День империи

Публика снова взорвалась аплодисментами и Син Тай, как и прежде не дожидаясь объявления победителя, демонстративно развернулся и направился к выходу. В то же время Безымянный, наконец вырвавшись из цепкой хватки пятерых стражников, выбежал на арену и склонился над стариком. Как ни странно, Столетний был пока ещё жив. Его веки на миг приоткрылись и, увидев своего приятеля, он даже, напоследок, улыбнулся. Слова его были тихими и отрывистыми. Он понимал и сам - жизнь, капля за каплей, покидает его уже навсегда.

– Не повторяй моих ошибок, малыш. Найти способ уйти из этого города. Каждый сам хозяин своей судьбы и ты достоин большего чем быть просто игрушкой и развлекать на арене этих зажравшихся аристократов. Ты воин... ты герой...

Больше он уже ничего не смог сказать. Смерть навечно остановила его сердце и в это мгновение Безымянный вдруг, словно, что-то вспомнил. Впрочем, память не вернула ему никакого реального образа... только чувства. Он вспомнил боль. Боль невосполнимой утраты и боль потери родного человека. Безымянный поднял голову вверх и посмотрел вслед уходящему Син Таю. Как ни странно, тот также остановился и, обернувшись, посмотрел ему в глаза. На один миг их взгляды встретились. Он хорошо запомнит этот холодный взгляд. Взгляд за гранью добра и зла. Взгляд пронзительный, гипнотизирующий и безжалостный.

С Син Таем в тот день ему пришлось встретиться ещё раз. Во время вечернего ужина в столовой гладиаторов, Безымянный совершенно не притронулся к еде и всё это время лишь печально смотрел куда-то в окно. Солнце медленно садилось за горизонт. Столовая опустела. Оставив свой ужин, он поднялся и, не спеша, направился к выходу, но у дверей его уже поджидали двое. Огромного африканца с литой мускулатурой все здесь называли - Годзилла, а типа поменьше, с чёрными, кучерявыми волосами и итальянским акцентом - Бонапарт. Когда он подошёл поближе, они оба тотчас встали плечо к плечу, преградив ему путь.

– Босс хочет поговорить с тобой.

Безымянный обернулся назад. Син Тай сидел на одном из столов и, не отрываясь, внимательно смотрел прямо на него.

– Я не разговариваю с тем, кто убил моего друга.

Годзилла уже было замахнулся для удара, но Бонапарт вовремя остановил его и, усмехнувшись, подошёл чуть ближе к своей жертве.

– Я, по моему, ясно выразился? БОСС хочет поговорить с тобой. Нас здесь боятся все и ты, ничтожество, вовсе не исключение из этого правила. Если ты разозлишь Годзиллу, то он просто разорвёт тебя на куски. Впрочем, это ещё не самое страшное. Вот если ты уже разозлишь Син Тая - это будет куда похуже. Босс будет медленно, одна за другой, отрубать тебе твои части тела и, каждый раз, плевать тебе в лицо, как только ты будешь просить у него пощады.

– Пошли к чёрту вместе со своим боссом.

Безымянный вдруг сделал резкий шаг вперёд и, оттолкнув плечом здоровенного африканца, направился в коридор. Годзилла уже хотел было броситься за ним следом, но, сидевший в стороне, Син Тай неожиданно взмахнул рукой и тот тотчас замер на одном месте.

– Пускай идёт. Он всё равно уже не жилец на этом свете.

Сражение затихало. Последние защитники свободного поселения были вытеснены с цирковой арены и битва разбилась на множество мелких стычек в коридорах и комнатах, примыкающих к основному помещению. Беверли Хиллз пал. Надежда погибла. Ещё через пол часа хамелеоны уже окончательно подавили все очаги недавнего сопротивления и из селения наружу потянулись длинные цепочки пленных. Тысячи людей, скованных цепями и подгоняемых криками и ударами прикладов, шли вперёд, молча и безропотно прощаясь со своей свободой. Впереди их ждало только рабство и каторжный труд на раскопках завалов и стройках Верхнего Города.

Фиона, тихонько сидела в углу и, прислонившись к каменной стенке, дрожала от холода и страха, когда рядом с ней, зловеще скрипя шарнирами, вдруг остановился огромный металлический монстр вооружённый тяжёлым пулемётом. Фаталок, наклонив голову, внимательно рассмотрел свою пленницу, после чего снова выпрямился и сам про себя тихо усмехнулся.

– Похоже, я тебя знаю. Ты та самая предсказательница, благодаря которой Виктор всегда был на шаг впереди меня. Сколько же горя ты мне принесла! С каким удовольствием я прикончил бы тебя прямо сейчас, но, оказывается, есть ещё кто-то, чья ненависть к тебе ещё сильнее чем моя. Это один твой старый знакомый и ты очень скоро с ним встретишься.

После этого вдали показалось ещё одно безобразное стальное чудовище и неторопливо направилось в её сторону. Этот был уже гораздо меньше первого и в куда более лёгкой техноплоти. Когда он подошёл совсем близко и заговорил, Фиона вздрогнула. Этот голос... он не мог принадлежать фаталоку. Скорее человеку и, вдобавок, в нём было что-то такое до боли знакомое.

– Ну вот, ведьма, судьба снова свела нас вместе. Жаль, конечно, что ты не можешь видеть как я великолепен в своём новом обличии. Я вернулся и по моему у нас с тобой осталось ещё одно незаконченное дело. Пять лет назад ты избежала моего костра, но больше тебе этого не удастся. Можешь сколько угодно кричать и звать на помощь. Это тебе больше не поможет. Тот кто тогда спас тебе жизнь, теперь уже мёртв. Ты проиграла. Готовься к смерти, проклятая еретичка, тебя ждёт поистине жестокая расплата.

Цепкая, механическая клешня с силой схватила за тонкое запястье и подняла девушку в воздух. Фиона тихонько вскрикнула:

– Где же ты, Виктор?.. Где ты сейчас? Помоги мне...Очнись, прошу тебя... очнись... очнись...

– Очнись... очнись... очнись же, кому говорят.

Безымянный проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел перед собой стражника Колизея, одетого в сверкающие стальные доспехи.

– Сколько можно спать, приятель? Твой поединок начинается ровно через десять минут. Син Тай уже наверняка заждался тебя на арене.

– Син Тай?

– Он самый. Не повезло тебе, парень, сегодня с противником. Постарайся, по крайней мере, проиграть достойно и не разочаровать достопочтенную публику на трибунах.

– Постараюсь...

Безымянный резко вскочил с кровати и, получив от второго стражника свой боевой топор, направился к выходу. Крики многотысячной толпы, предвкушающей финальный бой, были слышны уже в коридоре. Он прибавил шагу и через несколько минут был уже на месте. Син Тай, действительно, поджидал его на арене. Когда его соперник, наконец, показался в проёме ворот, он вдруг развернулся лицом к зрителям и, отыскав на верхних рядах трон Цезаря, вызывающе вытянул в его сторону свой указательный палец.

– Полосатый, я знаю, что ты слышишь меня. На следующий поединок я вызываю тебя и, по вашим законам, после двенадцати побед я имею право драться с тобой за место правителя Нового Рима. Время пришло. Готовься... я уже иду за тобой.

В одно мгновение, вокруг одновременно смолкли крики и шум и тысячи взоров обернулись в сторону нынешнего Цезаря. Полосатый ещё некоторое время сидел на своём троне, а затем неторопливо поднялся и с высоты верхних рядов посмотрел вниз на этого дерзкого принца разбойников. Он был высокого роста и широкоплечий. Его фигура вообще, казалось, была вытесана из цельного куска камня и даже пышные, дорогие одежды не могли скрыть крепкого туловища и мускулистых рук, принадлежащих, несомненно, настоящему бойцу и гладиатору. Портрет довершали, собранные в хвостик, чёрные волосы, аккуратная бородка и четыре длинных шрама, как ни странно, совершенно не уродующих его лицо, а лишь, напротив, придающих ему ещё больше твёрдости и мужества.

– Я принимаю твой вызов, Син Тай. Давно уже у меня не было достойного противника в этом городе. Впрочем, прежде чем сразиться со мной, ты должен сперва победить Безымянного.

– Победа будет у меня в руках уже через пять минут.

– Тогда чего же ты ждёшь?

Кивнув Полосатому в знак согласия, Син Тай вдруг резко обернулся и, крепко сжав меч, стремительно двинулся в сторону своего последнего соперника. Острый, блестящий клинок со свистом рассёк воздух и уже, казалось, достиг своей цели, но в последнее мгновение Безымянный всё же, каким то чудом, смог отбить его своим тяжёлым топором. Затем последовали: второй, третий, четвёртый и пятый удары, но, каждый раз меч, вместо того чтобы разрубить живую плоть, лишь со звоном ударялся о холодный и прочный металл.