Дело о менделевской лампе

–  Менделевской бомбой?

–  Он ведь был генетиком? И ставил опыты на растениях гороха? А насекомые ничуть не сложнее - их легко разводить и отбирать.

–  Да, Грегор Мендель… Так ты сказал, что твоя сестра Сара в этом замешана?

Он кивнул.

А я вспомнил разбитую лампу на полу ее кухни.

–  Слушай, Эймос, извини за прошлое. Но ты можешь представить мне реальные доказательства? Например, тех же светлячков?

Парень задумался.

–  Да, я могу отвезти вас в один амбар. Это миль пять отсюда.

Я взглянул на Лори.

–  На ферме Лэппа?
– спросила она. Эймос кивнул.

–  Все в порядке, - сказала она мне.
– Там безопасно.

–  Вот и хорошо, - согласился я. Но и машина Мо, и моя машина пропали.

– А как мы туда доберемся?

–  Я оставил свою коляску у друга. В четверти мили отсюда, - сообщил Эймос.

Цок, цок, цок… Я смотрел на лошадиный круп, и мне казалось, что я не умнее его - если судить по зрелости моих умозаключений. Лошади, пожары, таинственные смерти - все ингредиенты романа Джека Финнея, где действие происходит в девятнадцатом веке. Но сейчас конец двадцатого. И пока мне довелось лишь с унылой обреченностью оказываться на месте очередного ужасного события. Что ж, во всяком случае, мне удалось спасти Лори - или позволить Эймосу ее спасти. Но я обязан сделать большее - перестать просто наблюдать и рефлексировать, а перехватить инициативу, взять ее в свои руки. В конце концов, за моей спиной наука двадцатого века! Ладно, пусть она не совершенна, пусть не всемогуща. Зато она вложила в мою голову достаточно знаний, чтобы я мог противопоставить что-то всем этим бомбам и аллергенам, этим мен-делевским штучкам.

Прежде чем сесть в коляску Эймоса, я смог дозвониться из телефонной будки на углу в похоронное бюро и поговорить с Кориной. Впрочем, я не удивился бы, обнаружив в коляске мобильный (лошадиный?) телефон, так что сами можете судить, насколько мне запудрили мозги все эти «генетические» новости. С другой стороны, почему бы эмишам не изобрести сотовый телефон, встроенный в коляску на конской тяге?..

–  Доберемся через пару минут, - пообещал Эймос, оборачиваясь с козел. На мой неискушенный взгляд горожанина, гнедой конь - а Эймос сказал, что это конь, - выглядел красавцем. И вообще, поездка в конной упряжке солнечным осенним днем произвела на меня огромное впечатление, потому что была реальной жизнью, а не развлечением для туристов за пять долларов в час.

–  Знаешь, я съел то, что мне предложила твоя сестра, - признался я Эймосу, вспомнив о своих тревогах.
– Как думаешь, не могла ли она скормить мне тот самый медленно действующий аллерген?

–  Не волнуйтесь, мы дадим вам противоядие, когда приедем к Джону Лэппу. Оно почти универсальное, - успокоил меня Эймос.

–  Сара мне что-то говорила о слабых аллергенах, выпущенных на волю после войны. Они, мол, никого не убивают, но делают многих людей раздражительными и вспыльчивыми. Они ведь вполне могли стать причиной множества смертей, если причислить к таковым смертоубийства, ставшие результатами бытовых ссор.

–  Вы говорите в точности как мой папа,- заметила Лори.

–  Он что, тоже говорил про эти аллергены?

–  Нет, он тоже произносил не «убийство», а «смертоубийство».

–  А вот и ферма Джона Лэппа, - объявил Эймос.

Несмотря на осень, зелень на лугах оставалась ещё сочно-зеленой. Их окружали изгороди, выглядевшие одновременно и старинными, и поразительно ухоженными. Создавалось впечатление, будто мы переместились назад во времени.

–  А ты, Эймос, что думаешь об идее сестры насчет аллергенов?
– спросил я.

–  Не знаю. Это ее область, не моя.

Большой амбар. Внешне такой же, как и сотни других по всей Пенсильвании и Огайо. И что скрывается за стенами каждого из них - поди узнай!

Я снова услышал слова Сары. Почему мы всегда ждем от науки технологической упаковки? Дарвин был великим ученым, а его лабораторией - весь окружающий мир. Мендель заложил основы генетики, выращивая в своем саду горох с белыми и красными цветками. А чем сад принципиально отличается от амбара? Если на то пошло, он еще менее технологичен.

Едва мы вошли, нас окутал свет - более мягкий, чем флуоресцентный, более рассеянный, чем свет ламп накаливания, - возможно, нечто среднее между сепией и звездным светом. Его невозможно точно описать, если не увидишь воочию и не пропустишь его фотоны через сетчатку частичками светлого ветра.

–  Светлячки, - прошептал Эймос, хотя я уже все понял. Я видел светлячков прежде, любил их в детстве, рассматривал на иллюстрациях, когда корпел над определителем насекомых Одюбона. Но такого я не встречал никогда.

–  Мы используем насекомых для многих целей, не только для освещения, - сказал Эймос, подводя меня и Лори

(которую держал за руку) к многоярусным деревянным клеткам, затянутым сеткой.

Я пригляделся и увидел рои насекомых - пчелы или нечто похожее, - каждый в своем отделении за марлевой перегородкой. В нескольких секциях я разглядел и пауков.

–  Это наши сети, Фил, - пояснил Эймос.
– Сети и паутины нашего информационного шоссе. Конечно, эти насекомые куда медлительнее и не столь многочисленны, как ваши электроны, зато они гораздо разумнее и обладают большей мотивацией, чем неживые частицы, передающие для вас информацию. Да, наши средства связи не могут сравниться по скорости и дальности с передающими телебашнями, телефонными линиями и компьютерами. Но нам это и не нужно. Нам не нужны скорость, повышенное давление и вторжение в личную жизнь, порождаемые электронами. Нам не нужны цифры, шум и хаос в эфире. Потому что наши носители информации выполняют работу, которую мы считаем важной, и выполняют безошибочно.

–  И заодно они столь же смертельно опасны, - добавил я.
– Во всяком случае, когда дело касается пожаров. Природа наносит ответный удар.

Я снова восхитился мудростью этих людей. И этого парня. Ведь он, хоть я и не был с ним согласен по поводу преимуществ живой связи перед электрической, разбирался в теории коммуникаций не хуже любого специалиста…

–  А природа никогда по-настоящему и не отступала, доктор д'Амато, - пробасил сзади знакомый голос.

Я обернулся.

–  Исаак…

–  Прошу прощения, но меня зовут Джон Лэпп. Я притворился братом Якоба, так как не был уверен, что вы не снимаете меня скрытой камерой. Мы с Якобом примерно одного роста и комплекции, вот я и рискнул. Вы уж простите, но не доверяю я вашим техническим штучкам.

Да, лицо и голос точно принадлежали Исааку Штольцфу-су, зато речь стала гораздо более повелительной и «городской». Я заметил, как глаза Лори восторженно распахнулись.

–  Мистер Лэпп,- пробормотала она, запинаясь, - я очень польщена знакомством с вами. То есть я здесь уже бывала с Эймосом, - она нервно сжала руку парня, - но не надеялась встретиться с вами…

–  Что ж, я тоже польщен, юная леди, - пробасил Лэпп,- и приношу вам искренние соболезнования. Я всего раз виделся с вашим отцом - в тот день, когда изображал Исаака,- но знаю со слов Якоба, что он был хорошим человеком.

–  Спасибо, - тихо произнесла Лори.

–  У меня для тебя кое-что есть, Лори Бюхлер.
– Лэпп полез в карман длинного темного плаща и достал нечто напоминающее дамскую сумочку, сплетенную из нитей очень привлекательного мшисто-зеленого цвета.
– Это придумал Якоб Штольцфус. Мы ее назвали «лампа-сумочка». Она сделана из особых растительных волокон, окрашенных экстрактом светящегося мха с добавкой вытяжки из люминесцентных грибов. Сумочка светится в темноте и будет светиться несколько месяцев - если погода не окажется слишком сухой. Потом сможешь поменять ее на новую. Отныне, если пойдешь по магазинам после заката, то всегда сможешь увидеть, что лежит у тебя в ридикюле и сколько осталось денег. Судя по тому, что я знаю о дамских сумочках - а у меня три дочки чуть моложе тебя, - это новшество может оказаться весьма полезным.