День рождения

Миннигали не мог опомниться от внезапного поцелуя, щека его горела. Он только успел крикнуть ей вдогонку:

— До завтра!

Закия обернулась, помахала рукой и растаяла в сумерках.

XVIII

Нет, недаром в народных песнях жизнь сравнивается с течением реки. Действительно, время никогда не стоит на месте. Недавно, кажется, была цветущая весна, а вот уже в разгаре лето, приближается пора сенокоса.

Идут ночами теплые дожди, на лугах поднялись выше пояса сочные, мягкие травы, цветут, благоухают цветы.

Лето красное!

Коротки, коротки. летние ночи. Заря с зарей сходятся, некогда спать крестьянам…

Председатель Сахипгарей Ахтияров поднялся на рассвете, а его уже ждала бричка. Старый Хабибулла запряг Гнедого. На кучерском месте сидел Миннигали с вожжами в руках.

Дорога вывела в поля, внизу вдоль реки расстилались луга, еще окутанные утренней сизой дымкой. Травы поседели от росы.

— Благодать! — не выдержал председатель, тронул Миннигали, чтобы тот остановил Гнедого.

— В такую пору даже я, старик, молодею, — улыбнулся Хабибулла.

— Ну, ладно, трогай! Надо покосы объехать.

— Раз поехали, значит, посмотрим, — сказал Хабибулла.

Председатель потянулся было через Миннигали, взялся за вожжи, чтобы повернуть коня лугом через покосы, но Хабибулла остановил его:

— Не надо, сосед, траву понапрасну мять. Пройдем пешком к реке, посмотрим, какая трава там.

Ахтияров засмеялся и полез из брички.

— Ты прав, сосед, отвыкаю своими ногами ходить. Такая кругом красота, а я все тороплюсь куда-то.

Миннигали пустил коня, тянувшегося к душистой сочной траве, и тоже пошел в луга за старшими. Скоро он обогнал их и сбежал к самой реке. Берега заросли малиной, смородиной, шиповником. Над водой поднимался легкий пар, и Миннигали захотелось попробовать, верно ли вода такая холодная, как кажется на вид. Он раздвинул кусты и дотянулся до воды. Теплая как парное молоко!

С высоких кустов, сверкая на солнце дождем, осыпалась роса. На медвежьих дудках, высоко поднимавших зонты своих соцветий, ползали медленные жуки-бронзовки, деловито сновали шмели. С легким жужжанием пчелы развешивали над лугами бесконечные медовые нити, от цветка к цветку, от цветка к цветку.

Миннигали, как зачарованный, стоял на лугу, вглядываясь в красоту окружающей жизни.

— Смотри-ка, твой парень не налюбуется, — сказал Ахтияров.

— Он такой! — Хабибулла ласково улыбнулся, глядя на стоявшего но пояс в траве Миннигали. — Я мальчишкой и сам был таким же — засмотрюсь, задумаюсь… а стадо тем временем ушло! — засмеялся старый Хабибулла.

Выше поднималось солнце, жарче становился день.

Сахипгарей скинул пиджак, расстегнул ворот рубахи:

— Парит. Как думаешь, наверно, к дождю?

— Не похоже.

— Откуда ты знаешь?

— Да вот… «барометр» показывает, — Хабибулла кивнул на цветы, — подойди понюхай. Если эти цветы сильно пахнут, через пятнадцать — двадцать часов жди дождя. Перед дождем воздух становится парным и цветы раскрываются сильнее. А по этим цветам можно даже время узнавать, потому что они в одно время поворачиваются, раскрываются и закрываются.

Председатель внимательно слушал старика.

— Тебе бы, агай, ученым быть. Откуда ты знаешь секреты разных трав?

Старый Хабибулла лукаво улыбнулся. Он снял поношенную шапку, потирая лысую голову, сказал:

— При желании, сосед, всему можно научиться. Раньше от стариков науку перенимали, а теперь в городах этому молодых учат.

— Надо бы твоих сыновей на агрономов учить, агай. Как ты думаешь, если послать кого-нибудь из них в сельхозинститут или техникум?

— Вот уж пе знаю, — сказал Хабпбулла. — Как сами решат. Я против их желания идти не могу. Старший мой, Тимергали, рад был бы, наверно, на агронома учиться. Только ведь на действительную службу должен идти. Ждет повестку со дня на день. Потому и с женитьбой пока не торопится.

— А Миннигали?

— Этот? Про него и не знаю, сосед, что сказать. Сдается мне, что о нефтяном деле он мечтает с тех пор, как семь классов закончил. Каждый день об этом твердит. Мать огорчает. Говорит, было бы больше нефти, без керосину не сидели бы!

— Он, конечно, прав. Верно понимает. Молодец!

— Стало быть, сосед, ты советуешь не отговаривать его?

— Что ж, дело неплохое. Да и бесполезно отговаривать. Я думаю, парень у тебя с характером.

От реки подул легкий прохладный ветерок — он, балуясь, разносил луговые запахи, качал цветы, обвевал распаренные потные лица.

Раскрасневшийся от жары Сахипгарей убавил шаг. Возвращаясь к ранее прерванному разговору, спросил:

— Значит, если те цветы слабо пахнут, дождя скоро не жди?

— Не жди.

— Стало быть, можно приступать к сенокосу, Давай косить. А?

— Давай.

— И трава созрела уже, самый раз.

— Созрела, сосед.

Довольные осмотром, Ахтияров и Хабибулла вернулись к бричке.

Миннигали дождался, когда председатель колхоза и отец заберутся в бричку, и тронул вожжи. Лошади уже надоело стоять на одном месте и отмахиваться хвостом от оводов. Она охотно вышла на дорогу и пустилась легкой рысью.

Сахипгарей задумался, глядя на высокие травы, мелькавшие по краям дороги. Затем повернулся к Хабибулле:

— Агай, когда птицы перестанут петь? Не пора им?

— Рановато еще. В конце июня обычно уже выводятся и подрастают птенцы. Родителям становится тогда пе до песен. Детки прожорливые.

— Я в книжке читал, что скворцы за день могут пролетать по семьдесят — восемьдесят километров, чтобы накормить птенцов, — вмешался в разговор Миннигали.

— Кустым, а когда начинают летать скворчата? — спросил председатель.

— Скворцы обычно в начале июня, а дрозды — в середине июня, — сказал Миннигали.

— Правильно, кустым. Ты хорошо знаешь жизнь птиц. А каких ты знаешь животных и насекомых, которые в июне выводят своих детенышей? — в шутку экзаменовал Сахипгарей.

Миннигали и на этот раз не растерялся:

— В июне у зайцев второй, у белок третий раз рождаются детеныши. Много становится бабочек, кузнечики день и ночь дают свои концерты. Комары! Вот кто! Комары особенно сильно размножаются в июне!