Дело о золотой маске

— На троне узурпатор! Из-за него все пошло наперекосяк, челядь забыла свое место, а истинные драконьи владыки…

— Семь сотен лет прошло, — снова перебил ее Итен. — Если дворцовый переворот и имел место, он остался в далеком прошлом; нынешнее положение дел меня абсолютно устраивает, скажу больше, я лично оставлю лишь мокрое место от любого аристократа, потребовавшего от меня встать на колени. А главное, ваши оправдания не стоят испражнений, сливаемых в городскую канализацию, в сравнении с тем, что вы учинили, сударыня.

Ему не было жаль это чудовище. Если упомянутая служанка знала о маске, то она тоже получила по заслугам. А те неизвестные — если они, конечно, существовали, — которые не допустили королевской женитьбы и вовремя убрали обезумевшего короля, заслуживали высших государственных наград.

— Не кажется ли тебе, мальчик, что я достойна хотя бы сочувствия?

— Нет.

Возможно, не занимайся он этим делом, не знай, сколь отвратительная дрянь артефакт, а его создательница — и того хуже, он посочувствовал. Чисто по-человечески. Поскольку обвинять кого-либо, даже последнего негодяя, в чужих преступлениях — подло. И казнить за то, чего не совершал — тоже. Но только, если бы эта тварь не создала маску, если бы не крала чужую молодость и красоту, не подставила под угрозу уничтожения весь Гранвиль! Дуру в образе золотой бабочки, согласившуюся на одну волшебную ночь и, наверняка, до конца не верящую в собственную гибель, жаль было больше. И да окажется она в следующей жизни благоразумнее, нежели в этой.

— Ты очень, очень жесток, мальчик. Или… плохо образован.

Итен невольно приподнял бровь, выказав заинтересованность.

— Возможно, в вашем неверном, искаженном мире всякое существование простолюдина и даже простеца, неспособного к магии, имеет ценность. Но не в том, в каком я родилась и жила. Взгляни на меня! Я ведь действительно безвинна! Я не нанесла вред ни одному аристократу. Это мне не позволили осуществить мечту и стать королевой. Это моего возлюбленного умертвили, обвинив меня в его смерти. Меня оболгали и казнили в этом зале! Меня, которая осуществляла чужие мечты!

— Неужели?.. — Итен готов был не поверить собственным ушам: она не лгала по-прежнему.

За уже не столь и короткий срок работы в полиции он частенько убеждался: лишь небольшая часть негодяев мнят себя преступниками и отъявленными мерзавцами. Остальные обеляют и оправдывают неблаговидные поступки, как умеют. Кто-то уповает на несчастливое детство, гнусных родителей, несправедливости, произошедшие с ним в прошлом. Другие винят во всем сложившиеся обстоятельства и выставляют себя их безвинными жертвами. Некоторые на полном серьезе заявляют, будто защищались. Но никто пока не опускался до того, что утверждал, будто совершал благодеяния.

— Золотая маска — величайшая милость, — продолжала тем временем карга, — данная недостойной за исполнение мечты. Разве мечта не стоит того, чтобы отдать за нее самое дорогое, мальчик?

— Я так не думаю.

— Чего еще ожидать от плебея? — произнесла она с печалью в голосе. — Жаль, я рассчитывала найти союзника в твоем лице.

Итен отвернулся от нее. Проблема просыпания никуда не делась. Как ее решать он пока не знал, разговоры же с ушедшей в небытие, но крайне навязчивой каргой раздумьям не способствовали.

Зеркала, зеркала, зеркала. И двери, которые лучше не открывать, если не уверен.

А он, пусть и знал, что ее казнили в зеркальном зале, почему-то рисовал в воображении эшафот и палача в небесно-голубой или белоснежной мантии с огромным двуручным мечом или топором на плече. Нет… это он ошибся. Головы рубили во времена первой революции и отнюдь не магам. Магов тогда не казнили, а убивали во время задержания, в стычках, либо им удавалось уйти.

— Да, зеркала, мальчик. Я сама попросила именно эту казнь.

Итен вздрогнул.

— Я даже обещала взять на себя убийство возлюбленного короля. И ты догадываешься почему, только не запомнишь.

— Ошибаетесь!

— Смотри!..

Стало очень светло. Повинуясь ее приказу, вспыхнули тысячи, а быть может, всего одна свеча. Огни, бесконечно отражаясь и повторяясь, дробились, трепетали, создавали множество подсвеченных дорожек, уводили в чуждые миры, откуда не могло быть возврата. Одна из самых действенных казней для любого мага, поскольку именно маг способен находить пути там, где их нет, если поверит в их существование. Зеркала запутывали сознание. Остаться стоять на месте в зыбком пространстве колышущихся огней не удавалось еще никому. Да и дверь манила — одна из тысячи похожих, но с виду такая обыкновенная, деревянная.

— В мое время верили: если казнимый отыщет дорогу назад, в реальный мир, с него немедленно снимут все обвинения. Вот только подобное не удавалось никому. Маги уходили в зазеркалье и никому неведомо доходили ли хоть куда-нибудь. Ты слышишь меня, мальчик?

Он кивнул. Итен сомневался в том, что ему безопасно здесь находиться, а еще опасался, как бы его обновленная кровь действительно не вызвала из зеркального небытия дух древней карги. С кем он говорил? Только ли с собственным воображением? Итену неоткуда было узнать про короля. С другой стороны, он несколько раз уже получал похожие подсказки.

— Забудешь, — рассмеялась карга. — Но сначала выберись!

От издевательского смеха заложило уши. Итен дернулся от неожиданности, зажмурился, пусть во сне это и невозможно, немедленно открыл глаза…

Он обнаружил себя у самого входа! И когда только успел сделать несколько шагов внутрь комнаты?..

Дверь маячила по правую руку, по левую, позади, сверху и снизу, прямо перед носом — лишь руку протяни и сделай пару шагов, обязательно дотронешься до ручки. Вот только делать этого не стоило. Ведь уверенному в реальности отражения магу ничего не стоит пройти в зеркало.

И чего он увидит за дверью?!

— Это лишь сон. Сон!

Понимание этого не отогнало панику, наоборот, лишь прибавило. Поскольку заблудиться во сне — тоже удовольствие ниже среднего. Да, это не смерть, не исчезновение в зазеркалье, есть шанс очнуться, но лежать в клинике под поддерживающими жизнь приборами и заклятиями не пожелаешь и врагу. Не говоря о том, что за время его отсутствия, может произойти слишком многое.

— Задуманное мною, мальчик, — карги уже не было рядом, ее голос звучал издалека, но Итен не мог бы сказать наверняка: она или он ушел по дороге из свечей. Он вроде бы стоял на месте, но окружающее трепетало, плыло, двигалось самовольно. — Ты опасный, ты злой, ты не сочувствуешь, но убивать тебя я не хочу.

— Ты попросту не можешь!

Еще один приступ звенящего смеха. Внезапная резкая боль, полоснувшая по шее. Однако прежде, чем Итен запаниковал, плечо его сжали, словно в тисках, а в следующую секунду затрясли, как грушу, усеянную спелыми плодами.

Глава 4

— Эй, друг, не пугай так! Иначе в следующий раз выбитой дверью не отделаешься, — пригрозил Лидар. Он все еще был зол, но значительно сильнее испытывал облегчение от того, что успел вовремя.