День щекотуна

– Молозенька! Сё-то твойю больсусьюю фиольетов-вуйю клизьму ни могу най-йти, - прервала мои благие помыслы шебутная азиатка.

– А на кой ляд она тебе сдалась?
– без толики доброжелательности проворчала Мороженка.

– Да хотелёсь бы Митлофануську молковным соком попоить.

– Слушай сюда, Морковь безмозглая! Из своей кис-киски что ли сок цедить собралась?!

– Ни хамьила би! Сё у нас - молконова соку не-етутьи?

– А вот и "не-ету-тьи"!
– передразнила Мороженка.

– А в тльехлитловой баньке за тумбоцькою?

– Да в той банке из-под морковного сока давным-давно уж тормозная жидкость для нашего гребаного джипера! Не хватало еще, чтобы мою клизму токсичными химикатами заправляли!.. А я потом ее в свой и без того покалеченный пищевыми концерагенами организм пихай?! Нетушки! Сцапаешь мою клизму - руки по самые плечи пообламываю!

– А у Митлофануськи узе-е(!) одьной луцьки по самий локотьок тю-тю, - сострадательно ко мне пролепетала Морковка.

– А не-е(!)хрен было чужую клизму хватать!
– возвела на меня напраслину разгневанная Мороженка, - И с каких это кислых щей (позволь поинтересоваться) ты-ы(!), горе луковое, сделала вывод, что Митрофану необходим именно морко-овный(!) напиток?

– Такь и он зе са-ам сказьаль: "Мо-мо-мо-о-о!".

– А вдруг да и он попытался тебя мочалкою обозвать или молока-а(!) попросил?
– выдвинула пару вполне резонных версий Мороженка.

– Молёцька?
– явно опешила Морковка, - Молёцька-молёцька-молёцька-а-а!.. А есь у нась молёцько?

– В холодильнике. На третьей полке све-ерху!
– под удаляющийся топоток азиатки пояснила Мороженка, - И бо-оже тебя упаси, сердобольная ты наша, к моей кли-изме притро-онуться!! В два прие-ема из тебя Венеру Милос-скую сконструирую!

– Не на-а-адо, - наконец-то выдали мои доселе никаковские голосовые связки.

– Чего тебе, голубь, не надо?
– судя по деформации моего ложа, Мороженка присела рядышком слева.

– Ничего-о(!) через клизму не на-адо, - вполне связно простонал я, - Зре-ения(!) на-адо-о-о...

– Ма-а-ать(!!!) моя - же-е-енщина-а!
– спохватилась седалищем присоседившаяся, и я незамедлительно ощутил ее энергичные пальцы, ловко вцепившиеся в туго-натуго стягивающий верхнюю половину моей бедовой головушки морковкин бюстгальтер...

Чуть-чуть повозившись и малость поматерившись по морковкиному адресу, Мороженка в конце концов избавила меня от опостылевшей вульгарной повязки! И тут же в мой распахнутый глаз ударил мучительно яркий свет, отчего пришлось срочно зажмуриться.

– Как ярко, - пробормотал я.

– Эт от отвычки, - прогудела Мороженка, - Иначе говоря, с непривычки.

– Ага, - с искренним намерением наладить добрые взаимоотношения поддакнул я, - Мудро подмечено.

– Еще бы не мудро.., - задумчиво поддержала мой дружественный порыв совсем недавно разгневанная Мороженка.

– Я не хочу молока. От него меня пучит, - на чуть приоткрыв веки и тут же опасливо их смежив, пожалобился я.

– Понима-а-аю, - дружественно накрыв мое плечо разгоряченной ладонью, с теплотой в голосе ответила собеседница, - Меня тоже от молочного пучит.

– Но ведь она сейчас будет поить меня молоко-ом!

– Еще бабушка надвое гадала, кого и чем будет поить эта сумасбродная пьянчужка.

– Но ведь она вроде трезвая.

– Трезвая... была. А сейчас, возможно, уж навеселе. У нее не заржавеет... И молочишка для тебя организует, и себя не обидит... Чует мое сердце, стопарь за стопарем опрокидывает.

А африканское сердце - вещун! У нас - темнокожих-то - сердца-а здо-орово(!) интуитивно развиты. Вот послушай, как колотится, - на этих словах моя рука была нежно взята за кисть и вдавлена растопыренной ладонью в податливую грудь на солидную глубину.

– Фу-у-у-у-у, - с душевным трепетом испустил я обескислороденный легкими воздух.

– Слы-ы-ышишь мое сердце?
– бархатноголосо прогудела Мороженка, - Чу-у-увствуешь?

– Чу-у-увствую-ю!
– ощутив волшебнейшую успокоительно размеренную ритмику кровогонных толчков, взволнованно подтвердил я.

– И ка-ак?
– отнимая мою руку от своей груди, поинтересовалась Мороженка.

– Мне становится ле-егче, - признался ваш, читатель, покорный слуга.

– Африка-анская энерге-етика!
– не без горделивости пояснила ласкающая меня взглядом устало улыбающаяся на фоне сиреневого натяжного потолка шоколадная женщина, - Мы в подавляющем большинстве потенциально выносливы и самозабвенно темпераментны (многопоколенная наследственность от закаленных на плантациях предков-рабов). Мы и вспыльчивы, и трусливы, способны на самопожертвование за идею и без оной... С нашими взрывными натурами выше риски загреметь за решетку... Мы работящи, веселы, но и зачастую ленивы и самоедно депрессивны... Начинаешь улавливать наш негритянский менталитет?

– Да, - смежив веки и одновременно с тем чуть кивнув, я подал знак подтверждения своего понимания.

– Продолжать?

– Да, - вымолвил я.

– Ну слушай. Мы способны одаривать окружающих счастьем, но и можем злодейски его отнимать. Нас ненавидят, боятся и любят. Наши дети настырны и хватки, спортивны и склонны к противоправным деяниям...

Как теперь(?), Митрофан... Еще-е шире твое познание о негроидной расе?

– Да, - не рыща в поисках словесной вариативности, я ограничился тем же односложием, кое намедни в знак согласия уже произнес не единожды.

– И что ты понял не в частностях - в целом?!
– лукаво ухмыльнулась моя собеседница.

– Не знаю. Я думаю.., - погрузился в мыслительность я.

– Не морочь свою голову, парень. Я тебя разыграла, - пристально и чуть виновато вглядываясь в мое лицо, ошарашила Мороженка.

– Ка-ак?!
– продемонстрировав убежавшими от выпученных глаз бровями и оральным овалом крайнюю степень недоумения, я изобразил стопроцентного паралитика.

– Обыкновенно.

– Но я ведь поверил...

– Чего ты хотел, то и заполучил. А если бы нет, то и... нет. То и впустую бы трепотня болтливой негритоски... Ты подстроился под меня, желая наладить теплые взаимоотношения. В твоем аховом положении это стремление вполне резонно. И для достижения цели было полезно не ерепениться, проникнувшись лояльностью ко мне, даже симпатией и готовностью всецело воспринимать мое мировоззрение аки свое. Не скрою, твоя солидарность со мной размягчила мой стервозный норов. Поздравляю, парень! Ты попал в очко!