День рождения
Шрифт:
X
Наконец наступил долгожданный день — Миннигали, вернувшись из райцентра, гордо перешагнул порог дома и громко объявил:
— Мне выдали комсомольский билет!
За столом сидел приехавший после окончания курсов Ти-ергали и пил чай. На радостях братья обнялись, тут же затеяли возню и стали тузить друг друга,
Мать счастливыми глазами смотрела на сыновей:
— Ну, дети мои, садитесь скорее за стол, чай остывает! Да перестаньте
— Эх, мать, куда денется твой чай? Не убежит! — Хабибулла подмигнул жене: — Видишь, как они рады друг другу, пусть повозятся. Сколько не виделись!
Малика радостно и согласно кивала словам мужа, не отрывая любящего взгляда от шумно возившихся сыновей. Совсем недавно эти рослые, крепкие парни были беспомощными малышами. Есть ли для матери большее счастье, чем видеть, как растут и мужают ее сыновья?!
Тем временем Миннигали чуть не одолел старшего брата, уже схватил за ворот и стал трясти, и материнское сердце не выдержало:
— А ну, перестань, медведь! Ты его задушишь!
Миннигали отскочил в сторону и шутя погрозил матери пальцем:
— Ага, хоть он и взрослый совсем, ты его больше любишь, больше жалеешь!
— Не говори глупостей, сынок! — Малика всплеснула руками. — Для меня вы оба равны, за обоих сердце болит.
— Эсей, ты не сердись! Миннигали разыгрывает тебя, — сказал Тимергали и обратился к брату: — Ну-ка, покажи комсомольский билет…
— Комсомольский билет никому давать не разрешается, — сказал Миннигали, — но тебе дам.
— Ну поздравляю тебя! — торжественно сказал Тимергали, рассматривая новенький билет.
На обложке билета был вытиснен силуэт Ленина, на внутренней ее стороне — два ордена: Красного Знамени и Трудового Красного Знамени. Под фамилией Миннигали было написано: «Принят 2 марта 1938 года, комсомольский билет выдан 9 сентября 1939 года».
Тимергали протянул брату билет:
— Быстро растет комсомол. Вот уже сколько прибавилось комсомольцев. Ты, брат, 912 418-й!
— Откуда ты это узнал?
— По номеру билета.
Малика улыбалась, слушая разговор сыновей. Вставила:
— Миннигали, сынок, все своим чередом приходит. Когда-то ты октябренком был, потом — пионером, а сейчас стал комсомольцем!..
— Так постепенно поднимаются со ступеньки на ступеньку вверх по лестнице. — Тимергали похлопал братишку по плечу. — Помнишь, мама, какое Миннигали в первом классе читал стихотворение?
— Не припомню что-то. — Малика посмотрела на мужа: — А ты не помнишь, атахы[14]?
— Что-то про пионеров, про Октябрь, кажется…
— Правильно! Отец не забыл. — В глазах у Миннигали засветилась радость. — Я даже помню, как там было про то, что маленькие идут из октябрят в пионеры, а из пионеров становятся комсомольцами. А уж из комсомола самых достойных принимают в партию.
— Видишь, сынок, какие ступени, — сказал Хабнбулла. — Октябренком был. Верно, мать?
Был. Пионером тоже был, все мы это знаем. Теперь ты комсомолец. Вот билет у тебя комсомольский. Значит, осталось впереди что? В партию осталось вступить!— Это моя мечта, отец, стать коммунистом.
Хабибулла радовался радостью своих сыновей; он еще
хотел поговорить об их счастливой судьбе, но Малика остановила его:
— Ну, хватит, отец, потом наговоритесь. Давайте чай пить, дети, наверно, проголодались.
— Они на радостях, пожалуй, и есть не хотят! — засмеялся Хабибулла.
— Доктор сказал: если вовремя человек не ест, желудок портится.
Братья пошли мыть руки. По дороге Тимергали критически осмотрел брата:
— Какие волосы отрастил! Зачем тебе такие? Совсем тебе не идет! И еще Зою-апай обманул, сказал, что отцу некогда тебя постричь! — Тимергали улыбнулся над растерянностью Миннигали.
— Уже успели, наябедничали тебе! Приехал, и тут же все ему выложили — вот какие языки! Ничего сказать нельзя, тут же донесут!
— Какой же это донос! Я ведь, худо-бедно, твой старший брат, да к тому же еще учитель. Понимать должен!
— Подумаешь, английские курсы закончил! А мы, семиклассники, немецкий изучаем. Программу же из-за тебя не переменят!
— Тебе, я думаю, сейчас все равно — что немецкий, что английский, еще никакого не знаешь.
— А может, знаю? Да что я! А вот ты курсы кончил, выучился, а по-английски говорить умеешь?
— Умею!
— Умеешь? Ладно. Ну-ка скажи… как будет по-английски «это собака»?
— Зис из э дог.
— Это кошка?
— Зис из э кэт.
— Как будет по-английски: «кем ты хочешь быть»?
— Вот ду ю вонт ту би?
— Знаешь… — Миннигали улыбнулся. — Вот бы мне тоже немецкие курсы кончить!
— А зачем тебе?
— Когда-нибудь пригодится. — Миннигали перестал жевать. — Вон в кино Чапай Петьке что говорит? Если бы, говорит, ты немного подучился языкам, мог бы, говорит, командовать войском всего мира.
Малика, наливавшая чай из самовара, покачала головой и засмеялась:
— Как увидел это кино, так до сих пор и бредит Шапаем! Думала, в комсомол запишется, умнее станет, ан нет, все так же, как мальчишка себя ведет.
— Пока можно, пусть играет. Ты, эсэхе[15], его не удерживай, — сказал Хабибулла.
— Я и не удерживаю, просто к слову пришлось.
Поддержка отца и вовсе окрылила Миннигали:
— Может, мне и по-английски попробовать?
— Ты думаешь, так уж легко чужие языки изучать? — возразил Тимергали.
— Ты же научился!
— По правде говоря, я и сам английский толком не знаю, — признался Тимергали смущенно.
— А как же ты ребят будешь учить? — поинтересовался Миннигали.
— Как знаю, так и буду. Где пе знаю, там стану по-люцииному учить.
— Что за Люция?