Дело о мастере добрых дел

– Господин Намур, - сказал он, совершенно не в тему рассказа о пустынных достопримечательностях, - можно ли мне взглянуть на судовой журнал парусника "Итис"?

Они уже были в дезинфекции, и за стеной душевых, в комнате для подготовки пациентов кто-то звучно ахал и охал глубоким женским голосом. Судя по тому, что к Илану не обратились, дело шло по части акушерского отделения. Намура эти, вполне обычные для госпиталя звуки, заметно беспокоили. Илан открыл воду, чтобы заглушить тревожные шумы. Намур долго раздевался, Илан уже думал, просьба не была услышана. Или, хуже того, господин советник сделал вид, что ее не слышал. Повторить не решился. Но, наконец, из соседней душевой секции Намур ответил:

– А потом некоторые удивляются, отчего префектуре есть до них дело. Кто тут ёж, и кто собака?

– У меня личный вопрос, - попробовал объяснить Илан.
– Моя... невеста должна была плыть на этом корабле. Я читал в порту список пассажиров - ее там не нашел. Но потом в городе встретил еще одного человека, который тоже плыл на том корабле, и его не было в списках. Вы этого человека должны помнить по службе в префектуре, его звали Номо, племянник инспектора Адара. Его ранили в ту же ночь и тем же оружием. И на помощь позвали в тот же срок, что и к раненым с корабля. Но не вместе с ними, в госпиталь он отчего-то не поехал. А потом его кто-то... убил. Префектура открыла дело, я не знаю, как оно продвигается. Мне просто нужен судовой журнал с настоящим списком, а не тем, который вывешен в порту. Не могу спокойно спать, пока не проверю...

Намур снова долго не отвечал.

– Доктор, - сказал он.
– Лучше бы вам во все это не впутываться.

– Поздно, - отвечал Илан, отжимая намокшие волосы простыней, которые были в дезинфекции вместо полотенец.
– Я уже по шею впутан. Я делал Номо операцию, потом видел труп, потом давал показания в префектуре. А двое из префектуры стали наступать мне на пятки до того, как я впутался. От меня явно чего-то ждут. Вот я и хочу посмотреть этот журнал. Может быть, пойму, что им нужно.

– Как хотите, доктор, как хотите. Доберусь до адмиралтейства - велю прислать вам журнал на пару страж. Сделаю исключение для вас. Но это будет иметь последствия. Если вы найдете там что-то полезное не только вам, но и нам, окажите ответную любезность: сообщите, что об этом думаете. Можно не в префектуру, раз она вам не нравится. Можно письмом лично мне, и вложить письмо в сам журнал.

В дезинфекции они разошлись. Илан переоделся в штатную госпитальную рубаху, сложил парадную одежду и отправился в лабораторию, а советник Намур сказал, что, если можно, он постоит под горячей водой, очень уж это хорошо. На самом деле Илану было видно, что у советника тянет шрамы из-за плохой погоды. Обгорела у Намура не только голова. Но под горячей водой действительно легче. Илана, не зайди он в дезинфекцию после вечерней операции, тоже свернуло бы.

Возможность терять время в разговорах иссякла. Сейчас нужно подняться наверх, быстро написать Неподарку состав фиксирующего раствора к препарату, заслать кого-нибудь на поиски еды, потому что время на приличный ужин за столом уже потратил мимо, и вернуться к Актару. Вдруг гиффа тоже начнет ослаблять действие раньше из-за пьяного гриба.

Однако в лаборатории разбежались очередные поросята. В приемном кабинете горели все четыре лампы, на кушетке для осмотра больных, насколько возможно дальше друг от друга жались Мышь и Неподарок. Выглядели они так, словно их расталкивает невидимая сила. А по кабинету медленно вышагивал доктор Гагал и читал лекцию о том, что роды это праздник, по сравнению с которым дефлорация детский лепет, инфекции, вызванные половой неразборчивостью, не дремлют, а дефлорационный цистит премерзкая штука. Илан постоял в дверях. Немного послушал, несмотря на то, что нужно было торопиться. Спросил:

– Что натворили?

Мышь зашмыгала носом. Неподарок свернулся в черный ежовый комок без лица и конечностей, точь в точь как до этого под надзором инспекторов.

– Я зашел, узнать, где ты, - объяснил Гагал.
– Мне сказали, ты закончил с этим... новым доктором. Мне гиффы нужно, пару флаконов всего, для промывания, пациентка поступила с проблемами. А эти двое высунулись из-под какой-то попоны, что ли... или что у вас там валяется. Свернулись под ней, как котята, и выглядывают. Вдвоем. Вместе.

– Так, - строго сказал Илан.

Неподарок, забитое существо, уже полуобморочно трясся.

– Мы ничего, - всхлипывала Мышь.
– Холодно было, печь остыла. Ничего не делали, просто вас ждали. Мы даже не раздевались...

– Ты мне, взрослому дяде, будешь рассказывать, будто греха нельзя наделать, если не раздеться? Что за наивность!
– изумился Гагал и повернулся в Илану.
– Посмотреть твою девчонку? Я знаю, ты сам не любишь.

Теперь затряслась и Мышь.

Илан покачал головой:

– Спасибо, доктор Гагал. Я с ними разберусь.

Гагал показал в ладони уже взятую гиффу, кивнул и оставил Илана с подчиненными.

– Вы почему меня подводите?
– спросил Илан.
– Я вам дал слишком много свободы? Значит, я буду вынужден ее ограничить. Или у вас мало работы? Я и работу увеличу.

Оба молчали.

– Почему Мышь не ушла в спальню?

– Вы не взяли меня на операцию и не сказали, что я свободна, - бойко выдала она, сразу осмелев после ухода Гагала.

– На этой операции тебе нечего было делать. Вы знаете, что вам по уставу госпиталя нельзя приближаться друг к другу ближе, чем на вытянутую руку, если только вы вместе не работаете с больным?

– Нет, - выдавил из себя Неподарок.

– Мы просто сидели под попоной!
– в отчаянии пропищала Мышь.
– Мы сначала поссорились, чья она, потом поделили. Мы ничего не делали! Он не мой парень!

– Тебе еще только твоего парня не хватает здесь завести!
– Илан сердито стукнул ладонью по письменному столу.
– Да что такое, на мгновение нельзя одних оставить! Смотрите на меня! Было?

У Мыши от честности, искренности и желания убедить в своей невинности оба глаза съехались к носу. Один еще был отекшим после встречи с отчимом. А Неподарок сполз с кушетки и встал на колени.

– Брысь!
– сказал Илан.
– Мышь на кухню за едой, еду отнести мне в предоперационную. И чай! Неподарок - готовить фиксирующий раствор. Состав напишу.

Мышь тут же как ветром сдуло. А Неподарок вставать с колен не торопился.

– Окаменел или в чем-то каешься?
– спросил его Илан, вытягивая из стола последние перчатки, наверное, уже нестерильные, потому что лежали в открытом боксе.

– А наказание?

– Наказание это унижение. Унижать я никого не собираюсь. Я хочу видеть в близких ко мне людях чувство понимания и ответственности. У меня был очень тяжелый вечер, очень тяжелая операция и очень тяжелый больной. Встань и не раздражай меня! Дневной список сделал?