Дело о мастере добрых дел

– Чем тебе помочь, Мар?

"Сон. Лекарство. Боль". Пишет быстро, несмотря на слабость. Привык так "разговаривать". Только успевай его понимать.

Обезболивающее сейчас и так подействует. Снотворное на столике - подъязычные капли. Языка нет. Понятно, что капнуть в любом случае можно. Просто выглядят они сейчас как обидное издевательство. Или это Илану за него обидно, самому-то ему что, он лекарства не видит и ярлыков не читает.

– Открой рот, дружочек. Четыре капли, и заснешь. Тихо, тихо, милый, я держу. Они не противные. Не поднимай голову, лежи... Всё самое плохое пережили, теперь с каждым днем будет лучше...

Твердый, звенящий голос раздался от дверей:

– Он воин, он мужчина, не нужно с ним так разговаривать! Это унижает человеческое достоинство!

– Вы очень вовремя, - оглянулся Илан на второго хофрского посланника.
– Хоть и пришли раньше положенного. Вам сюда нельзя, но вы мне пригодитесь. Пожалуйста, подождите за дверью.

Тот поколебался несколько мгновений и отступил. Он явился по своим делам, с собственными намерениями, и планов пригодиться для чего-то неясного в голове не держал. Илан подогнул одеяло, чтобы не цеплялось за дренаж, расправил складку на простыне под спиной, пожал холодные пальцы, хотел идти. Посланник Мараар перехватил его ладонь, буквы выводил уже не так уверенно, как недавно, снотворное сбивало точность движений: "Золотые руки. Золотое сердце. Счастья тебе". Илан улыбнулся, сказал:

– Спи, родной, все будет хорошо.

Другой посланник нетерпеливо ждал за дверью.

– Это невыносимо слушать!
– возмущенно объявил Илану он и даже слегка топнул ногой.
– Господин Мараар взрослый сильный человек, не ребенок!

– Не слушайте, кто вас заставляет, - пожал плечами Илан.
– Закройте уши. Вы не представились. Как мне к вам обращаться?

– Посланник Ариран. Ваша жалость унизительна, пусть вы и умелый врач. Посланник Мараар в ней не нуждается!

– Так вот, посланник Ариран. Во-первых, кто в чем нуждается после операции, мне виднее. Во-вторых, я его не жалею. Я его берегу. Рассчитываю его силы. Чтобы в его состоянии держать лицо, требуется слишком много усилий. В болезни человек напуган, слаб и уязвим. И одинок. Поэтому сразу, с самого начала не следует передо мной блюсти репутацию. Бессмысленное дело. Я все равно вижу, как оно в действительности. Я беру вас за руку и решаю ваши проблемы - такая у меня работа. Мне можно плакать в рукав и жаловаться по пустякам и глупостям. Меня можно позвать среди ночи потому, что стало грустно. Это лучше, чем если я пропущу что-то серьезное из-за ложного стыда показаться слабым.

– Есть пределы допустимого...

– Сейчас таких пределов нет, - перебил посланника Илан.
– Я держал в руке его сердце, помогал ему биться, пальцами закрывал рану на нем. По-вашему, это в пределах допустимого, и он не "мой хороший"? Он мне не "родной"? Я не могу ему быть чужим. Если вас раздражает - выйдите из госпиталя, прогуляйтесь вокруг дворца, представьте себе это, подумайте. Может быть, вернетесь другим человеком. Если мои слова раздражают посланника Мараара, пусть он лежит и думает о том, что я смешной чудак, и он вовсе не "мой хороший", а не о том, что его тошнит, ему тяжело дышать и он в любой момент все еще может умереть. Вы знаете классификацию вашей крови по ходжерской системе?

– Моей?
– удивился посланник Ариран переходу темы.
– Или что вы имеете в виду?

– Вашей. Ему нужна кровь. Много потерял, растворы его не вытягивают. Можно перелить мою, но у меня на попечении больные, и он, в том числе. Не смогу работать, это неразумно. Может быть, ваша подойдет?

– Не... нет. Не знаю.

– Пойдемте в аптечный корпус, проверим. Это быстро.

– А... что нужно делать?

– Ерунду. Побыть мужчиной и воином. Недолго. Но, если боитесь крови и иголок, я могу погладить вас по голове и сказать, что вы хороший. Способ проверенный, придает сил. Пойдёте?

Посланник гордо выпрямился и вздернул голову. И в аптечной лаборатории снова чуть не съехал в обморок на пробе из вены. Когда выяснилось, что кровь подойдет и можно набрать хорошую дозу, Илан, уже ученый, что слова это слова, а дело - совсем другой расклад, сидел рядом и держал наготове нашатырь. По голове не гладил, но за плечо придерживал, старательно отвлекал внимание и заговаривал зубы. Крови взял много, без малого два стандартных объема. Частично возместил глюкозой. Эште эта кровь не подошла бы, но Рыжему должно хватить с достатком. Хофрских посланников Илан теперь звал про себя Рыжий и Обморок. Свела судьба. Долюбопытствовался, что за люди. Мешок проблем, никак иначе. В придачу к плаксе. Интересно, что у них случилось. Как воткнулся в сердце нож, когда и где. Но... Надо как-то задавить в себе зов префектуры.

Ни о чем лишнем принципиально не спрашивая, Илан оставил Обморока приходить в себя в аптечном корпусе под присмотром провизоров и фармацевтов. Посланника Арирана там поили сладким чаем и кормили молочной кашей из больничного завтрака, называли хорошим, смелым, умницей и молодцом. И все это он вместе с кашей безропотно глотал. Чтобы стать другим человеком, не обязательно гулять вокруг дворца. Достаточно просто пройтись до аптеки. Сам Илан почти бегом бросился обратно.

В хирургическом его обрадовали: доктор Наджед только что вернулся. Какое облегчение Илан испытал от этого нехитрого известия, не выразить словами. Наверняка он получит по загривку за то, что не интересовался порядком ни в одном из отделений, кроме собственного, да и у себя порядка много не навел. Вероятно, в госпитале где-нибудь что-нибудь даже случилось, а он и не знает. Некоторые правильные вещи совершались сами собой, без участия Илана. Например, хорошая палата для слепого Рыжего. А сколько совершилось неправильных?.. Зато можно не сдвигать к ночи плановые операции, и можно отпустить Гагала отдохнуть по-настоящему, он больше двух суток не спал. Можно даже самому остаться в ночь, засчитав Рауру за начало дежурства ассистенцию на извлечении золоченого ножичка.

А, кстати. Сам ножичек-то где? С момента, как достал, Илан его не видел.

Наконец, кровь перелита, губы у Рыжего чуть порозовели, и кожа стала не такая бледная и холодная. А, главное, он начал лучше дышать. Оживает. Доктор Актар в процедурной за время отсутствия Илана исписал семь или восемь листов мелким почерком, иногда, правда, соскакивающим со строчек. На вопрос, как дела, отозвался: "Очень интересная задача!" Оставим. Пусть пишет.

Операционная вымыта до блеска. Лампы заправлены, лотки заменены, инструмент и белье приготовлены теплые. Печь протоплена. Доктор Гагал ушел в свое акушерское. Сказали, вроде, там выкидыш на девятой декаде и какая-то женщина с маститом. На операцию бригада готовится новая. Уже аккуратно развесили одежду на вешалке, никто ничего не разбросал, общую чашку помыли и по очереди из нее пьют. Ждут доктора Раура. В плане резекция дивертикула пищевода торакальным доступом. Сам доктор Раур сидит возле Эшты вместе с доктором Ифаром. Периодически они что-нибудь на Эште щупают. Не спорят. Доктор Раур дает Ифару стетоскоп послушать. Эшта с лихорадкой. Бредить откровенно не бредит, но и в сознание толком не возвращается.

Ножичка нет. И времени искать ножичек нет. А ситуация - погань из погани. Просто потеряли или воровство? Вещь, несомненно, дорогая. Впрочем, потеряли же в порту два свинцовых ящика с опасным содержимым и предупредительными печатями. Немаленьких таких ящика. Очень тяжелых. Это Арденна, детки. Здесь даже пеликан не щелкает клювом, ибо наказуемо. Так почему бы в госпитале не потеряться золоченому ножичку? Возможно, его, брошенный без присмотра, кто-то прикарманил. Про то, что может быть хуже, и ножичек спёрли не как дорогую вещичку, а как улику преступления, лучше и мысли не допускать.

До лаборатории Илан тоже добирался бегом. Дверь не заперта. Пусто. Ни Мыши, ни Неподарка. На стеллаже ряды пузырьков - еще вчера выполненное задание. Печь и автоклав холодные. Экстрактор сухой. Мыши почищены и покормлены, грызут сухари и морковку. Предположим, Мышь в дезинфекции. А Неподарок где? Илан быстро собрал нужные препараты, написал короткую записку о том, что Неподарка хочет видеть в отделении. Еще раз окинул взглядом лабораторию - на первый взгляд, все в порядке и на местах. На ключ запирать не стал.