День рождения

— Да тебе, кустым, наверно, надо учиться по этой части. Но об этом потом. Мы еще поговорим с тобой как-нибудь один на один, ладно?

Дорога пошла мимо березового леса, стоявшего на склонах пологих холмов. На повороте дороги Хабибулла остановил бричку.

— Мы сойдем здесь, сосед. Сынок, возьми-ка пилу, топор я сам прихвачу, — сказал он, слезая с брички.

Председатель взял в руки поводья.

— Сколько еще осталось пилить?

— Свою норму мы еще на той неделе закончили. Сейчас для школы дрова готовим.

— Когда думаете домой возвращаться?

— Завтра к вечеру, наверно.

— Может, лошадь послать с кем-нибудь?

— Не надо, сосед, спасибо. Сегодня Тимергали должен подъехать на Белолобом.

Сахипгарей собрался отъезжать. Он дернул вожжи, и скакун бодро тронулся с места. Не успела бричка скрыться с глаз, а Хабибулла и Миннигали уже приступили к работе. Они спилили отмеченные березы, обрубили ветки, собрали их в одно место и только после этого стали кипятить на костре чай.

XIX

В ночь накануне сенокоса Хабибулле не спалось. Он все вертелся в постели, пока не забрезжил рассвет. Когда окна стали беловато-серыми, Хабибулла поднялся. Он постоял у окна, полюбовался на луну, окутанную желтоватым маревом, затем начал что-то искать в полутемной комнате:

— Жена! Где брусок и молоток? Я вчера еще приготовил. Жена!

— На месте, наверно, — откликнулась Малика.

— Да, на месте, правильно.

Малика, ставившая самовар, рассердилась:

— До чего ты беспокойный человек! Если о себе пе думаешь, хоть о сыновьях подумай… Они, бедные, и выспаться-то не могут как следует.

— Ладно, мать, не ворчи. Их баловать ни к чему.

— Т-сс… Не шуми. Пусть немного поспят, не буди, — зашикала Малика на мужа.

— Вставать пора. Кто рано встает, тому бог подает! Мой покойный отец так приговаривал. Мы же для своего колхоза трудимся, а не на баев, как раньше, — продолжал убеждать жену Хабибулла. Кивая на окно, добавил: — Зон соседи давно уже встали. Буди своих сыновей!

— Мы уже не спим, атай, — зевнул Миннигали. Он быстро поднялся с постели и, торопливо одевшись, убежал на конный двор.

Тимергали тоже встал. Отец, наблюдая, как он, то и дело потягиваясь, застилает постель, сказал:

— Ох и любишь поспать, сынок! Любишь!.. Живее поворачивайся. Будущему красноармейцу не годится так тянуться.

После утреннего чая на арбе, в которую был впряжен Белолобый, они подъехали к правлению, где собирались колхозники, отъезжавшие на сенокос. Шумно и весело было на площади, где уже толпилось много народу. Все были радостные, словно их ожидало большое торжество, переговаривались между собой, громко смеялись.

— Раньше, когда я был еще мальчишкой, такого веселья пе было. Мы боялись одного взгляда бая Гимран-Хамматвафы или бая Актуганова Ахметьяна, — сказал старый Зиннат, с завистью поглядывая на молодых.

— Да, баи народу житья не давали, — поддакнул старый Галиахмед.

— Вся земля, на которой наш колхоз раскинулся, им принадлежала. Они ведь были ненасытные.

— Верно, верно, — согласились, вспоминая прошлое, старики.

В это время из правления вышел Сахипгарей и сел в бричку. Он обвел всех собравшихся взглядом и торжественно объявил, что решено начать покос с карагайловского луга.

Телеги с покосниками с праздничным шумом стали выезжать на дорогу, ведущую в луга. Этот летний день и в самом деле напоминал большой праздник. Лица у всех были радостные. Впереди ехали арбы, груженные продуктами, деревянными граблями, вилами, завернутыми в тряпки косами, посудой, казанами и другой необходимой утварью. На телегах сидели косари.

Ребята предпочли идти пешком, чем ехать вместе со взрослыми. Они, как сорвавшиеся с привязи жеребята, бегали, резвились, боролись между собой, пускались наперегонки. Но Миниигали не было с ними, на этот раз он старался держаться возле старшего брата, который скоро должен был идти в армию. Девушки несколько раз просили Миннигали поиграть на гармошке и удивились тому, что он упорно отказывался.

— Что это с ним? — спросила Тагзима. Она все время поглядывала на телегу, где ехали братья.

— Хочет, чтоб покланялись ему, — сказала Зубаржат.

— Миннигалй вовсе не такой!

— А что это ты его защищаешь? Уж не влюбилась ли? — спросила ее подружка.

— Они парни хоть куда, можно и влюбиться.

— Младший-то занят уж. Закию любит.

— Подумаешь! Ее ведь с нами нет, в ауле осталась. — Тагзима хитро подмигнула: — Не каждая девушка, которая ходит с парнем, выходит за него замуж, и не каждый парень женится на своей девушке. Недаром в песне поется: «Если любишь, люби двоих, одного держи про запас»! Я вам советую: пока молодые, гуляйте вволю!

— Что же ты сама не гуляешь? — спросила Асмабика.

— Если бы я полюбила, то и с двумя бы гуляла. Кого люблю, с тем и гуляю!

Женщины захохотали. Тагзима закрыла глаза и покачала головой:

— Я бы показала, почем сотня гребешков.

Тем временем обоз покосников проехал через березовый лес и стал выезжать на пойму, по которой тянулись необозримые луга. Возле карагайловского луга остановились и начали табориться. Старшие принялись строить шалаши, распрягать лошадей.

Ребятишки бросились к реке, но недолго плескались они в светлой, чистой воде. Надо было помогать взрослым: принести воды, набрать дров — мало ли дела на покосе…

Кое-где на лугу уже посвистывали, позванивали косы. Косари правили и пробовали инструмент, легко, играючи смахивали первые рядки пышного лугового разнотравья. Трава уродилась отличная — сочная, мягкая, душистая.

Тагзима будто случайно оказалась возле Тимергали.

— Вы отдельный шалаш не делаете? — спросила она.

— А зачем он нам? — сказал Тимергали, пробуя косу.

— Семейные строят себе отдельные шалаши! А как вы будете, если Малика-апай приедет?

— Пусть приезжает, ей и в колхозном шалаше места хватит, она у нас не привередливая.

Заметив Хабибуллу, орудовавшего деревянными граблями, Тагзима принялась точить свою косу. Затем она обкосила траву вокруг большого куста шиповника и снова очутилась около Тимергали:

— Почему ты все один да один?

— Как один?

— Никогда не видела тебя с девушкой. Что же, решил всю жизнь в холостяках ходить? Когда в армию уходишь?

— Как повестку получу.

— Чего ж ты на покос поехал, раз в армию идти?

— Я люблю работать в поле, на покосе особенно — смотри, какая красота на лугу!