Дела эльфийские, проблемы некромантские

Он стремился причинить мне боль. Он жаждал этого. А мне искренне захотелось его прикончить. И если бы не клятва, данная Локсли, я бы даже попытался воплотить свое желание в жизнь.

Гул голосов не отходил на второй план, а лишь мешал сосредоточиться. Мужчина приближался ко мне мягким кошачьим шагом и не торопился нападать. Верно, первый атаковал — первый раскрылся. Я бы тоже не торопился, но мне хотелось покончить с этим.

Он начал методично меня избивать. Воин не подпускал меня близко и умело пользовался любым шансом нанести удар, пусть даже вскользь. Если бы я был человеком, то уже валялся бы на песке. Я, правда, один раз и повалился, но поспешно вскочил и не дал огреть себя ногой по ребрам. В глазах Эльфа промелькнуло глубокое разочарование.

Впрочем, у меня был очень простой план. И упал я отнюдь не случайно. Окровавленный, извалявшийся в пыли, тяжело дышащий противник не внушает опасений. Кажется, еще один удар — и враг корчится у твоих ног и молит о пощаде. И мне нужно было, чтобы эта сволочь расслабилась, иначе особых шансов на победу я не видел.

Его кулак устремился к моей челюсти… и не обнаружил ее. Я уклонился, схватил его за запястье и одним движением его сломал. Человек взвыл. Я добавил ему в солнечное сплетение, позволил упасть и от души проделал с ним то, что он не успел проделать со мной, — ударил ногой по ребрам, с радостью констатировав, что пара штук точно треснули. А потом тут же отошел, не дав возможности подбежавшим стражникам оттащить меня силой.

Оборотни ликовали и бесновались, в одной из лож даже разгорелась драка. Кто-то, наверное, проиграл немало денег. У меня потекла кровь из носа и закружилась голова. Кажется, переусердствовал, поддаваясь этому гаду.

Я пошатнулся, но меня тут же схватили за предплечье, заставляя удержаться на ногах. Краем глаза, ибо голову поворачивать было тяжело, я разглядел профиль Гринвальда.

Распорядитель радостно вопил мне хвалебные речи, на песок тяжело сыпались монеты, которые собирали проворные мелкие служки. Хозяин важно аплодировал, благосклонно мне улыбаясь.

Гринвальд заставил меня поклониться, а потом утащил с Арены, довел до камеры без всякого конвоя и уложил на кровать. Вокруг засуетился лекарь. А я предпочел провалиться в небытие.

Проснувшись на следующий день, я почувствовал себя неожиданно бодрым, помимо парочки ссадин и нескольких синяков на теле больше ничего не обнаружилось, лекари у оборотней и впрямь были выше всяких похвал. Я выглянул в окно. Как оказалось, от тренировки меня сегодня освободили: остальные бравые парни дружно махали кулаками на площадке.

Страшно хотелось есть. Я побарабанил в дверь в надежде, что такого ценного меня не должны оставить без охраны. И правда, послышались шаги, и чей-то голос вопросил:

— Чего тебе, остроухий?

— Есть хочу.

— Терпи до обеда.

— Тогда Гринвальда позови.

— Я тебе щенок на побегушках, что ли?

— Слушай, давай по-хорошему, а то я сейчас приложу себя стулом и буду орать на всю округу, что ты меня избил. За порчу хозяйского имущества у вас что полагается?

Охранник ругнулся, но, судя по шагам, пошел-таки за главным.

Гринвальд появился через сотню ударов сердца.

— Как самочувствие? — поинтересовался он с практически отеческим участием. Заработали на мне, я так полагаю, весьма немало.

— Хорошо, — хмыкнул я. — Только кормить отказываются.

— Я распоряжусь. Еще что-то?

— Скучно тут. Принесите хоть книжек каких-нибудь. Только не на вашем языке. Эльфийский или человеческий сойдет. — Не то чтобы я любил литературу, в отличие от того же Локсли, который большую часть домашних заданий делал за двоих, но с ходу в голову больше не пришло ни одной идеи, чем заняться.

— Поищем. — Старик посмотрел на меня заинтересованно. — У тебя теперь будут бои каждый день, если не спадет ажиотаж. Но по пять заходов больше не выпустят. Впрочем, я думаю, долго в средней лиге ты не продержишься. Скоро господам надоест терять деньги, и тебя переведут в высшую, а там уже совсем другие противники.

Я кивнул. Зачем меня извещать? Можно подумать, я как-то могу повлиять на то, что происходит.

— Да, и еще. Сегодня тебя клеймят.

Что?! Они тут с ума посходили?!

— Обычно рабов клеймят после трех-четырех дней, но ты вчера впечатлил графа, выиграв пять поединков подряд. К тому же, пока раб не клеймен, его может выкупить любой, предложив цену в три раза большую, чем та, за которую он был продан. Его сиятельство не слишком жаждет тебя потерять.

Я никак не мог стереть потрясенное выражение со своей физиономии, и мне было сейчас абсолютно не до лекции на тему «Особенности варсакской работорговли». Клеймо?! Меня же Вел убьет потом…

Старик замолк и прищурился:

— Эльф, откровенно говоря, ты мне нравишься. И я по глазам вижу, ты считаешь, что все это временно. Однако год будет идти за годом, и ничего не изменится. В лучшем случае найдется кто-то круче, и тебя прикончат. В худшем ты надоешь, и тебе подыщут куда менее привилегированную работенку вроде рабочего плантаций или рудников. Шанс сбежать один на миллион. Мы занимаемся работорговлей уже многие столетия, так что не думай, что ты умнее, чем многие поколения оборотней. На самом деле клеймо для тебя — это шанс. Ты еще не знаешь, что это такое. Оно уникально. А в нашей стране находятся не только любители поглазеть на кровь, но и ценители уникальности.

Это он меня так подбодрить решил? Интересный способ. Твоя жизнь предопределена, шансов что-либо изменить у тебя нет: ты будешь или чучелом для битья, или рабочим муравьем, или коллекционной вещью. Перспективы самые что ни на есть радужные.

— Это ты сейчас к тому, чтобы я не сопротивлялся?

— Ловишь на лету, — усмехнулся старик. — Тебя обездвижат и все равно клеймят. Плюс прибавят наказание.

В это мгновение к нам заглянул охранник:

— Командир, господин приказывает привести эльфа. Прибыл маг.

— Долго ждать не пришлось. Идем, остроухий.

Маг? А при чем тут маг? Мы же говорили про клеймо…

Меня сопроводили в хозяйские покои. Их светлости восседали на резных креслах. Позади них стояли и пялились на меня огромными любопытными глазами хозяйские дочери. Маг обнаружился чуть поодаль.

— Я доволен твоим поведением, раб, — произнес оборотень, глядя мне в глаза. — Поэтому клеймят тебя здесь в моем присутствии, а не за конюшней, как большинство.

О, я польщен. Можно не буду падать ниц, рыдая, и целовать край камзола?