День рождения

Холодный воздух схватывал дыхание, но Миннигали пел и пел.

Дорога шла через широкую поляну, на которой росли большие дубы, затем она повернула вверх, к горам.

Налево был березовый лес, направо — крутой склон оврага. В лесу с берез слетели, громко захлопав тугими крыльями, рябчики. Целый выводок.

Наступило чудесное зимнее утро. Из-за гор лениво вставало замороженное солнце. В его лучах каждая снежинка засверкала как алмаз. Заря разгоралась, и алый свет ее расцвечивал вершины гор.

Непостижимая красота зимней природы всегда очаровывала Миннигали. Он и теперь, любуясь зарей, перестал замечать холод и стужу. Дышалось легко, на сердце было спокойно. Только иногда приходилось растирать уши и щеки, чтобы не обморозиться.

Гнедой от самой деревни бежал резво, лишь снег похрустывал и разлетался из-под копыт, но вдруг замедлил бег, насторожился, навострил уши. И недаром! Из уремы выскочила лиса. Ее рыжевато-красная шерсть огнем горела на снегу.

Миннигали свистнул по-мышиному, и лиса, обнюхивавшая гнилой пенек, сразу жб замерла. Подняла мордочку. И снова скрылась в лесной чаще. В ту же минуту из кустов выскочил, видимо испуганный лисой, белый, как снежный ком, заяц и, перебежав дорогу, удрал в лес. В небе, очень высоко, кружил ворон. Плавно взмахивая крыльями, ворон опустился ниже и сел на прогнувшуюся ветку березы. Осмотрелся по сторонам, недовольно каркнул, поднялся вверх и долго еще кружил над лесом.

Миннигали подстегнул лошадь. И сани легко заскользили по снегу. Под размеренный бег лошади Миннигали вспомнились рассказы отца о гражданской войне, некогда гремевшей в этих местах. Гордость за свою страну переполнила его сердце, и он громко запел:

Широка страна моя родная…

Безмолвный лес далеко разносил его звонкий голос, слова любимой песни.

XIII

После того как Миннигали поведал старшему брату тайну своей любви, между ними не раз возникал разговор о Закие. Да и ни с кем другим, кроме Тимергали, он не мог поделиться своими тревогами и сомнениями. Но Миннигали чувствовал, что и старший брат не всегда и не во всем понимает его.

Вот и теперь, видя, что Миннигали примостился па парах и что-то пишет, Тимергали подтолкнул задумавшегося братишку:

— Стихи сочиняешь?

— Рашида просила. В альбом.

— Уж не в нее ли ты теперь влюбился? — Тимергали сделал удивленные глаза. — А как же Алсу-Закия?

— Да это просто так. — Миннигали покраснел: — Разве нельзя по-товарищески стихи па память написать?

— Можно, конечно. Ты лучше скажи, как твои сердечные дела?

— Все так же.

— Она знает, что ты любишь ее?

— Нет, — сказал Миннигали, — не знает.

Миннигали так быстро сказал «нет» потому, что после той ночи, когда искали краденые тетрадки, он был уверен, что Закия знает, должна знать, что он любит ее.

— Ну, если этого не знает Закия, то она единственная, кто об этом не знает, — улыбнулся Тимергали.

— Кроме тебя, никто не должен об этом знать! — встрепенулся Миннигали. — Ты мой секрет никому пе открывал?

— Что, не доверяешь мне? Ты бы лучше следил за собой. Ходишь задумчивый, сам не свой, поешь песни влюбленных, сочиняешь стихи. Это сразу заметно.

— Да, почему-то последнее время все ребята как-то странно поглядывают на меня… Как я подойду, подмигивают друг другу. Даже Зоя-апай как будто знает, смотрит и немножко улыбается, После школы зашел к отцу в пожарку. Он так хитро усы свои погладил и говорит: «Сынок, ты очень изменился. Уж пе влюбился ли ты, как шутили в старину, в какую-нибудь «вшивую головенку»?» Я даже сначала подумал, что это ты отцу проболтался. Признавайся лучше, никому не сказал?

— За кого ты меня принимаешь? — усмехнулся Тимергали. — Просто характер у тебя изменился. Был маленький, стал большой. Да еще, влюбился на свою беду. Неудивительно, что все это видят…

Миннигали и сам замечал, что с тех пор, как полюбил Закию, мечтает о ней, он действительно изменился. Стал, например, отставать по некоторым предметам в школе. Меньше общался с товарищами, боясь, что они разгадают его сердечную тайну. После того неудачного вечера к За-кие даже близко пе подходил и, если приходилось разговаривать с ней, принимал самый беспечный вид. А сам переживал и порой мучился без сна. Как-то ночью мать даже подошла к его постели:

— Сынок, что с тобой, не бредишь ли? Скажи «бисмилла» и сплюнь на все сторопы, тогда уснешь, — посоветовала она.

Отец рассердился:

— Что ты к нему пристаешь? Не болеет оп! Каждый парень в его возрасте так болеет…

«Да, сомнений никаких не может быть, — думал Миннигали. — Все уже знают об этом. Ну и хорошо». Значит, оп настоящий влюбленный. А что делают настоящие влюбленные? Они поют песни, сочиняют стихи и еще пишут письма. Писем Миннигали до сих пор не писал.

«Надо написать письмо». Миннигали вытащил из сумки тетрадь, подаренную директором школы.

Как начать письмо?

«Алсу-Закия, милая…» Нет, не годится. «Сердце мое, ненаглядная…» Так тоже не пойдет. Надо найти самые нужные слова. Догадка мгновенно осенила Миннигали. Он схватил том Тургенева и лихорадочно начал искать. Ага, вот. Вот какое письмо писал один небезызвестный тургеневский герой. Этот молодой человек был тоже влюблен. Правда, девушку зовут Джемма… Имя не так уже трудно заменить. Вместо короткого «Джемма» читать «Алсу-Закия». Да еще перевести на башкирский.

Получится примерно так…

«Закия, милая. Я нашел в себе смелость… — Как верно угадал Тургенев — именно надо найти смелость, чтобы написать письмо любимой! — Я нашел в себе смелость сказать вам про свою любовь. Я люблю вас от всего сердца. Вы моя первая любовь. Это чувство вспыхнуло во мне неожиданно. У меня на сердце ничего больше нет…» Что-то не то… Что же мешает?

Мешает это «вы»! Да и вообще написанные другим человеком слова не могут передать то, что он чувствует.

Миннигали скомкал бумагу и бросил в огонь под казаном. Он написал письмо по-своему. Но через пекоторое время порвал и его. Так повторялось много раз. Письмо не получилось.

Мать, резавшая лапшу на доске, пожурила:

— Сынок, зачем ты тетрадь портишь?

Миннигали спрятал тетрадь и книги в портфель и вышел из дому.

Тихий морозный день. Звонко скрипит под ногами снег. Не дождавшись наступления темноты, на небо высыпали звезды. На улице ни души. Все наверно, в кино.

Для сельских жителей кино — большой праздник.

Достаточно было Гибади один раз проехать деревню из конца в конец, сидя на лошади в вывернутом наизнанку тулупе, и прокричать: «Кино! Кин-о-о! Идите в кино-о!» — как все жители сбегались в маленький — клуб. Зимой кино — редкость.

Он добрел до клуба. Кино еще не кончилось, и Миннигали снова пошел бродить по пустынной улице, поджидая друзей. Ему стало скучно, и он вернулся к клубу.

Окна клуба были занавешены. Он пытался подсмотреть, что делается внутри. Но ничего не было видно, на занавеске только прыгали тени ребят, крутивших динамо-машину.

Минпигали подергал дверь. Закрыто. Он обошел клуб и натолкнулся на Тимергали, который с кем-то разговаривал и даже, кажется, спорил.

Миннигали прислушался.