День гнева
Шрифт:
– Мы-то? Мы-то брянские, - ответил он и взял рюмку.
– Выпьем?
– Ты же за рулем, - издевательски повторила она его слова.
– Я всегда за рулем. И никогда не нарушаю правил. Поэтому меня и не задерживают.
– Так и не нарушая правил до Москвы доехал, - догадалась Татьяна Вячеславовна.
– Тихо-тихо, потихоньку, кривыми дорожками.
– Прямыми, дурында! ВДВ, Афган, школа милиции и МУР по распределению, - зачем-то поведал о себе Сырцов. А вот зачем: - Хочешь, про твою дорожку расскажу? Три года подряд в театральный институт поступала - не поступила. В конце-концов седой гражданин, который утешил тебя после второго провала и утешал в течение
– Где ты все про меня разнюхал, мент?
– Да не разнюхивал я, Танюша, - после первого проигранного сета на ярмарке Сырцов удачно набирал очки.
– Просто профессия у меня такая угадывать, - он снова поднял рюмку.
– За Москву!
– Пропади она пропадом, - добавила Татьяна и по-мужски махнула рюмашечку.
Выпил и Сырцов, вертя рюмку в пальцах и глядя на нее же, спросил:
– Как ты узнала про меня?
– Заметила. Ты же за мной, как хвост. Вот я и заметила.
– Врешь ты. Ты не могла заметить меня, я бы почувствовал это. Я хороший сыщик, Танюша. Сергей Сергеевич сказал?
– Да иди ты!
– послала куда надо Татьяна и быстренько разлила по второй.
– Давай за наш фарт, чтобы не кончался!
– Будем считать, что и у меня фарт, - не особо согласился Сырцов, но выпил.
Она скривилась от лимона, зажмурилась, помотала головой и вдруг встала. И его попросила:
– Встань.
Он, не торопясь, поднялся, встал напротив и попросил тоже. Попросил ответить:
– Зачем я тебе понадобился?
Правая ее рука коснулась его здоровенной шеи, проникла под рубашку, погладила по плечу, дошла до мощной мышцы и вновь вернулась к шее, соединясь с левой. Она обняла его и призналась:
– Вот за этим, - и умело поцеловала. Поцелуй длился долго. Потом она, оторвавшись, поинтересовалась: - У тебя чистые простыни есть?
– Есть, - ответил он и вышел в прихожую, искать в стенном шкафу чистые простыни.
Она деловито отодвинула журнальный столик, и диван превратился в кровать.
12
Его рабочий день начался с визита к кинозвезде. Ровно в уговоренные двенадцать часов Роман Казарян позвонил в квартиру на Котельнической, и дверь тотчас распахнулась. Открыла сама кинозвезда.
– Натали, радость моя, подружка...
– Роман припал губами к звездному запястью, потом перевернул ручонку, поцеловал в ладонь. Глядя с грустным умилением на седую с малой проплешиной голову Казаряна сверху, сексуальная мечта юнцов семидесятых годов погладила левой рукой (правую он по-прежнему не хотел отдавать) его по волосам и, в джокондовской полуулыбке, откликнулась в унисон:
– Любимый разбойник мой Ромочка, здравствуй!
После долгой разлуки встретились добрые, милые, чуткие люди. Подружка-приживалочка Милочка, находясь в малом отдалении, с душевным трепетом наблюдала за встречей не старых, нет - давних и верных друзей. Роман отпустил, наконец, ее руку, и она, сделав ею плавный жест, пригласила:
– Пойдем ко мне. Поговорим - наговоримся.
Проходя мимо Милочки, Роман без слов - не подыскать нужных слов сжал ее предплечье и мягко-мягко покивал головой с прикрытыми глазами. Сердечно поприветствовал, значит. Хорошо знал правила игры.
В кабинете-будуаре он,
усевшись в светлое веселенькое кресло, оглядел внимательно стены и заметил, что:– Имеются новые приобретения.
Натали вольно раскинулась на причудливом диванчике, закинула ногу на ногу, и закинутая длинная безукоризненная нога явилась на свет в полной своей красе. Покачав золотую домашнюю туфельку, висевшую на пальчиках этой ноги, Наталья заинтересованно (знала: Казарян - спец в этих делах) спросила:
– Ну и как они тебе?
– Судейкин он и есть Судейкин. Тышлер - просто прелесть. А вот Бируля. Сомнителен Бируля. Он лет тридцать, тридцать пять тому назад в моде был, особенно зимне-весенние эти серые пейзажи, и поэтому умельцы подделок весьма лихих налепили довольно много.
– Подделка, так подделка. Если подделка, то замечательная, она мне нравится. Пусть висит, - сыграла полное безразличие Натали. И, чтобы не думать о фальшивом Бируле, чтобы не огорчать себя этими думами, перевела разговор: - Вчерашним звонком ты меня прямо-таки заинтриговал. Я вся внимание, Рома.
Заговорить Казарян не успел: Милочка вкатила в кабинет двухэтажный стеклянный столик на колесиках, на котором в идеальном порядке располагались стеклянный пышащий паром кофейник, стеклянные чашечки, стеклянные тарелочки с разнообразной закусью и стеклянная, естественно, бутылка с лимонным финским ликером. Поставив столик между кинозвездой и кинорежиссером, Милочка холодно сообщила:
– Так я пойду, Ната? У меня в городе дел в непроворот.
– Иди, иди, - согласилась Наталья.
– Когда придешь?
– Да вечерком, наверное, загляну. Всего хорошего, Роман Суренович.
Роман проводил ее взглядом, поинтересовался:
– Обиделась что ли?
– Угу. Что беседы беседуем без нее. Ну, да ладно. Говори давай.
Сниматься Наталья стала в конце шестидесятых. Поначалу в амплуа простушек: кругленькая была, пышная, бойкая. Одним из первых снял ее Казарян в роли ядреной дикой таежной девы. Потом похудела, подсобралась, поднахваталась и стала героиней - хороша была, хороша. В моду вошла, снимали ее азартно, много. Затем незаметно перекатило за тридцать, и режиссеры, которые совсем недавно рвали ее на куски, перестали приглашать. В отличие от многих, оказавшихся в подобной ситуации неуравновешенных товарок, она не возненавидела весь мир, не спилась, не сдвинулась по фазе.
Она завела себе мецената. Из ЦК. И как по мановению волшебной палочки, те режиссеры, что в последнее время проходили мимо нее, стараясь не заметить, вдруг прониклись к ней небывалым дружеским расположением. Опять стали снимать. Лет пять тому назад меценат из начальника отдела был выдвинут в секретари, и она стала истинной кинозвездой. Обложки журналов с ее портретами, статьи о ее творчестве, регулярные и частые поездки по многочисленным кинофестивалям во все концы света... Сегодня уже, конечно, не то, но все же... Кинозвезда, она и есть кинозвезда.
– Мне твой папашка нужен, Ната.
Партийный борец за народное счастье в кинематографических кругах ходил под кличкой "папашка". Наталья среагировала мгновенно:
– Он теперь никому не нужен, Рома, даже мне.
– Вот и обрадуй забытого всеми страдальца. Позови его сюда.
– Я же сказала: он мне не нужен. Он нужен тебе, - она сделала паузу, чтобы разлить кофе по чашкам, а ликер - по тонюсеньким рюмкам. Кончив дело, гуляла смело: - На кой ляд мне его вызывать?
– Ну, коли уж по-простому, так давай совсем по-простому. Ты хочешь знать, что ты с этого будешь иметь? Отвечаю: ничего, кроме моего дружеского расположения.