День цезарей

Не успела Агриппина пошевелиться, как Нерон, гибко подавшись, стянул с ее пальца перстень с рубином и поднял его на общее обозрение.

– Вот она, награда, вполне достойная и императора, и принцепса!

По лицу Агриппины тенью скользнуло недовольство, но императрица заставила себя беспечно рассмеяться.

Снова захлопал в ладоши Паллас, а гости, теперь уже понимающие, чего от них ждут, угодливо подхватили его аплодисменты.

– Не желая больше говорить попусту, представляю вам принцепса Британника, который на свой выбор исполнит вам песню. Выбор, скорее всего, будет не ахти, поскольку репертуар у него ограничен… Ну что ж, брат, яви себя. Спой!

– Не буду, – мотнув головой, сухо ответил Британник.

– Что ты сказал?

– Петь не буду. Для тебя.

Нерон повел рукой на гостей:

– Ты же не для меня. Ты для них.

– Не буду и для них.

– Будешь, братец. Потому что так тебе велит император. А его слово – закон.

– Закон, говоришь? – ощерил зубы Британник. – Твое слово для меня – пустой звук. А венец императора по праву рождения никогда тебе не принадлежал. Императором был мой отец. А твой был распутник и убийца, заслуживший свою раннюю смерть. В тебе не было и нет вещества, из которого сделаны императоры. Оно не присутствует в твоей крови.

Нерон пронзил его злыми, как булавки, гла-зами.

– Осторожней, братец, ты заходишь слишком далеко. Нашему отцу я дал слово, что с его смертью буду оберегать тебя. Но если ты станешь испытывать свою удачу на прочность, она может и не выдержать. И я изменю данному мной слову.

– Ты не посмеешь. Не осмелишься, пока основы твоей власти настолько шатки. До этих пор я буду оставаться невредим.

– До этих пор – да. Но кто знает, как долго это продлится? Год, может, два… Но когда основы моего правления упрочатся, я смогу поступить с тобой как пожелаю. До этих пор я действительно тебя не трону. Но могу достаточно легко тронуть тех, кто тебе близок.

Он повернулся к одному из преторианцев, что стоял рядом с Палласом.

– А ну-ка, ты, вынь меч и подставь к горлу этого цепного пса, – указал он на раба-телохранителя Британника. Раб мелькнул глазами на своего хозяина, но не успел тот пошевелиться, как преторианец, выхватив клинок и шагнув вперед, упер острие телохранителю под подбородок. Второй гвардеец сзади схватил раба за руки и утянул их ему за спину. Раб умоляюще смотрел на своего господина.

– Сейчас же отпусти его, – потребовал Британник.

– Отпущу, если ты споешь. А иначе он умрет.

Семпроний, все это время сидевший бессловесно, прокашлялся и поднял глаза на Нерона.

– Император, это мой дом. И мои гости. Здесь не место для кровопролития. Я умоляю тебя отпустить этого человека. Прошу, наслаждайся яствами и вином. Я уже распорядился насчет музыки и пения. А в этом нет необходимости.

– Так угодно мне. Вот и вся необходимость. Так что пой, брат мой. Если хочешь, чтобы твой раб остался жив.

Британник сцепил перед собою руки и склонил голову, словно моля богов вмешаться и положить конец этому противостоянию. Затем плечи его смиренно опустились, и он кивнул. Сойдя с ложа, прошел к свободному месту меж столов и сосредоточенно смолк. Молчал и весь сад. Не шевелился. Все взоры были направлены на прямого императорского наследника, готового исполнить повеление венценосного пасынка.

Вот Британник выпрямил спину, приподнял подбородок и, сделав глубокий вдох, повел мелодию. Голос его был чист и не лишен приятности.

Солнце поутру лучами в глаза мои светит,Вновь я купаюсь в теплом объятии дня.Голову с ложа подняв, в жизнь обреченно вступаюС сердцем тяжелым, но надо куда-то идти.В дом свой отозван я был из Британии дальней,Воск на письме том кроплен материнской слезой.Битву покинув, а с ней и блужданья свои, возвращаюсь,Словно и не был солдатом я в ратных боях.Призван я честью стеречь свои горе и боль,Сердце мое растревожено смертью чужою.Тот, кто мне жизнь даровал и нарек меня именем милым,В царство теней отошел, но дыханье я слышу его.Близок я к месту тому, где смыкается кругЖизни моей – предначертано, видно, богами,Чтобы семья моя там меня встретила скорбно,Славу и доблесть воспев, в коих почил мой отец…

Словно подвесив песню на последней фразе – «мой отец», – Британник оборвал пение и склонил голову.

После затяжной паузы кто-то за спиной у Семпрония отважно захлопал в ладоши – как оказалось, Веспасиан. За ним последовали другие, вначале нерешительно, но затем все бодрей и энергичней, и вот уже весь сад гремел аплодисментами, приветствуя певца. Британник вначале никак не реагировал, но когда шум возрос до крещендо, встрепенулся, поднял голову и благодарно кивнул аудитории. Наконец он медленно обернулся к столу, возле которого стоял Нерон, и поглядел ему в глаза. Они были накалены от гнева, а опущенные вдоль боков руки сжаты в кулаки.

Агриппина была вынуждена якобы с ласковостью взять сына за запястье.

– Да скажи уже что-нибудь, – шепнула она. – Что ты застыл статуей?

Эти слова привели Нерона в чувство; он словно отмяк и поднял руку.

– Прекрасную песню исполнил мой брат. Настолько трогательную, что даже я, император, оказался ею околдован. Околдован – и вместе с тем опечален. Ведь и во мне не смолкает горе по нашему отцу, которого мы недавно безвозвратно утратили. – Поднеся к глазам ладонь, он отер воображаемую слезу; плечи его тоже театрально содрогнулись. – Да, в самом деле… Я настолько сражен горем, что и спеть теперь вряд ли смогу. Боль и скорбь переполняют меня. Вообще-то у меня была для вас песня, способная ошеломить ваши сердца. Настолько, что из ваших глаз хлынули бы слезы чувства, надрывая душу. Но увы, существует предел и чувствам, которые способно вместить человеческое сердце. Чувствам, которые сейчас и без того разбередил мой брат. Так что я лучше поберегу вас от этих слез… Однако нет сомнения, что мое пение несравненно превосходит потуги Британника, и в силу этого победителем состязания я назначаю себя. – Нерон подкинул перстень и, поймав, стиснул его в кулаке. – А потому награда моя.

– Хвала богам! – воскликнул Паллас. – Император – победитель!

– Можно подумать, кто-то в этом сомневался, – усмехнулся Нерон, одной ногой попирая ложе. – Но и для Британника у меня приготовлена награда. Особая. Так что во дворец, братец, ты возвратишься не с пустыми руками.

Между тем Британник заметил, что его телохранителя по-прежнему держит преторианец, и, проходя, дал своему рабу знак не роптать. На подходе к ложу брата встретил Нерон, который нежно обнял его за плечи и по мощеной дорожке между клумбами повел от гостей в закуток позади двора, отделенный от сада плетеной изгородью. Семпроний обеспокоенно смотрел им вслед, пока его, деликатно кашлянув, не отвлекла Агриппина:

– Мне кажется, развлеклись мы неплохо. Не пора ли начинать перемену блюд? У хорошего хозяина гости не томятся ожиданием.

– Прошу простить, императрица.

Семпроний кивнул своему номенклатору, и тот тут же принялся отдавать распоряжения надворным рабам. Не прошло и минуты, как из дома появились первые разносчики блюд, груженных разнообразными кушаньями из жареного мяса, рыбы и сыров. Гости заметно оживились. Между тем первое блюдо из серебра подплыло к главному столу и по указанию Семпрония было церемонно поставлено перед императрицей.