Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Но этих его слов Господь, похоже, не услышал, и снега не было ни вечером, ни ночью, ни назавтра утром. Кузьма долго смотрел на небо, а потом сказал, что сейчас выйдет наш переговорщик и будет кричать, чтобы они скорей сдавались, а те не сдадутся, и опять пойдёт стрельба.

Глава 36

Но на самом деле это было вот как. На следующий день, только они сели завтракать, как от Куновата забухали бубны, и очень громко. В таборе переполошились, встали и пошли к реке смотреть, что там творится. И увидели, что в Куновате в тыне снова выставлено два бревна, и через получившийся пролаз вылезает лугуевский переговорщик, а следом за ним двое с бубнами. Наши как стояли, так и остались стоять на своём берегу, а эти, лугуевские, вышли на середину реки, остановились, перестали бухать в бубны, и лугуевский переговорщик начал кричать примерно такое: эй, воевода, и ты, Игичейка, это я, простой переговорщик, передаю вам слова нашего славного храброго князя Лугуя, сына Пынжина, который говорит, что он вас знать не знает и видеть не желает, поэтому он будет говорить только с царским послом! Подайте ему царского посла! Где ты, посол?

Все стали оглядываться на Маркела. Маркел не выходил вперёд, молчал, и на душе у него было гадко. К нему подошёл Волынский и стал сердито смотреть на него. Маркел ещё подумал, после прошептал что-то в сердцах, выступил вперёд и дальше пошёл вниз к реке. Шёл, трогал кистень в рукаве, пробовал его подталкивать – кистень подталкивался мягко, и Маркел шёл дальше, не оглядывался. Сзади было тихо-тихо. Так, в полной тишине, Маркел дошёл до лугуевских переговорщиков и остановился. Главный лугуевский переговорщик мельком осмотрел его и указал рукой идти к пролазу.

И они пошли. Маркел шёл первым. На него смотрели сверху, с куноватской крепостной стены, а кое-кто из смотревших уже держал лук наготове, с вложенной в него стрелой. Маркел изредка повздыхивал.

Возле пролаза он опять остановился, перекрестился и полез.

Пролез, распрямился, осмотрелся. Перед ним был широкий двор, во дворе стояло войско, а перед войском с золочёным ремешком на лбу стоял Лугуй. В руках у него было две сабли. Маркел кивнул ему.

– Снимите! – приказал Лугуй.

К Маркелу кинулись, сорвали с него шапку. Ветер раздул его волосы. Лугуй усмехнулся, продолжил:

– Славный будет ух-сох! Надевайте.

Шапку опять надели. Даже, правильнее, нахлобучили, поэтому Маркел её поправил. Лугуй ещё раз усмехнулся и сказал:

– Ты обманул меня, посол. Я посылал тебя на пир к Великой Богине, а ты убежал. И моего брата ты тоже обманул: он тебе поверил и предал меня, и мне пришлось его убить. Но я не держу на тебя зла. Да и разве ты виноват? Ведь если что в этом мире случается, то, значит, на то была воля Великой Богини. А теперь её воля вот в чём: она хочет, чтобы ты меня ещё раз выслушал.

– Я тебя слушаю, – сказал Маркел.

– Такие речи нужно говорить в тепле, – с улыбкой продолжал Лугуй. – Пойдем!

И он убрал сабли в ножны, развернулся и пошёл к большим двухэтажным хоромам, стоявшим посреди городка. Маркел пошёл рядом с Лугуем. Они подошли к крыльцу. Отыры, стоявшие там, расступились. Лугуй и Маркел вошли в хоромы, поднялись на второй этаж и там зашли в трапезную, сплошь устеленную широченной кошмой. Лугуй оглянулся. Вошли кучкупы, сняли с него шубу, он сел на кошму, положил рядом сабли и кивнул Маркелу. Маркел расставил руки, с него сняли шубу. Маркел сел на кошму. Лугуй махнул рукой. Вошли двое кучкупов и подали Маркелу и Лугую по чашке питья. Маркел принюхался, питьё ничем не пахло. Лугуй выпил, Маркел выпил за ним следом. Питьё оказалось сладкое и не хмельное. Маркел утёрся. Лугуй усмехнулся и спросил:

– Как идут твои дела, посол?

– Даже лучше, чем хотелось бы, – сказал Маркел.

– Вот как! – сказал Лугуй и улыбнулся. – Рад за тебя, посол. Тогда ты, наверное, уже собираешься ехать обратно.

– Нет, ещё не собираюсь, – ответил Маркел. – Я не все дела закончил.

– А что тебе ещё осталось сделать? – спросил Лугуй.

– Расспросить тебя о том, о сём, – сказал Маркел.

– Ну так расспрашивай, – сказал Лугуй. – И я тебе на всё, о чём спросишь, отвечу. Мне же скрывать нечего, и также виниться не в чем. Язык у меня чист.

– Как же это чист, – сказал Маркел, – если ты своё слово не держишь и с ясаком кривишь. Ты же должен каждый год платить по семь сороков соболей самых лучших, а ты сколько заплатил? В прошлом году всего шесть сороков, а в этом совсем ничего. Да ещё бахвалишься, что ты теперь не нам, а Великой Богине ясак возишь! Почему?!

– Да потому, – ответил Лугуй, усмехаясь, – что Великая Богиня своё слово держит, а твой царь нет.

– Как это нет?

– Да очень просто! – ответил Лугуй уже безо всякой усмешки. – Как я с царём договаривался? Я пообещал ему платить каждый год по семь сороков соболей самых лучших, а он мне за это пообещал защищать мои шесть городков и меня. И так оно поначалу и было, а что теперь стало? В прошлом году пришёл его слуга, воевода Волын, и отнял у меня Сумт-Вош! А в этом году и того больше – хочет отобрать все городки и самого меня убить. А царь молчит! А он же обещал, что будет меня защищать!

– А где об этом сказано? – спросил Маркел. – Чем ты это докажешь?

– Да вот этим! – воскликнул Лугуй.

После чего он поднял руку, громко щёлкнул пальцами – и почти сразу же вошёл кучкуп. В руках он держал нечто, увёрнутое в красную парчу. Подойдя к Лугую, кучкуп развернул парчу, и под ней открылось большое серебряное блюдо, на котором лежала грамота с двумя вислыми печатями. Печати были красновосковые, царские. Лугуй взял грамоту и передал её Маркелу. Маркел развернул грамоту. Там сверху, как всегда, был титул, Маркел пропустил его…

– Громко читай! – сказал Лугуй. – И с самого начала!

Маркел откашлялся и начал:

– Божиею милостью государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский… князь Тверской, Югорский, Пермский, Вятский… Обдорский, Кондинский, и обладатель всеа Сибирские земли и великие реки Оби, и Северные страны повелитель, и иных многих земель государь. Приезжал к нашему царскому величеству с великие реки Оби Куновата города, да Илчмы города, да Ляпина городка, да Мункоса городка, да Юила городка, да Сумт-Вош городка Лугуй князь, чтобы нам его пожаловать: тех его городков нашим ратным людям воевать не велели, а дань бы нашу нам с тех городков велели бы имать в Вымской земле. И мы Лугуя князя с теми его городками пожаловали: за то, что он к нам приехал наперёд всех бить челом, с него имать дани на год по 7 сороков соболей лучших, и привозить ему дань ежегод в Вымь самому на срок до Дмитриева дня, и впредь привозить по тому же, и тем городкам помогать. Дана сия наша жалованная грамота в царствующем граде Москве лета 7094 августа в 14 день.

Прочитав, Маркел ещё раз посмотрел на грамоту, покачал головой и подумал, что это Семейки Емельянова рука, это он так угловато пишет, – и, перевернув грамоту, осмотрел её оборотную сторону. Там вверху, опять же Емельяновской рукой, было начертано «Царь и великий князь Фёдор Иванович всеа Русии», а ещё немного ниже был виден уже едва заметный оттиск царской перстнёвой печатки: две переплетенные буквы «Ф» да «И», а сбоку рыба с большим глазом, это Лугуева тамга такая. Маркел хмыкнул, начал перечитывать, запоминать и снова перечитывать…

Лугуй, не дождавшись, подался вперёд, отнял у Маркела грамоту, сказал:

– Ну, вот, теперь ты знаешь, как всё оно вначале было и что мне царь обещал. Поэтому теперь вот так: пойди и скажи своим, что пока опять не будет так, как оно вначале было оговорено, я царю ясака выдавать не буду. А буду только после того, как он вернёт мне Сумт-Вош и казнит воеводу Волына. А пока не вернёт и не казнит, я буду Великой Богине ясак отдавать. И Великая Богиня защитит меня, как раньше защищала, Великая Богиня вам ещё…