Дело №306

Это был коренастый, широкий в плечах человек, со смуглым крупным лицом. Градову было лет сорок, но сильная проседь в темных волосах и резкие морщины на лбу старили его. Черные пристальные глаза и густые, жесткие брови придавали ему суровый вид, от которого становилось не по себе даже самым развязным преступникам. Но стоило майору улыбнуться, как это первое впечатление улетучивалось. Все те, кто часто общался с Градовым, отлично знали отзывчивость и даже мягкость майора, никак не соответствующие его грозной внешности. Впрочем, в напряженные часы работы он действительно бывал грозен и беспощадно требователен к себе и другим.

–  Садитесь, лейтенант, - сказал Градов.
– Нашли серебристую машину? Я уже ознакомился в общих чертах с делом.

–  Нет, машину не обнаружили, товарищ майор.

–  Установили, кто пострадавшая?

–  Утром звонил в клинику. До сих пор она не пришла в сознание.

–  И это все, что вы можете доложить?

–  Нет, не все!
– Мозарин протянул Градову конверт с таинственной запиской.

Майор взял конверт, развернул записку и, подойдя к окну, стал внимательно, через лупу, исследовать ее.

–  Н-да… Любопытный, странный документик… Что-то не очень квалифицированный… - сказал он, усмехнувшись.
– Однако займемся уточнением происшествия. В котором часу автомобиль налетел на неизвестную?

–  В двадцать два ноль пять! Но, товарищ майор, готовится диверсия! «День икс» - может быть, сегодня, завтра… - волнуясь, говорил Мозарин.
– Надо спасать дежурного!

–  Ну, об этом особый разговор… Значит, все случилось до того, как хлынул ливень?

–  Да! Но ливень смыл, разумеется, все следы. А главное, на мостовой не найдено ни одного осколка.

–  Это легко поддается объяснению. Женщина поздно заметила, что на нее мчится машина, испугалась, стала метаться, споткнулась и упала. Автомобиль, видимо, наехал на нее, когда она уже лежала на мостовой. Понятно, что фары, переднее крыло и радиатор не коснулись ее.

–  Так, - подтвердил Мозарин.
– Но машина, очевидно, была неисправная. Сигнал не действовал, фары не включены, тормоза, наверное, тоже были не в порядке…

–  Слишком много неполадок для одной машины, - задумчиво произнес Градов.
– Какой шофер, зная, что его машина неисправна, будет лететь сломя голову, да еще в непогоду, в потемках? Нет! Тут что-то другое.

–  Во всяком случае, товарищ майор, виноват шофер! Думаю, что можно выяснить, какие шоферы-женщины проезжали в этот час по улице Горького. Я поговорю с ними повнушительней!

Градов покачал головой.

–  Вижу, что вы не наметили план расследования!
– воскликнул он, поднялся с дивана и, опустившись в кресло напротив Мозарина, посмотрел на стенные часы.

–  Шаблон в нашем деле может завести вас на ложную дорогу.
– Градов взял со стола прозрачный мундштук, вставил в него сигарету, закурил и пододвинул портсигар лейтенанту.
– Следствие - дело щепетильное, творческое, не терпит трафаретных, решений. Зачем собирать улики, разрабатывать версии, вести допросы? По-вашему получается, что поговоришь «внушительно» с подозреваемым - и дело в шляпе! А ведь признание далеко не всегда является истиной. Вот на Западе додумались сажать подследственного посреди комнаты с зеркальными стенами. Допрос ведется через небольшое отверстие. Когда ставится вопрос о виновности, комната освещается зловещим зеленоватым светом. Куда ни взглянет обвиняемый, он видит в зеркалах свое лицо, похожее на лицо мертвеца. Западные криминалисты считают, что самые закоренелые преступники в зеркальной комнате признаются во всем.

–  Да, в таком положении что угодно скажешь!
– воскликнул Мозарин.
– Это вроде инквизиции!

–  Но это еще не все. Иногда на Западе применяют так называемый психогальванометр, - продолжал майор.
– Подозреваемому вкладывают в руку небольшую пластинку и через его тело пропускают электрический ток, напряжение которого отмечается гальванометром. Если полицейский задает вопросы невинного свойства, испытуемый, конечно, остается спокойным и прибор ничего не показывает. Когда же полицейский задает вопросы, которые волнуют испытуемого, его железы, как известно, выделяют пот. А влажная ладонь уменьшает сопротивление проходящему току, и это сейчас же отражает шкала гальванометра. Что и требуется! Стало быть, любой невинный человек, который волнуется из-за того, что полиция его в чем-то подозревает, может быть признан виновным.

–  Зато «по-научному»!
– усмехнулся Мозарин.

–  Да, но это «наука» людоедов!
– продолжал майор.

– Как и пытки в старое время, так и зеркальная комната с зеленым светом, и психогальванометр, и другие подобные фокусы вынуждают у обвиняемого лишь формальное признание в преступлении. Сейчас наше советское право не считает голословное признание подозреваемого достаточным основанием для того, чтобы осудить его. Судебная практика знает случаи, когда по каким-либо причинам человек берет на себя вину в преступлении, которого он не совершал. Учтите, в уголовном мире нередко главари шайки или банды заставляют третьестепенного соучастника под угрозой смерти взять на себя всю вину, и таким образом матерые рецидивисты ускользают от возмездия. Вот недавно мальчишка, несовершеннолетний, вдруг признался, что именно он совершил ограбление склада, нанеся сторожу тяжелое увечье. А на поверку оказалось, что мальчишка этот - подставная фигура, хотя все улики формально говорили против него. Просто главари банды рассчитали: с паренька спросу мало, он несовершеннолетний, еще не был судим. А из колонии они обещали вызволить его. Так-то… Я говорю это для того, чтобы вы твердо уяснили: надо искать и находить объективные улики и факты. Материал оперативного работника, как и следователя, должен выдержать испытание при самом дотошном, придирчивом судебном разбирательстве. Не забудьте также, что особо опасные преступники умеют подчас подсунуть молодым работникам «приманку», на которую они и клюют. Надеюсь, лейтенант, для вас все ясно?

–  Так точно!
– Мозарин вскочил с кресла, но Градов опять усадил его на место.
– Я ведь потому несколько сбит с толку, что у меня нет ну никакого следа. Вслепую иду, товарищ майор!

–  Да… Преступник неизвестен, личность пострадавшей до сих пор не выяснена. Обстоятельства наезда удивительны по наглости. Фары погашены, сигнал молчит… - задумчиво произнес Градов.
– Что ж, нам не впервые решать такие сложные алгебраические задачи. И еще эта дикая записка!… Возьмите ее, отдайте нашим научным сотрудникам и попросите восстановить зачеркнутую строчку…

Выйдя из кабинета Градова, Мозарин прошел в научно-технический отдел, в лабораторию, где производили химические, биологические и прочие анализы и экспертизы. Он столкнулся с Корневой в дверях, протянул ей записку и объяснил, что надо сделать. Девушка кивнула головой.

–  Когда будет готово?
– спросил лейтенант.

–  У нас не залежится, Михаил Дмитриевич!

–  А все-таки?

–  Ну, через сутки.

–  На одну строчку - целые сутки?! Значит, на десять строчек - десять суток, на сто…

–  Тоже одни сутки. Ведь это же химия, а не заказ на пошив сапог: если одну пару можно стачать за три дня, то десять пар - за тридцать дней…

–  Это можно и без химии сообразить, - ответил офицер, неудачно пытаясь сострить. И подумал: «Определенно, она на меня за что-то зуб имеет… Или чванится своим высшим образованием».

–  А вы, пожалуйста, пораскиньте мозгами, - продолжала Корнева.
– Об анализах и восстановлении документов надо иметь представление…

–  Я предлагаю прекратить прения!
– перебил ее Мозарин, чувствуя, что всерьез начинает сердиться.
– Кто за?

–  Я воздерживаюсь… - Девушка высоко подняла голову, и в ее глазах, казалось, вспыхнули синие искры. Она стремительно скрылась за дверью.

Лейтенант отправился в Городскую автомобильную инспекцию. Там по карточкам учетного стола он составил список гаражей, где можно было обнаружить и осмотреть серебристые «Победы», номера которых оканчивались на цифру «35» или «85». Выйдя из инспекции, он уселся в мотоцикл и поехал по гаражам.

4

День разгорался - сверкающий, знойный. Синий столбик большого термометра на стене районного Совета поднялся до тридцати шести. Над витринами магазинов спустили полотняные навесы. Посреди мостовой серый пони вез в ярко-желтой двуколке мальчика, следом, шевеля огромными, как лопухи, ушами, шествовал слон с красным ковриком на спине, а за ним вышагивал рыжий верблюд, впряженный в высокую двухколесную тележку, на которой восседал усатый мужчина. Яркий плакат на задке коляски оповещал о предстоящем карнавале в Зоопарке.