Демон-любовник

Губы Дойла дрогнули, как будто я сказала что-то смешное.

— Она так и говорила: «Взглянуть в глаза собственным демонам»? Мне, если честно, казалось, что своим демонам она строила глазки! Кое-кто из моих студентов упоминал, что от нее частенько попахивало спиртным. И что их сочинения она не проверяла чуть ли не с сентября.

— Да, согласна, это действительно плохо, но…

— Это не просто плохо, — перебил он. — Это преступление. Юноши и девушки согласились обнажить душу перед этой женщиной — и что они получили взамен? Пьющего преподавателя, наворотившего кучу лжи ради того, чтобы урвать свой кусочек славы. — Он печально покачал головой: — Будет чудом, если мне со временем все-таки удастся завоевать их доверие.

— Ну, по-моему, доверие Флонии Руговой вам уже удалось завоевать, — съехидничала я.

И тут же мысленно пожалела об этом. В конце концов, он прав: поведение Феникс возмутительно, — и, тем не менее, было противно слушать, как он судит ее.

Дойл с любопытством посмотрел на меня, по-птичьи склонив набок голову.

— Мисс Ругова рассказывала мне, как ее семье пришлось бежать из Албании. Там осталась ее сестра, о которой вот уже три года нет ни слуху, ни духу. Я посоветовал ей обратиться в «Международную амнистию» — может, им удастся отыскать ее.

— О… — смутилась я, — это… очень мило с вашей стороны. Флония пока написала не много, но то, что мне удалось прочесть, просто замечательно. Вот. — Я протянула ему кипу папок. — Разумеется, вы правы. Все они заслуживают лучшего преподавателя, чем Феникс. Она была не в состоянии сосредоточиться… Кстати, раз уж об этом зашел разговор, — спохватилась я, — видите ли, мне не удалось обнаружить сочинения одной студентки. Ее зовут Мара Маринка. Я обыскала весь дом, но так ничего и не нашла. Вероятно, Феникс его потеряла.

Я ожидала, что Дойл вновь разразится обличительной речью в адрес Феникс, но ошиблась.

— Это уже не важно, — вздохнул он. — Мара предупредила, что не будет ходить на занятия по литературному творчеству.

— Вот как? — удивилась я. — Странно.

Лайам Дойл пожал плечами:

— Мне кажется, девочка расстроилась — ведь теперь она уже не будет постоянно в центре внимания. Боюсь, переизбыток внимания иногда может принести больше вреда, чем пользы. Как бы там ни было, мисс Маринка сообщила, что не питает ни малейшей склонности к поэзии, а именно этому я и собирался посвятить оставшиеся две недели семестра.

— Очень жаль… особенно учитывая, как много ей пришлось работать. Знаете, я перевернула весь дом в поисках ее папки, однако…

— Уверен, что вы сделали все возможное… Кстати, о доме. Мне сказали, что вы сдавали свободную комнату мисс Миддлфилд. Я-то сам временно остановился в гостинице «Харт-Брейк», но… — При одном упоминании его передернуло точно от зубной боли. — На день или два это еще куда ни шло, но если мне придется там задержаться, то, боюсь, дело закончится диабетической комой… Одна обстановка чего стоит, не говоря о том, как там кормят!

— Диана известная сладкоежка, — сокрушенно кивнула я. — Может питаться одним шоколадом.

— Поймите, у меня и в мыслях не было обидеть ваших друзей. Мисс Харт — прекрасная хозяйка, но комнаты в гостинице… как бы это сказать? Слегка женственные — я бы так выразился. А в тех блюдах, которыми она меня потчует, многовато сахара. И вот я подумал… а не согласились бы вы сдать мне комнату?

— Вы хотите снять комнату Феникс?

Я вытаращила глаза.

— Да. Декан Бук говорила, что там есть отдельный выход. И, что из нее можно сразу попасть на кухню. Кстати, я обожаю готовить. Учился этому в Париже, стал первоклассным поваром.

— Я бы с радостью, мистер Дойл, — с притворным сожалением вздохнула я, — но Феникс оставила после себя кое-какие вещи — уверена, ей было бы приятно знать, что ее ждут. И потом, у меня с детства принцип — лежачего не бьют!

— Конечно, конечно, я понимаю, — кивнул он. — Простите, что спросил. Но если мисс Миддлфилд пришлет за своими вещами…

— Обещаю, что внесу вас в лист ожидания под номером один, — отрезала я, уверенная, что Феникс не в том состоянии, чтобы послать за своими вещами.

Перед уходом я позволила себе роскошь ослепительно улыбнуться профессору Дойлу, донельзя счастливая, что нашелся благовидный предлог отказать нежелательному квартиранту.

Уходила я из Фрейзер-Холла в полном смятении чувств, спрашивая себя, почему с первого взгляда невзлюбила Лайама Дойла. Банальная ревность? Не понравилось, что он моментально нашел со студентами общий язык? Позавидовала полученной в Оксфорде степени? Ладно, пусть я не права… и все-таки этот тип раздражал меня до зубовного скрежета. Что-то в нем было… претенциозное, что ли. А эта его рубашка! Проклятие… неужели, кроме меня, никто этого не замечает?!

Развернувшись, я двинулась обратно, но вошла через заднюю дверь, чтобы не столкнуться с Дойлом. Ладно, разозлилась: если в нем есть что-то необычное, Суэла Лилли наверняка бы это заметила, К счастью, перед дверью ее кабинета никого не было, но из-за двери слышались приглушенные голоса. Я уже собралась уходить, когда узнала один из них — глубокий низкий мужской голос:

— Нет, ты видела его рубашку?! — возмущался он. — Держу пари, она из каталога Петермана!

О Господи, выходит, я не одинока! Я едва не запрыгала о традости. Постучав в полуоткрытую дверь, я осторожно заглянула внутрь. Суэла сидела за столом в пуловере своего любимого карамельного оттенка, на шее у нее красовались янтарные бусы. Другого я точно не ожидала тут встретить, да еще за чаепитием, был Фрэнк Дельмарко… и однако это был он — сидел, развалившись в кресле, маленькими глотками потягивая ароматный чай со специями.

— Не помешала? — спросила я.

— Мы как раз обсуждали замену Феникс, — отозвалась Суэла, наливая еще чашку чаю из самовара. — Вы уже встречались?

— Да, — усаживаясь рядом с Фрэнком, кивнула я. — Очень… увлеченный человек.

— Ха! — Фыркнув, Фрэнк так резко повернулся, что кресло под ним жалобно скрипнуло. — Тоже попались на крючок! Все вы, женщины, одинаковы!

— Вовсе нет! — запротестовала я, не желая, чтобы меня ставили в один ряд с глупенькими студентками. — На редкость самонадеянный тип. Спросил, не сдам ли я ему комнату Феникс.

— Вот видите! — рявкнул Фрэнк. — Кровать бедняжки еще не остыла, а он уже норовит в нее забраться! Надеюсь, вы ему отказали?

— Конечно, — улыбнулась я.

У меня за спиной скрипнула половица.

Суэла, неловко кашлянув, подняла глаза. Я обернулась — на пороге, почти закрывая широкими плечами дверной проем, стоял Лайам Дойл.

Глава 22

Всю следующую неделю (последнюю неделю занятий перед началом экзаменов) я старательно избегала Лайама Дойла — до того мне было неловко. Не знаю, что на меня нашло. Нельзя же невзлюбить человека просто потому, что тебе не нравится его рубашка.