Делла-Уэлла (Странствие королевы)

– Голос?
– переспросила девушка.
– А может, это был вовсе и не князь?

Великан только печально усмехнулся:

– Мой отец, не выносивший жестокости и понявший, что княжеского правосудия он не добьется, бросился из дворца, вскочил на своего рогата и помчался назад, в тот город, где он оставил свой караван. Тут его и схватили - за то, что ехал по Великой Дороге, оборотясь спиной к солнцу без специального на то фирмана. А старший мой брат, даже не ради мести, а из справедливости, как он ее понимал, с небольшим отрядом напал на княжеский монетный амбар, выгреб оттуда все сокровища и, не взяв себе ни мелкой белой жемчужинки, все раздал своим людям... Которые и выдали его, как только кончились деньги. Так что и отец, и брат добились-таки княжьего правосудия... и получили его сполна.

Наступила очень долгая тишина.

– Я не привык к таким длинным речам, - проговорил наконец Лронг внезапно осевшим голосом.
– С твоего разрешения, я хотел бы удалиться. Невозможный Огонь погас, и мне нужно обойти немало домов, чтобы в них не осталось никого, брошенного без еды, воды и анделахаллы.

– А кроме тебя это некому сделать?
– сухо спросила принцесса.

– Послушников Травяного Приюта всегда мало, - устало проговорил великан, подымаясь на ноги.

– Но тебе ведь теперь незачем соблюдать свой обет, - возразила она.

Великан как-то странно глянул на нее и поднялся на ноги.

– Постой, - вмешалась Таира, - ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня!

Он благодарно улыбнулся ей и размашистым шагом направился к городу, легко переступая через орешниковые пеньки.

– Всем отдыхать, пока не придет сообщение из Ракушечника, - распорядилась принцесса.

– Пошли, - легко взмахнув ладонью, словно стирая пыль с невидимой полочки, сказала Таира, не обращаясь персонально ни к кому из присутствующих и поворачиваясь лицом к кораблю. Скюз, ни секунды не помедлив, последовал за ней.
– Ты говорил, что можешь не только сам перелететь в любое место, но и забросить туда одну вещь...

– Куда и какую?
– послушно отозвался юноша.

– Письмо. Нужно написать папе, чтобы он не волновался, что я жива-здорова, под надежным присмотром и вернусь к первому сентября.

– А что значит - первое сентября?

– Вот счастливчик - он не знает! Совсем коротенькую записку, легонькую как перышко!
– прибавила она уже совсем другим, просительным тоном.

– Проблем нет, - ответила за юношу мона Сэниа.
– Мы все хорошо помним ваш остров и давно могли бы перебросить туда и письмо... и тебя, если пожелаешь.

– Нет, - мотнула головой девушка, и ее яркие каштановые волосы взлетели, как крылья жар-птицы.
– Я нужна здесь, чтобы найти Ю-ю.

– Но поверит ли твой отец, что писала именно ты?
– засомневался Скюз. Письмо, пришедшее таким необычным для вашего мира способом... Не лучше ли нам вдвоем на несколько минут вернуться на твой остров?

– Нет, - твердо сказала девушка.
– Хватит с меня всяких штучек с вашими перелетами. Очутимся где-нибудь на Сатурне. Я просто подпишу письмо так, как называет меня отец, - этого ведь никто, кроме нас и прабабушки, не знает.

– У тебя есть второе имя?
– удивилась мона Сэниа.
– И как же называет тебя твой уважаемый отец?

– Царевна Будур, - сказала девушка, ныряя в люк маленького Скюзова кораблика.

Принцесса проводила ее задумчивым взглядом. "А я не ошиблась, - сделала она комплимент самой себе, - есть и у меня что-то от сибиллы. В ней действительно течет королевская кровь".

Между тем Ких и Флейж, не зная усталости, обследовали кабаки и притоны Ракушечника. Шурушетра они уже отыскали - если это был именно сибиллов паук. Что-то вроде амфитеатра с почти отвесными ступенчатыми стенами ограждало овальный участок совершенно вытоптанной земли, на которой разлеглись пять или шесть чудовищных тварей. Различить их было совершенно невозможно, как и сосчитать, - они буквально сплелись в один клубок и ожесточенно грызли свои намордники в братском порыве отъесть хотя бы одну ногу у ближнего своего. Оставалось только надеяться, что сибилло догадался пристроить свое достаточно экстравагантное средство передвижения на эту стоянку.

Шамана обнаружили в третьем от входа в амфитеатр кабаке. В первом и втором наблюдались штабеля мертвецки пьяных жителей славного города, обладателя четырех колодезной тюрьмы, и валяющаяся в изнеможении прислуга, видно было, что сибилло решило наплевать на запреты и перемещалось от одного питейного заведения к другому, не дожидаясь угашения Невозможного Огня.

В третьем слышался нестройный многоголосый гул, который возникает тогда, когда говорящие, не слушая друг друга, пытаются перекричать соседа в садистском стремлении излить на собутыльника свою душу. Джасперяне, в просторных плащах с капюшонами, позаимствованными на тюремном дворе у так и не пробудившихся стражников, с лицами и руками, вымазанными глиной пополам с сажей, бесшумно приблизились к столу и, переведя калибраторы своих десинторов на нижнее парализующее деление, без хлопот лишили присутствующих возможности вмешиваться в ход событий. Обездвиженных таким образом пропойц они без лишней суеты вынесли во внутренний дворик и сложили в свойственном этому городу порядке.

Теперь за столом остался один только шаман в одиночестве, которое трудно было назвать гордым. Усы и брови без единого бантика отмокали в суповой чаше, откуда несло дрожжами и гнилыми персиками; морщинистые серые груди возлежали на блюде со свекольным салатом.

– Эй, твоя сибиллова светлость, - сказал Флейж, подсаживаясь рядом на лавку, не слишком, впрочем, близко, чтобы не замараться.
– Не пора ли сменить это свиное пойло на благородные вина из погребов принцессы Джаспера?

– Это пойло... с отмороженным...
– Сибилло сделал попытку освободить чашу от присутствия собственных усов и, не перенеся тягот этого предприятия, повалился боком на лавку.

Ких сбегал во дворик и вернулся с кувшином воды. Выплеснув ее на страдальца и смыв таким образом помои с его торса, он наклонился, проверяя его дыхание. Старик еле слышно бормотал, повторяя одно и то же: "Ведьмак двуполый... копытом зачатый... подстилка княжья..."

Вот, оказывается, в чем было дело: спесивый ведун не мог пережить поношения, да еще прилюдного. В комнате возник некто толстопузый, похоже, хозяин заведения. "Расплатись", - шепнул Флейж, и Ких начал перебирать мешочки, висевшие на поясе старика, в поисках жемчужин, которые со всей очевидностью служили здесь деньгами. Но как только шаман почувствовал на своем кошельке чужую руку, он разом поднялся и, дикими глазами озираясь по сторонам, поднял палец:

– Одну!
– И снова повалился.

Ких швырнул кабатчику шарик покрупнее, чтобы загладить возможные недоразумения, и мимолетом подумал, что если их пребывание на этой смрадной планете затянется, то придется им повторить подвиг Лронгова брата. Исключая финал, естественно.

Флейж между тем нашел на столе что-то вроде капустного листа и с его помощью принялся приводить шамана в чувство, небольно, но хлестко охаживая его по щекам.

– Принцесса желает тебя видеть, достопочтенный, - проговорил он, когда щелочки мутных глаз снова приоткрылись.
– Еду и питье мы гарантируем.

– Сибилло остается, - замотал головой старик.
– Сибилло лаяли паскудно и облыжно. Он слыхал.

Костяной палец ткнулся в подбородок Киху.

– Ничего я не слышал, - твердо сказал Ких.
– А что слышал, того не понял. А что понял, того не запомнил.

– Рахихорд охальник неутомимый, он тебе напомнит!

– Нету Рахихорда. Отошел в мир иной.

– Что-о-о?

– Скончался.
– Для пущей убедительности Ких сложил руки на груди и возвел взор к загаженному потолку.
– Почил вечным сном. Приказал долго жить. Отправился к предкам, черт тебя подери, старый хрыч!