Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

– А то, – ответил Игичей, – что как мы с тобой договаривались? Что когда возьмём Куноват, ты отдашь мне Аньянгу. Ну так отдавай!

– Чего это я вдруг тебе её отдам? – спросил Волынский. – Ты мне не помогал! Я один взял Куноват! Я и мои люди! Моя бочка с порохом! Поэтому он мой и без тебя!

– Как это он твой? – удивился Игичей. – Он такой же мой, как и твой. Твоё войско зашло в Куноват, и моё тоже зашло. Вот что я могу тебе сказать. Но я не буду этого говорить, а я повторю только то, что и вчера говорил: ты отдай мне Аньянгу, а я отдам тебе Куноват. И ты же согласился со мной, и мы это твоё согласие записали в грамоте, и ты это скрепил своей тамгой, а я своей. Вот здесь! – Он достал грамоту и развернул её: – Читай!

– Это твоя грамота, и сам её читай! – в сердцах ответил Волынский.

Игичей прищурился от злости, осмотрелся, увидел Маркела, обрадовался и воскликнул:

– О! Вот царский посол! – И продолжал, обращаясь к Маркелу: – Ты эту грамоту писал, теперь ты и прочтёшь её!

И он потянул Маркелу грамоту. Маркел посмотрел на Волынского. Тот отвернулся.

– Бери! Бери! – сказал Игичей насмешливо. – Она не кусается!

Маркел вздохнул, взял грамоту и только приготовился читать, как Игичей вдруг сказал:

– Нет, не так. Вначале перекрестись. Чтобы всё было без обмана.

Маркел перекрестился, осмотрелся. Все молчали. Маркел опять посмотрел в грамоту и начал:

– Я, Игичей, великий князь Югорский…

– Не читай! – громко сказал Волынский.

Маркел опустил грамоту. Игичей схватил её, прижал к груди и засмеялся. Волынский покраснел от злости, обернулся к своим людям и велел позвать Аньянгу. Один из людей поклонился и быстро пошёл в темноту. Волынский опять поворотился к костру и стал греть над ним руки. А Игичей, широко улыбаясь, начал притопывать, хлопать в ладоши. Его люди взялись это за ним повторять. Игичей хлопал, топал всё быстрей, его люди уже чуть поспевали за ним. Потом откуда-то из-за толпы забухал бубен, потом на пустое место выбежал шаман, начал плясать по кругу, гайкать. Следом за ним загайкал Игичей, а за ним всё его войско. А Аньянги всё не было и не было. Наши стояли неподвижно, никто и пальцем не шевельнул, а остяки плясали всё быстрей и гайкали всё громче, шаман бил в бубен, кричал дико, по-звериному. Ночь была тёмная, светили только звёзды.

Вдруг остяки перестали плясать, стало тихо. Маркел оглянулся и увидел, что в крепость входит Аньянга, а за ней идёт её девка-прислужница. Аньянга была в дорогущей длинной шубе из белых песцов и в такой же белой шапке. Как на свадьбу, подумал Маркел. А Игичей посмотрел на Аньянгу, подмигнул Волынскому, шагнул вперёд и бросил грамоту в огонь. Грамота стала гореть, изгибаться. Аньянга подошла, остановилась. Волынский повернулся к ней, сказал:

– Я посылал за тобой вот зачем. Скажи, за кого ты хочешь выйти замуж: за меня или за него? – и указал на Игичея.

Тот только открыл было рот, но смолчал. Ведь грамота уже почти сгорела!

Но Аньянга улыбнулась и ответила:

– За него, конечно, – и показала на Игичея. Игичей опять стал улыбаться.

– Как это «за него»? – нетвёрдым голосом переспросил Волынский. – Анюта, что ты говоришь?! Тебя околдовали!

– Нет, – ответила Аньянга, – никто меня не околдовывал и ни к чему не принуждал. Просто раньше я хотела так, а теперь хочу иначе. Хочу за него идти!

И с этими словами она кивнула в Игичееву сторону. Игичей решительно подступил к ней и крепко схватил её за руку.

– Анюта, – тихим голосом сказал Волынский, – что ты делаешь? Я тебя завтра в Вымь свезу, мы обвенчаемся. Вот крест!

И он перекрестился. А она сказала:

– Поздно!

Тогда Волынский, как и Игичей, тоже схватил Аньянгу за руку и потянул к себе. А Игичей тянул к себе.

– Васья! – громко сказала Аньянга. – Мне больно.

Волынский разжал свою руку. Игичей сразу схватил Аньянгу, засмеялся.

– Анюта! – растерянно повторил Волынский. – Анюта!

Но Аньянга даже не смотрела в его сторону. Она смотрела на костёр, и было видно, что щёки у неё мокры от слёз. Игичей схватил Аньянгу ещё крепче, рукавом вытер ей слёзы, поднял на руки и понёс вон из Куновата.

– Иди, иди! – крикнул ему вслед Волынский. – Не нужно мне твоё войско! Без тебя справлюсь! Проваливай!

Игичей обернулся, ответил:

– Твоё слово для меня закон, боярин!

И засмеялся, пошёл дальше. Следом за ним шло его войско. Их было много, они всё шли и шли, пока все не вышли из крепости. Волынский сразу же сказал:

– Куноват теперь наш. А скоро и вся Югра будет наша!

Но все на это промолчали. Все смотрели вслед Игичееву войску. Волынский громко засмеялся и прибавил:

– И что мне эта Аньянга? У меня этих Аньянг в Москве!..

И только рукой махнул досадливо. А потом, как будто спохватившись, повернулся к Змееву и закричал:

– Иван! Я что, теперь всю ночь здесь на морозе торчать буду?

С этими словами он развернулся и пошёл к крыльцу Лугуевых княжеских хором. Следом за Волынским шёл Змеев, за Змеевым шёл челядин с огнём.

А из-за реки, от Игичеева табора, опять послышался бубен. Это значит, подумал Маркел, что они и в самом деле уходят – совсем. Соберутся и уйдут к себе. Что же теперь дальше будет, прости, Господи?! И он опять посмотрел на Волынского. А тот уже поднялся на крыльцо, остановился и долго смотрел на своих сверху вниз, как будто кого-то высматривал…

Потом вдруг повернулся к Маркелу и громко сказал:

– А ты чего стоишь? Иди, показывай. Ты же здесь всё знаешь!

Стрельцы расступились, Маркел поднялся на крыльцо, челядин отдал ему огонь, открыл дверь, и Маркел первым вошёл в хоромы. Следом за ним вошёл Волынский, за ним его дворский Леонтий и дальше другие челядины. Все они были с огнями. Маркел, глядя на них, ещё подумал, что как бы худа не было.

И его, то есть пожара, не было. А было то, что наша челядь очень быстро приладилась к новому месту, и не успел Маркел ввести их в княжескую трапезную, как одни из них сразу начали растапливать щовал, а другие кинулись искать чулан с харчами. Волынский расстегнул шубу и сел на кошму. Маркел сел рядом. Челядин подал им чашки. Волынский долго смотрел в стену, держал чашку, думал. Потом разом выпил. И опять молчал. Про Аньянгу вспоминает, про кого ещё, не про Игичея же, думал Маркел. Вошёл Змеев. Волынский знаком пригласил его садиться. Он, наверное, хотел поговорить с ним про Аньянгу… Но Змеев строго сказал, что ему ещё рано садиться, ему сперва надо людей чем-то занять, иначе они перепьются и спалят всё, как спалили в Берёзове.

– Никто Берёзов не палил, – строго сказал Волынский.

– А я и не говорю, что палил, – ответил Змеев. – Я только говорю, что как бы здесь такого не было.

Волынский нахмурился и промолчал. Было видно, что он опять думает про Аньянгу. Но Змеев опять сказал, что нельзя давать людям волю, люди от воли опять перепьются и набезобразничают.

– Так как ты полагаешь быть? – спросил Волынский.

– Полагаю, – сказал Змеев, – выставить на стены дозор, а всех остальных послать чинить проломы. А то вдруг мало ли кто надумает вернуться. Но, – тут же прибавил Змеев, – это если дозор не выставить. А если выставить, тогда никто к нам не сунется.

– Эх! – только и сказал Волынский. – Отдохнул! – Отставил чашку, встал и пошёл к выходу.

И они со Змеевым ушли. А Маркел так и сидел возле щовала. Сидел долго. За окном шумели. Пришёл челядин, спросил, чего подать. Маркел сказал, что ничего. Потом спросил, что делается в крепости.

– Делается тын, – ответил челядин и вышел.

Маркел продолжал сидеть, слушал крики за окном, вспоминал прошедший вечер и вначале гневался, а после стал думать о том, что это очень хорошо, что Игичей ушёл, а так бы он только мешал. А так, думал Маркел, без Игичея…