Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного

Указание на агитацию со стороны якобы его, Щастного, неверно, так как есть в Совете флагманов предложение быть подальше от этого. Когда они прибыли из Гельсингфорса, положение действительно было неустойчивым, и еще больше оно обострилось после того, как в Финляндии была объявлена мобилизация. За написанные им в конспекте предположения отвечать он должен, потому что это его личные мысли, но никак не выступление, и как таковое нигде не доказано. Часть этих конспектов он писал для съезда, часть – для Троцкого, что подтверждается сделанным заголовком «Причины моего ухода». 24 мая было подано прошение об отставке, а 25 мая писал причины ухода; что касается некоторых заметок, выражавших неодобрение Советской власти, то он считает, что эти заметки не могут быть предметом расследования. Это его, Щастного, мысли, и ничьему контролю не подлежат, поскольку они не выражены в действиях. Обвиняемый предлагал заменить его каким нибудь партийным адмиралом, но почему-то этого не нашли возможным сделать.

Доказательством, что в его выступлениях на съезде не было ничего контрреволюционного, может служить показание Флеровского: если бы в его словах было преступление, то Флеровский донес бы Троцкому. На заданный Троцким вопрос, признаю ли я Советскую власть, сказал, что раз я работаю при этой власти, то считаю этот вопрос излишним. Это Троцкого рассердило, и он ударил кулаком по столу. Я сказал: прошу разговаривать со мной в тонах более приличных, и в ответ на это Троцкий вызвал красноармейцев и арестовал обвиняемого. Узнав у Троцкого о назначении комиссаром Флеровского, по поводу назначения не возражал. На посланное прошение об отставке получил ответ об отклонении ходатайства. Все получаемые распоряжения всегда своевременно докладывал комиссару. Декрет о 6-месячной службе во флоте издан только на днях после ареста его, Щастного, раньше же о сроке службы нигде ничего сказано не было. Показание Троцкому [дано] под насилием.

Обвинитель Крыленко просил огласить частные показания свидетелей Блохина и Дужека; пункты 3, 16 и 17 положения о комиссарах флота, об оглашении телеграммы наморси о назначении комиссарами флота Суркова и Сладкова.

Обвинитель Крыленко просил огласить пункт 4 рукописи Щастного относительно назначения комиссаров.

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Конспект рукописи огласить.

Защитник Щастного Жданов просил об оглашении всех документов, не исключая и свидетельских показаний.

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Огласить положение о комиссарах Балтийского флота.

Обвинитель Крыленко заявил, что из оглашенного документа вполне явствует, что старался провести наморси, и затем просил огласить соответствующее место рукописи «Бытовые затруднения» и «Мотивы ухода».

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Просимые обвинителем документы огласить.

Обвинитель Крыленко просил огласить документы в порядке обвинения, дабы после иметь возможность окончательно формировать обвинительное заключение.

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Оглашение документов в просимом порядке отклонить.

Обвинитель Крыленко просил: огласить конец телеграммы постановления протеста Совкомбалта о назначении главного комиссара Флеровского; приказ наморси о назначении Блохина и две телеграммы об одновременном назначении главкомбалтом Флеровского; о допущении ссылки, или об оглашении провокационных документов. О зафиксировании даты, когда был получен приказ о переводе Минной дивизии и когда эта дивизия прошла Невский мост.

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Просимые обвинителем документы огласить и дату установить – «дата от 21 мая».

Обвинитель Крыленко представил копию резолюции Минной флотилии, просил огласить Постановление III съезда по вопросу о свержении Петроградской Коммуны и об исключении Лисаневича и Засимука; огласить конспект рукописи Щастного на съезде в Кронштадте; донесение Флеровского по этому вопросу и затем мандат на съезд, а также показания Блохина, Дужека и др.

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Просимые обвинителем документы огласить, за исключением показаний Блохина, Дужека и др., в оглашении коих отказать как вторично возбужденном ходатайстве и уже раз отказанном.

Защитник Щастного Жданов просил огласить документ о принятии мер к взрыву кораблей; телеграмму Альтфатера по радио с Зеленым по вопросу об установлении демаркационной линии и просил об оглашении показаний свидетелей Блохина, Дужека и Альтфатера или же предоставить право для ознакомления.

Обвинитель Крыленко просил огласить показание свидетелей Раскольникова и Сакса.

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Просимые защитой документы огласить, а в оглашении показаний Дужека, Блохина, Альтфатера, Раскольникова и др. или в предоставлении права для ознакомления с таковыми показаниями сторонам отказать на том основании, что в оглашении свидетельских показаний два раза было отказано в возбужденном ходатайстве обвинителю.

Обвинитель Крыленко просил дать возможность обвиняемому сделать надлежащее объяснение по поводу оглашенных документов. В предоставленном обвиняемому слове дать объяснение по поводу оглашения документов последний заявил, что некоторые из оглашенных документов есть только временные заметки: «Положение по управлению Балтийским флотом» до сих пор не издано. «Мотивы ухода» – это его лишь наброски, а рукопись «Бытовые затруднения» – его лишь мысли. О протесте Флеровского ничего не знал, приказа о назначении Флеровского не было до 21 мая. Агитации во флоте никогда не вел, зная свои обязанности только лишь чисто технического характера, но не политического. Неоднократно просил Сакса о присылке хотя бы черновиков издаваемых Морской коллегией приказов, но все эти просьбы оказались безрезультатными. Деньги внесены быть не могли, что признает и сама Морская коллегия.

Трибунал ПОСТАНОВИЛ: Прения сторон отложить и заседание прервать до завтрашнего дня 21 июня 11 часов утра.

В 12 часов 10 минут открылось второе заседание Революционного трибунала при ВЦИК. Прения сторон были продолжены.

Обвинитель Крыленко указал, что положение об управлении Балтийским флотом точно и ясно определяет круг полномочий наморси и в ряде статей показано, что вся область оперативных действий, равно как и вся ответственность, лежит на нем. Все остальные действия в области политической и проч. подлежат обоюдной компетенции как наморси, так и главного комиссара флота. Особая статья предусматривает случаи расхождения между обоими, поэтому все ссылки Щастного, что положение недостаточно определенно разграничивает полномочия наморси и комиссара флота, неверно. Из чтения статей ясно вытекает, что внесение оперативных вопросов в Совет комиссаров флота было со стороны наморси прямым нарушением положения. Найденный у Щастного проект изменения положения во флоте является прямым отрицанием целей, ради которых оно издавалось <…> Важно не изменение этого положения, а то, что проводилось в жизнь – по словам самого подсудимого. В Совкомбалте наморси выступает в роли защитника матросских масс, но когда съезд готовится выбрать новый Совкомбалт, то Щастный всячески указывает на антидемократичность способа избрания Совета Съездом и всячески противодействует выборам. Отсюда видно трогательное сотрудничество со старым Совкомбалтом, полная солидарность даже в выражениях. Так, например: «Если будет назначен Флеровский, наморси уйдет», редакция Совкомбалта от 21 апреля гласит: «Если будет назначен Флеровский, мы уйдем». На совещании Высшего военного совета Щастный вместе с представителями Совкомбалта выражает протест против состоявшегося уже назначения Флеровского, и на съезде 15 мая Щастный заявил, что не считает Флеровского официально аккредитованным, ссылаясь на отсутствие каких-то формальностей. Бывшие в Минной дивизии волнения сопоставляются с фактами задержки этой дивизии на Неве. В дальнейшем, поддерживая обвинение в противосоветской агитации, обвинитель прихо-дит к заключению, что во всех действиях Щастного видна определенная, глубоко политическая линия, находя, что судебное следствие подтверждает данные Следственной комиссии, поддерживает обвинение в полной мере.

Защитник Щастного Жданов указал, что фактического материала для обвинения его подзащитного слиш-ком мало и что обвинение главным образом базируется на умозаключениях и выводах, [которые] часто явно грешат против логики. Главный козырь – это заметки Щастного, которые ни в коем случае не могут привести к обвинению в агитации, так как они не были доведены до чьего-либо сведения, а представляют заметки лично для себя. Обвиняемый ответственен только за оперативные действия, проведенные им, по отзыву свидетеля Троцкого, при самых затруднительных обстоятельствах – блестяще. Ответственность за политические и бытовые стороны должна лежать исключительно на главном комиссаре. В общем защитник находит, что все предъявленные пункты обвинения мало обоснованны, почему просит о полном оправдании его подзащитного.

В предоставленном обвиняемому последнем слове Щастный заявил, что он упорно сопротивлялся назначению на такой ответственный пост и обвинение его в захвате власти является совершенно необоснованным. Он этой власти не хотел, не добивался и был назначен против своего желания. О записках Щастный напомнил, что он 20 лет посвятил флоту, сжился с ним, болел его нуждами, почему и считал нужным указать на те меры, которые, по его мнению, должны были послужить к утверждению внутреннего распорядка на флоте. Предпринимать что-либо к тому, чтобы Зеленой начал переговоры о демаркационной линии не мог, так как сноситься с ним мог только с разрешения и под контролем Германского командования по радио, а при таких условиях какие-либо меры принуждения по отношению к Зеленому принять было невозможно, поэтому инкриминируемое ему обвинение целиком отвергает, а виновным себя не признает [83] .

83

Более полное изложение судебных прений сторон и последнего слова подсудимого приведено в газетах того времени.