорил: «Эй, пап, что это?» – я боялся поворачиваться к тебе и смотреть на твои половые органы, когда ты показывал мне что-то подозрительное, – сказал он.

– Имей в виду, ребенок будет стоить тебе кучу денег, но это ты можешь себе позволить… Но не уверен, что ты можешь позволить своем члену упасть.

Изабелла громко выдохнула и повернулась к моему отцу, глядя на него расширившимися глазами, с явным изумлением. Я захохотал от выражения ее лица.

– Спасибо за участие, отец, но, могу тебя уверить, мой член в прекрасной форме, – шутливо заявил я, подходя ближе и хлопая его по спине.

Он засмеялся и покачал головой, а я оглянулся на Изабеллу и заметил, что она в возмущением смотрит на меня, а ее лицо стремительно краснеет. Отец тоже посмотрел на нее и вздохнул.

– Можешь идти, дитя, – тихо сказал он.

Она кивнула и, быстро развернувшись, практически взлетела по гребаным ступенькам. Мне стало почти плохо от того, что наш разговор ее обидел, но нельзя было отрицать юмор всей этой ситуации.

Я тихо засмеялся и покачал головой, взлохмачивая рукой волосы, пока она исчезала из поля зрения. Отец вздохнул, и я повернулся к нему и наткнулся на его взгляд.

– Иди оденься, – сказал он через секунду.

Я слегка прищурился.

– Мы что, только что не разобрались с этой лажей? Как будто это непристойно. У тебя проблемы с тем, чтобы видеть меня таким? Я выгляжу охренительно неплохо, люди бы платили за такое зрелище, – сказал я, потирая рукой грудь.

Он вздохнул и отрицательно покачал головой.

– Разве можно быть еще тщеславнее? – спросил он. – И – нет, у меня с этим проблем нет, если не считать тот факт, что я ненавижу смотреть на твои татуировки по всему телу. Ты слишком молод, чтобы иметь столько отметин.

Я закатил глаза.

– И что? Мне они нравятся, думаю об еще одной вот здесь, – ответил я, показывая, что на правой руке по-прежнему татуировок нет.

Он приподнял бровь и покачал головой.

– Не раньше, чем ты съедешь из моего дома, – сказал он. – И я именно это имею в виду. Никаких татуировок больше.

Я уставился на него на секунду, а потом ухмыльнулся.

– Как скажешь, отец, ты босс этой хреновины, – сказал я, пожимая плечами.

Он чертовски хорошо понимал, что, если я захочу, то сделаю другую татуировку, и с этим дерьмом он не сладит.

– Лучше бы тебе запомнить это, сын, – сказал он.

Я прищурился.

– А что лучше запомнить Изабелле? – спросил я, именно эти слова он сказал ей, когда они выходили из кабинета. Он просто смотрел на меня с минуту, а потом пожал плечами.

– Chi s'occupa coi i suoi propri affari, va continuare per cent'anni (Тот, кто занимает все свои мысли собственными романами, проживет сотни лет), – сказал он.

Я уставился на него, а потом кивнул.

– Тот, чьи мысли заняты собственными страстями, проживет сотни лет? – спросил я, желая убедиться, что правильно понял эту чепуху, потому что раньше я от него подобного не слышал.

Он улыбнулся и кивнул, я вздохнул.

– Одним словом – не лезь не в свое дело.

– Да, – сказал он. – И прекрати ругаться так много. В этом нет необходимости, и звучит уродливо.

Я застонал.

– Ты тоже ругаешься, – сказал я, намекая на его лицемерие.

Он пожал плечами.

– И твоя мать это ненавидела. Она терпела мой грязный рот и специальность, но презирала и то, и другое. Что, думаешь, она бы почувствовала, услышав тебя сейчас? – спросил он.

Я сузил глаза, от упоминания мамы внутри закипал гнев.

– Ты что – серьезно собираешься стоять тут и говорить мне о том, как мама бы реагировала на мое поведение? – раздражено спросил я. – А как насчет того, что творишь ты?