Делла-Уэлла (Странствие королевы)
Шрифт:
Она обогнула девятикупольный массив корабля и незаметно приблизилась к тому месту, где на охапках сухой травы возлежали старцы. Говорил шаман:
– ...с мечом в руке - да разве это страх? Ткнут тебя, и уплывешь в ночной мрак на вечное отдохновение. И в темнице тягомотно, но не боязно, смерть придет - как заснешь... Одним сибиллам ведом подлинный ужас, потому как нет у них надежды на спасение в могиле. Да и кары вам, людишкам смертным, разве придумаешь? Раздвоить - так это миг один, зажарить аль утопить - подолее, но разве сравнишь это с муками сибилло заточенного?
– Врешь, не заточали тебя.
– А то знаешь? Прапрадедов твоих тогда под солнцем
"Если врет, то до чего убедительно!" - подумала Таира.
– Ну, бросили меня в придорожный колодец каменный; пока караваны шли, меня еще потчевали - кто подаянным куском, а кто и калом рогатовым. А как прихолодилось, кормиться стало нечем. Тогда я принялось ступени в каменной стенке выгрызать, да только зуб поломало. Он и сейчас там лежит, как ночь опускается - чую, ноет он от холода... Ты не думай, что у меня только тело мое бессмертно, - каждая частичка моя, хоть зуб, хоть волос, нетленны, и ежели я хоть ресницу на дороге уроню - потом век свой буду глазом дергать, когда на нее наступят. Вот так.
"А ведь со своими он не придуривает, мол "сибилло уронило..." По-человечески говорит, без этого третьего лица. Значит, это он только перед нами выпендривался, - отметила девушка.
– Насчет бессмертия он, конечно, заливает, как всегда, но даже мудрый Рахихорд, похоже, клюнул. Хотя - а вдруг правда?.."
А "бессмертный" продолжал:
– Только ты мою тайну храни, Рахихордушка, тебе еще долго жить да править, сам меня не обидь и никому воли не давай. Потому как нет на всех дорогах под солнцем существа жальче, чем сибилло, - денно и нощно боится оно раздвоения и усечения. Ибо каждая часть его будет болью томиться, пока кто-нибудь воедино все косточки не соберет.
– А кому это надобно - кости сибилловы подбирать? Их гуки-куки обгложут, и поминай как звали!
– недоверчиво предположил Рахихорд.
– Что от губ моих уцелеет, то и гуков заклянет, чтоб кости собрали, логично заключил шаман.
Таира подумала, что пора ей уже и появляться, но старый рыцарь, стосковавшийся по общению, не унимался:
– Так тебя что, и из колодца гуки-куки вызволили?
– Ну а кто же? Как весна пришла, унюхал я стаю, выбрал четверых поздоровее и принялся им хвосты растить. Когда хвосты вытянулись непомерно, приманил я гуков к колодцу, задами посадил и хвосты сплел. А вот вылезти еле сил достало, феи подсобили. Потому как за всю зиму-ночь треклятую крошки во рту не было, от холода лютого сон-угомон не шел, от голода лед грыз... Что там говорят: кожа да кости. Кости стужей истончились, кожи не стало - одна прозрачная пленочка... Ой, люто мне было так, что заточения я страшусь, аки казни.
– То-то на колдовство ты стал скуп - для себя силы припасаешь? поинтересовался Рахихорд.
– Да много ли я умею! Когда я родился, заклинаний было ведомо - на руках пальцев хватит, чтобы перечесть. А когда колдовство да ведовство в силу пошло, у меня уже память отшибло. Так что нонешние сибиллы передо мной, почитай, что князи перед смердами. Это я тебе тоже по секрету великому говорю. Вот так. Да где ж пичуга наша с водичкой? Не иначе, орехи в траве подбирает...
– А вот и я!
– поспешила явиться девушка, чтобы не дать старикам предположить наиболее вероятное.
– Разбавлять будете один к трем, как древние греки?
– Сибилло разберется.
– Шаман тут же вернулся к своим излюбленным оборотам.
– Оно на своем веку чего
– Может, вам ягод каких-нибудь поискать, мяса-то вчерашнего не осталось.
– Не знаю, как на твоей дороге, а на нашей после первой не закусывают, наставительно заметил шаман.
– Не порти ребенка, - оборвал его старый рыцарь.
– Наливай лучше. А на закуску птичку в поднебесье заговори.
Но не успел незадачливый заклинатель и рта раскрыть, как на земле возле него появилась громадная корзина, наполненная дымящимися пирогами. Еще миг и сетка величиной с добрый гамак, набитая полосатыми и крапчатыми плодами. Хлюпнул содержимым запечатанный бурдюк. Кильватерным строем пошли оловянные блюда с жареным мясом.
– А уж прибеднялся-то!
– укоризненно протянул Рахихорд, ткнув шамана в бок острым старческим локтем.
Таира хихикнула - она-то понимала, что это кто-то из дружинников обчищал дворцовую кухню. Сибилло выхватил из корзины пирог, разломил его и половину протянул Рахихорду, но сам, прежде чем есть, плюнул на палец и стал подбирать им крошки, просыпавшиеся на колени. У девушки засосало где-то под сердцем - надумать да наврать можно с три короба, но вот это инстинктивное движение перед полными корзинами еды - оно в подсознании, так может поступать только тот, кто действительно умирал от голода. Несчастный Кощей...
– Дедуля, давай я тебе брови да усы подберу, есть ведь мешают, - сказала она, движимая острой жалостью.
– А и прибери сибиллу неухоженного, - с готовностью согласился шаман, доставая из очередного мешочка фантастически грязный гребешок.
– Только ежели волосок какой упадет - сюда схорони, в кисет.
– Не волнуйся, дедушка. А долго моя молвь-стрела будет до князя добираться?
– Твоя - до ближней подставы, потом другая полетит, третья... Невозможный Огонь им не указ, так что за два междымья управятся, а то так и скорее. Не опасуйся.
Девушка догадалась, что "междымье" - это время от одного сигнального огня до другого. Потом властителю на сборы, да обратная дорога... Получалось многовато.
– А нельзя как-нибудь наколдовать, чтобы побыстрее?
– спросила она, отрывая от носового платка узкие ленточки.
– Отчего же нельзя?
– с готовностью отозвался сибилло.
– Только недешево это обойдется...
Вся жалость к нему тут же улетучилась.
– Ну, знаешь, я ведь твою бороденку тоже даром чесать не обязана!
– И гребешок полетел в траву.
– Ой, подыми, подыми, там уж и так два зуба выломано, а новый-то на перл лазоревый потянет!
– Это у тебя два зуба выломаны. Будешь заклинать?
– Ох, принуждают сибилло, приневоливают... Подбери гребень, девка нечестивая, да в ручье помой!
– Если я его в ручье помою, то вся живность, что эту воду пьет, передохнет. А жаль.
Тем временем старый рыцарь буквально помирал со смеху, слушая эту перебранку. Кончилось тем, что он зашелся кашлем, едва не подавившись тонко слоившимся печевом.
– Позволь, многостоялый караванник, я тебя по спинке похлопаю, - учтиво обратилась к нему Таира, чтобы подчеркнуть разницу в отношении к ним.
– А чадо учено!
– изумился Рахихорд.
– Ежели бы ты, юница, не была так ребячлива в словах и деяниях, посватал бы тебя за своего младшего.
– Как же!
– желчно отозвался шаман.
– Пойдет Царевна Будур за твоего голодранца!
– Царевна Будур, так и быть, прежде всего приведет тебя в божеский вид, примирительно проговорила девушка, - а уж потом самостоятельно распорядится своей судьбой.