День рождения
Шрифт:
Дом у них пятистенный, крытый, как и у соседей, соломой.
Во дворе хлев для коровы, за плетнем — огород для картошки, за ним — дорожка, ведущая к роднику, который выбивается прямо из-под обрыва, почти у берега реки.
Вода в роднике прозрачная, холодная и вкусная. Сюда за водой приходит вся деревня.
Ни предки Губайдуллиных, ни сам Хабибулла с семьей почти никогда не болели и считали, что здоровье — в чудесной силе родниковой воды. Но и это не самое главное. Если бы не родник, неизвестно, как повернулась бы жизнь Хабибуллы, встретил бы он свою Малику или нет…
Ему
Это был прекрасный солнечный день, когда Хабибулла вернулся в деревню из Уфы, куда ездил по делам. Он спускался к реке поить лошадь и увидел у родника незнакомую красивую девушку, а подойдя ближе, с удивлением узнал в ней Малику, дочь старого Загидуллы.
И когда она успела так вырасти и похорошеть?
Восхищенный парень стал как вкопанный, за ним мотала головой и позвякивала удилами лошадь.
Хабибулла до сих пор помнит, как он тогда любовался Маликой, как влажно и тепло дышала ему в затылок лошадь… Вот Малика вскинула на плечо коромысло с полными ведрами и пошла по мосткам на другой берег. Она была уже далеко, когда Хабибулла опомнился и крикнул:
— Малика, здравствуй!
Девушка уже была на другом берегу, но она обернулась, улыбнулась и только потом пошла по тропинке через густой кустарник.
А Хабибулла стоял и смотрел, как вдоль берега, покачиваясь под тяжелым коромыслом, идет Малика, дочь старого Загидуллы…
После этой встречи Хабибулла часто ходил к роднику — под всякими предлогами. И хоть каждый день встречались девушка с парнем, но не смели они смотреть друг другу в глаза.
Однако к концу второй недели терпение у Хабибуллы иссякло. Он еле дождался появления девушки у родника и, когда она наконец пришла, решительно подошел к ней. Он не мог больше молчать, ему нужно было сейчас же признаться в своих чувствах, сказать, что любит ее. Но Малика не дала ему Вымолвит! и слова:
— Агай[5], не надо… Мы не должны больше встречаться…
— Но со стороны можно, наверно, смотреть на тебя?
— Нельзя.
— Я сватов к тебе пошлю, что скажешь?
— Опоздал. — Малика огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — Меня уже сосватали вчера вечером, и калым уплатили…
От этой новости парень опешил, долго не мог вымолвить ни слова, но, когда девушка отошла от родника, крикнул ей вслед:
— Тогда я тебя украду. Все равно украду!..
Похищать Малику не пришлось: ее жених ушел на японскую войну и больше не вернулся, и тогда Хабибулла послал к девушке сватов. Они поженились. Все их хозяйство состояло сначала из лошади и безрогой козы. Но молодые любили друг друга. Одно их огорчало: дети у них не выживали — рождались и умирали в младенческом возрасте.
Хабибулле шел уже тридцать второй год, а Малике исполнилось двадцать восемь лет, когда появился у них сын. Вслед за первым родился второй. Принимала его повивальная бабка. Она подняла мальчика и, внимательно осмотрев, воскликнула:
— Оба ваших сына родились в хорошие дни! Аллах неспроста даровал вам их. Особенно этот… живой и шустрый будет. У него на макушке два вихра! Значит, ему суждено две жизни
прожить. Будет он у вас или ученым человеком, пли славным батыром! — С этими словами бабка завернула мальчика в пеленки и вручила матери: — Назовите его Миннигали. Будущему батыру или ученому такое имя должно подойти.Родители и без того рады сыну, но, разумеется, им приятно было такое пророчество.
— Пусть будет Миннигалп. Пожелай нашему сыну здоровья, — согласились они с повивальной бабкой.
Предсказания ее оказались верными. Оба сына росли здоровыми, сильными и трудолюбивыми. Тимергали, окончив семилетку, вместе с двоюродной сестрой Фатимой уехал в Стерлитамак в культурно-просветительное училище. Миннигали походил на отца, а лицом больше напоминал мать, был такой же красивый. Но ростом и силой братья пошли в отца. Отцовским был у них и характер: за что ни возьмутся, все спорится в их руках.
…Лоб у Миннигали был выпуклый, выступал вперед, и оттого казалось, что голова у него как бы разделена надвое. Мальчишки с улицы Арьяк прилепили ему обидные прозвища, дразнили и «поперечной головой», и «двухлобым», а иногда по-дружески звали его просто «лоб». Но он виду не подавал, что это задевает его, иначе они еще больше будут дразниться. А потом и вообще перестал обращать внимание на их насмешки.
III
От самого дома мальчики бежали, а когда поднялись на гору и запыхались, сбавили шаг.
Свежий ветер обдувал разгоряченные лица. В таинственной тишине, вызывавшей в душе ребят какую-то неизъяснимую радость, вставало из-за Карамалинских гор солнце. Долина была наполнена сизой дымкой. Горизонт алел, словно украшенный праздничными флагами.
Красота родной земли рождала отзвук в душе Миннигали. В другое время он остановился бы полюбоваться открывающейся картиной утреннего пробуждения гор, но сейчас надо было спешить.
Они сбежали с проезжей дороги на тропинку, петлявшую в пожухлой осенней, траве. Летом — Миннигали помнит это— вокруг росла пышная трава с рассыпанными по ней цветами. Теперь трава пожелтела и полегла, цветы повяли.
Тропинка свернула в овраг; здесь деревья еще не облетели и местами березы и осины сохранили на ветвях зеленые листья, а трава была по-летнему свежей и пышной.
Миннигали некоторое время шел молча и потом задумчиво сказал:
— Сколько на свете всяких букашек-таракащек! У каждой своя жизнь, свои заботы.
— Как ты думаешь? Может, они между собой как-нибудь по-свОему разговаривают, а? Вот было бы интересно!
— Конечно, разговаривают!
— Откуда ты знаешь? — Гибади засмеялся.
— Знаю.
— Можно подумать, тебе сами букашки-таракашки рассказали! Придумаешь тоже!..
— Ну и что же, что не сами! Я по книжкам знаю. Недавно Тимергали принес такую книжку — в ней все написано. И про пауков написано.
— Не люблю пауков!
— Они знаешь какие интересные!
— Что в них особенного, скажешь тоже — пауки!
— Да, простые пауки… Да ты не читал. У них же все особенное! — И Миннигали начал расказывать о повадках пауков, как они добывают пищу, где живут, как размножаются.