День гнева
Шрифт:
— Вы сказали «пойдём»! Мы действительно пойдём, или опять будем «прыгать в пузырях»? — заинтересовалась она.
Очень уж хотелось внимательно рассмотреть место, в котором она оказалась. Несмотря на кажущую доброжелательность НикИва, её не покидало ощущение, что она поменяла одну клетку на другую. Ведь переместил же он её сюда против воли? Подверг опытам, опасным для психики?
— Прыгать в пузырях? — удивился профессор. — Это как?
— Я имею в виду эти ваши телепорты…
— Дом огромен, Лу-Танни. Вам не хватит нескольких лет по метрике Майрами, чтобы обойти его!
— А я могу совершать вылазки, коль уж вы определили мне место для пребывания?
— Вылазки?
—
Отчего возникло ощущение, что воздух сгустился, не давая дышать?
— Можете, — с секундной задержкой ответил НикИв. — Вы всё равно не сможете попасть туда, куда я не хотел бы, чтобы вы попали! Следуйте за мной.
Татьяна даже не пыталась запомнить, в какую ячейку в стене они вошли, чтобы оказаться в маленькой тёмной комнате с круглым постаментом в центре, очень похожим на постамент в лаборатории.
— Как на вашей планете зовётся посмертный Дом? — Глаза профессора блеснули в полумраке. — Место, где можно переосмыслить свою жизнь?
— Ад! — выпалила Татьяна, и тут же задумалась над тем, что побудило её ответить так скоропалительно?
— Тогда добро пожаловать в ад Мак Кор, Лу-Танни! — усмехнулся проводник. — Вставайте в центр круга — там, куда мы отправляемся, будет холодно. Ваша одежда не спасёт!
Она повиновалась, с опаской поглядывая по сторонам. Спустя мгновение её лица коснулся сквозняк, а затем Татьяну укатала плотная невидимая плёнка. Впрочем, ощущение очень быстро исчезло, однако ей показалось, что воздух вокруг уплотнился.
Полупрозрачный шлюз запустил их внутрь, закрыл двери, посветил синим светом, от которого у Татьяны Викторовны заболела голова. А затем из открывшегося в противоположной части шлюза прохода дохнуло холодом.
Она зашла, оглядываясь по сторонам. И обомлела, разглядывая зал в форме яйца, поставленного на тупой конец, чей потолок, так же, как и в уже виденном ей раньше огромном помещении, терялся в мареве. Десятки тысяч разноцветных лент прорезали пространство сверху вниз, не пересекаясь, но иногда проходя в миллиметре друг от друга. Их края были загнуты внутрь, образуя блокираторы для множества уже знакомых Татьяне Викторовне прозрачных коконов, один из которых Ларрил когда-то обозвал транспортировочным боксом. Нет, не множества! Легионы тампов спали в «хрустальных гробах», превратившись из ярких помпонов в невзрачные коричневые комки. Взгляд Татьяны заблудился в лентах, представлявших собой то ли хранилища, то ли конвейеры. Им не было ни начала, ни конца — марево скрывало место, откуда они тянулись, до пола они не доходили — резко взмывали вверх, унося свою странную ношу обратно — в марево, и так до бесконечности!
Аукнулось в памяти сказанное когда-то Ту-Ропом: «…Мы, ту, знаем, что после смерти нет ничего, кроме бесконечных Коридоров Памяти».
Татьяна вздрогнула. Позабыв обо всем, сошла с подиума, ограничивающего зону у входной двери, и вошла в сказочный лес.
Что может быть по-настоящему вечным? Мир, в котором живёшь, меняется, оставаясь неизменным лишь в воспоминаниях. Небо может померкнуть, трава пожухнуть — а ты будешь помнить тот осколок голубого, упавший в осеннюю лужу, тот зелёный шёлк, что ласкал твои босые ноги много лет назад… Память… Только память может быть вечной, ибо формирует мир, что остаётся позади, когда мы спешим вперёд. Память человека. Память существа. Родовая память и память цивилизации… Вечная память!
Татьяна коснулась ладонью одного из прозрачных боксов. Спящее внутри существо никак не отреагировало на движение. Сердце пропустило пару ударов — где-то здесь находится её Шуня, насильно введённый в режим гибернации. И ей надо отыскать его… Тогда, возможно, она поймёт, как связать воедино анатомическую странность
черепа ту, понятие «вечной памяти» и смешные меховые комочки, носящие название тампов.Итак!
Она резко развернулась и вышла к терпеливо ожидающему НикИву.
— Мне знакома эта задачка — во многих наших легендах боги задавали её героям, желающим получить ответы на вопросы. Найти что-то в череде бесконечных подобий, да? Вы хотите, чтобы я нашла своего тампа?
— Псевдотампа, — мурлыкнул профессор, и от его тона Татьяне стало не по себе. — Если бы вы разбирались в них, как разбираются ту, смогли бы отличить настоящего от искусственного с первого взгляда. А теперь, — он насмешливо пожал плечами, и знакомым жестом заложил руки за спину, пройдясь по подиуму, — я даже и не знаю, как вы справитесь?
Татьяна Викторовна промолчала. Ждать сочувствия от существа, называющего себя богом — что может быть глупее? А это значит, что Шуня может остаться здесь навсегда…
Она задумчиво оглядела «фронт работ». Ей не хватит жизни, чтобы найти его здесь. Будь она кошкой, не хватило бы и девяти!..
Неожиданно вспомнилось, как Шуня впервые увидел бассейн, как задумчиво шевелил щупальцами в миллиметре от воды, как взмыл к потолку с тоненьким писком, когда Татьяна вынырнула из воды, делая вид, что хочет макнуть его… Как он вешался на Бимкино ухо и волочился на нём — точь-в-точь гламурное украшение из зоомагазина. Как выводил непонятные иероглифы на кухонном столе Лазарета, опрокинув чашку с чаем или кофе…
С каждым новым воспоминанием на сердце становилось теплее. Пространство уже не казалось холодным, огромным и безжизненным, а направление движения — неизвестным… Будто кто-то вёл Татьяну через гигантское хранилище такими родными путями.
Она закрыла глаза и остановила сердце — на раз. На два перестала осознавать острый, как ледоруб и колкий, как брызги из-под него, интерес НикИва к происходящему. На три двинулась вперёд, наугад отстраняясь от лент, пересекающих её путь. Она не видела их внутренним зрением, потому что перед ним стояли день за днем — жизнь в Лазарете, видимая, проживаемая, ощущаемая кем-то другим, не ею. И тепло в душе подсказывало — по чьим воспоминаниям Татьяна идёт, как по следам.
В какой-то момент она перестала чувствовать ступнями пол, но не обратила на это внимание.
…Вот Шуня ползает по обзорной панели МОД Лазарета...
«Я забыла спросить у Ту-Ропа, чем их кормят! Ты знаешь?» — «Конечно. Этого вещества полно во вселенной...»
Шуня, растянувшийся по полу смотровой, ползущий за огромным голубым шаром, что проплывает под ногами. То ли коврик, то ли весёленькая тряпка для…
Татьяна Викторовна резко открыла глаза и обнаружила себя висящей в пространстве на высоте около пятидесяти метров от пола на одном уровне с чередой одинаковых яиц-гибернаторов. Мгновенный испуг сменился радостью от сделанного открытия — кажется, только что она поняла, чем же питаются тампы! Этого вещества, действительно, было полно во вселенной! Оно встречалось в вакууме, им были покрыты поверхности мёртвых планет и астероидов, с ним боролся чистюля Э, но, видимо, недостаточно, потому что Шуня, живя в Лазарете, никогда не выказывал признаков голода!
Татьяна положила руку на стеклянную колбу, неотличимую от миллионов и миллиардов колб, находящих в этом зале.
— Просыпайся, маленький пылесборник, — ласково прошептала она. — Теперь я знаю твою тайну!
Коричневый сморщенный комок пошевелился, начал на глазах расти и покрываться знакомой розовой шёрсткой. С тоненьким писком тамп метнулся со своего насеста, распластавшись по стеклу изнутри кокона и точно копируя контур Татьяниной руки.
— Я знал, что происходит, но не мог в это поверить!