День гнева
Шрифт:
– Серьезный инструмент. Откуда он у человека, пришедшего повеселиться и выпить в культурный центр обездоленных детей?
– Чего не знаю, того не знаю, - Махов совершенно не аристократично щелчком отправил чинарик "Житана" в дальние кусты.
– А вы, Александр Иванович, по какой причине оказались в культурном центре для обездоленных детей?
– Мы вот с Жорой хотим Ивана Курдюмова схватить. Не видал здесь такого?
– Может и видал. А кто он?
Махов смотрел на Смирнова тухлым глазом, Смирнов смотрел на Махова тухлым глазом, а Сырцов, стоя чуть с сторонке, слушал, как в большом
"Жили двенадцать разбойников, жил кудеяр-атаман.
Много разбойников пролил крови честных христиан."
Про смерть в сортире знали только те, кому положено знать. Они и суетились. Участники презентации продолжали делать свое благородное дело: пить вино, мило беседовать, незаметно обжиматься и, естественно, слушать хорошую музыку.
Подошел мент из бригады и сказал Махову:
– Похоже, это не наш, начальник.
– Это почему?
– Работник Министерства иностранных дел. И дипкурьер к тому же.
– Совершеннейший гебистский клиент, - решил Махов.
– Звони им, Гриша.
– Фамилия его как?
– поспешил без надежды спросить Смирнов.
– Савкин. Геннадий Иванович, - автоматически ответил мент и пошел искать телефон. Махов, окончательно расслабившись, закурил вторично.
– Везет тебе в последнее время, Леня, - сказал Смирнов.
– Стараюсь.
– Это не ты, это кто-то старается.
– Так кто же старается?
– ощетинился вдруг Махов.
– Судьба, - объяснил Смирнов.
– Везенье - это судьба.
– Пойдемте отсюда, Александр Иванович, - подал голос Сырцов.
33
С презентации вернулись очень поздно. Имевшая успех Алуся насосалась там у детишек прилично. Без разуменья и соразмерности рухнув на тахту, она отшибла задницу, обиделась неизвестно на кого и решила плачуще:
– Все! Постель стелить не буду! Будем спать, как на вокзале!
И, действительно, завалилась на тахту, не снимая меховой жакетки и декольтированного платья. Только туфлями выстрелила по разным углам. Злой, как бес, Кузьминский направился на кухню. В связи с водительскими обязанностями он был трезв, как Егор Лигачев, и намерен сиюминутно ликвидировать какое-либо свое сходство с одним из лидеров бывшей когда-то КПСС.
– Витька, телефон принеси!
– прокричала из комнаты Алуся.
– Мне с Лариской срочно поговорить надо.
– Третий час уже!
– для порядка проворчал Виктор, вырвал штекер и перенес аппарат из кухни к алуськиной тахте.
– Очень хочется услышать как ты хороша была сегодня, да?
– Пошел вон!
– капризно распорядилась она и поставила телефонный аппарат себе на живот. Для удобства.
Кузьминский на кухне, на всякий случай, прицепил наушник и включил его в сеть. Пока готовил выпить-закусить с интересом слушал сплетни, интонацию сплетни, стиль сегодняшней сплетни. Авось для дела пригодится.
Порезал свежих огурчиков и тут же посолил. Огурчики сразу дали направляющий дух. Дух этот торопил сделать основное, и Кузьминский, вынув бутылку "Смирнофф" из холодильника, налил в старинную двадцатиграммовую стопку до краев. Под благоухающую дольку огурца, под животворящий вкус черняшки, а ну ее, всю до дна!
"Кузьминский-то у тебя?" Это Лариска. "У меня, где же ему быть."
Это Алуська. "Он в принципе ничего, но какой-то грубый, неинтеллигентный. Ты поработай над ним. Ну, пока, курочка-ряба."Дамы одновременно положили трубки. Алуся громко сообщила из комнаты:
– Лариса считает, что ты - ничего, только какой-то грубый, неинтеллигентный!
– Я уже давно обнаружил одну закономерность, - спрятав наушники в карман, Кузьминский, подготавливая незаметное приближение алкогольного кайфа, был непрочь и побеседовать.
– Чем дурее баба, тем неинтеллигентным кажусь я ей.
– Ну, а на самом деле какой ты: интеллигентный или неинтеллигентный?
– громко спросила Алуся и тут же страстно зевнула с зубовным лязгом. И так громко, что Кузьминский, испугавшись, пролил несколько капель смирновской мимо стопки на голубой пластик стола.
– Ты чего там, проволочку перекусывала?
– злобно полюбопытствовал он.
– Ты на вопрос отвечай, - резонно заметила она и зевнула на этот раз протяжно.
Выпив вторую и закусив, Кузьминский объяснил все как есть:
– Я умею носить костюм, на мне ловко сидят джинсы, я не боюсь отращивать бороду и не боюсь сбривать ее. Я - нахватан в малоизвестных областях, я знаю смысл слова "амбивалентность", мне никто не нравится, я читал Кафку и делаю вид, что читал Марселя Пруста. Я - интеллигентный, Алуся.
– А я читала Ломоносова, - с гордостью сообщила она.
– С чем и поздравляю, - почти двухсотпятидесятиграммовая доза пришлась весьма и весьма кстати, и Кузьминский стоял перед альтернативой: продолжить игры со Смирновым или начать с Алусей игры другого рода.
Забренчал, забренчал телефон. Алуся сняла трубку и сказала:
– Слушаю, - и через паузу - подожди минуту.
Она прошлепала к кухонной двери и закрыла ее. Возвращаясь на тахту, закрыла дверь и в комнату.
Кузьминский в этот момент подсоединился.
– Говори, - это Алуся.
– Киска, ты даже не представляешь, как я рад слышать твой голос!
– Я так понимаю, что даже один мой голос тебя вполне устраивает.
– Устраивает, ласточка, но, если честно, не удовлетворяет.
– Раз уж до меня никак добраться не можешь, занимайся онанизмом.
– Можешь мне поверить, этим я и занимаюсь. В переносном смысле, естественно. Просьба небольшая: передай по команде, что все прошло благополучно и звонко. Я уже с Шереметьева с нейтральной полосы. Отбываю надолго, Алла. И на нелегкие дела.
– Ах, куда же ты, милок,
Ах, куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.
В Красной Армии штыки
Чай, найдутся.
Без тебя большевики
Обойдутся!
с хорошей народной интонацией спела в трубку Алуся.
– Не обойдутся, - серьезно возразил голос и спросил: - Известного советского драматурга ты с презентации, конечно, прихватила с собой?
– Да иди ты!
– разозлилась Алуся.
– Передай ему, голубка, следующее: они проиграли. Впрочем, он сейчас, наверняка, нас слушает и я буду говорить прямо ему. Витя, передай своему дряхлеющему полковнику, что сегодня деньги, все деньги ушли за бугор с концами. Здесь не оставлено ни ниточки, за которую он мог бы ухватиться. Документация отбывает со мной.