День Святого Валентина
Шрифт:
В прихожей пес и вовсе буквально кинулся Роксане под ноги, явно не желая впускать ее в гостиную. Спросить что-то девочка не успела – она собиралась на полуавтомате пройти к лестнице наверх, однако теперь, остановившись на пороге, вынуждена была непроизвольно окинуть комнату беглым взглядом. Потом – осмотреться уже по-настоящему, потрясенно застыв возле дверного косяка.
На диванчике, слегка наискось облокотившись на валик и по-хозяйски закинув ноги в сапогах на край журнального столика, развалился какой-то незнакомый тип абсолютно бандитской наружности. Роксана таких только по телевизору на разных рок-концертах до сегодняшнего дня и видела, даже не представляя, что в Гортензии, этой помеси тихой гавани с захолустным медвежьим углом, могут водиться подобные… экземпляры. Поток сезонной миграции, что ли, мимо проходил?! Единственным – и насквозь карикатурным – кого с большой натяжкой в этом городке
Телефон стоял как раз в гостиной, буквально под боком у экстравагантного гостя, так что незаметно добраться до него не было абсолютно никаких шансов, а мобильник… Рокси, стараясь действовать бесшумно, похлопала себя по карманам, только чтобы лишний раз убедиться, что мобильник в очередной раз забыла снять с подзарядки утром или просто – забыла. Это полуненамеренно вошло у нее в привычку уже давно – сама девочка не была любительницей болтать по телефону, да и не с кем особенно-то было, так что подаренный отцом аппарат чаще всего самим папой обычно и использовался – в качестве поводка, за который время от времени можно было дернуть, выясняя, где дочка шатается, скоро ли будет и не купит ли по дороге булочек для сэндвичей – естественно, Рокси от этой «привязи» была не в восторге и телефон повадилась при каждой удобной возможности забывать. Как теперь получалось, все-таки зря…
Приглушенно выдохнув сквозь зубы, Роксана чуть отступила назад и, наугад протянув руку, вынула из кладовки отломанную рукоядку от старых садовых граблей, которую папа как-то пообещал починить, но руки не доходили, да и девочка постоянно забывала ему напомнить.
– Эй, ты! – решительно шагнув через порог, громко заговорила Рокси. Тип отложил альбом и, слегка привстав, обернулся в ее сторону. Глаза у него были очень светлого оттенка карего, а на фоне густой росписи и без того худого и резкого горбоносого лица в черных тонах казались и вовсе желтыми. – Не знаю, чего тебе здесь нужно, но дом подключен к охранной системе – минут через пять здесь будет полиция и…
– Врешь, – довольно-таки дружелюбным тоном откликнулся тип, смеющимся взглядом косясь на выставленную вперед, как воображаемый меч, швабру. Роксана нахмурилась еще сильнее. Ну, допустим и врет – все их с отцом пожитки столько не стоили, во сколько обошлась бы эта охранная система – но у незваного гостя оказалась та же, что и у девчонок в школе, крайне раздражающая манера судить о вещах, о которых не спрашивают. Почему-то от одного его тона Роксана тут же поняла, что о том же соотношении рисков и стоимостей он сейчас и подумал. От злости окончательно забыв про свои испуг, девочка подошла поближе, сильнее сжимая швабру. Не то, чтобы у нее были особые навыки по части драк, но после того, как в ветклинике однажды пришлось успокаивать молоденького, однако вымахавшего в центнер живого веса кавказского овчара, крайне перепуганного необходимостью укола, в определенной мере была в своих силах уверена.
– Вот швабрами мне еще не угрожали! – заметил наглый тип. – Хотя тебе, пожалуй, больше подошло бы помело!
Наверное, отсутствие каких-либо проявлений агрессии с его стороны и заставило девочку окончательно забыть об осторожности. Вспыхнув от злости, она отшвырнула злополучную деревяшку и решительно подошла к самому дивану, чтобы схватить незваного гостя за плечо, собираясь рывком сдернуть и дивана, и уже заготовив вертящееся на языке гневное требование выметаться из их дома подобру-поздорову, однако, стоило это сделать, как только что безмятежно ухмылявшийся на ее негодование тип непроизвольно вскрикнул от боли.
– Не успокоишься, пока эту руку мне окончательно не оторвешь, да?! – яростно сверкая глубоко посаженными желтыми, абсолютно точно желтыми, а никакими не карими глазами, рявкнул он. Рокси замерла, словно одеревенев. – Ну, и чего еще?
Кажется, именно такие худые и горбоносые лица, как у него,
обычно принято называть «ястребиными»… В сочетании с классическим, среди современных фриков уже почти не встречающимся ирокезом по моде восьмидесятых годов прошлого века, выкрашенным в ярко-малиновый цвет, и этими желтыми глазами…«Наверное, он просто носит линзы» – попыталась ухватиться за «рациональное» объяснение, как за соломинку, девочка. Кажется, эта мысль и была последней…
Пришла в себя Роксана, обнаружив себя лежащей на все том же диванчике в гостиной. В щеку, тихонько поскуливая, тыкался мокрым носом Арту, не поворачивая головы, Рокси заторможено протянула руку и вяло потрепала пса по голове. Можно и окончательно свихнуться, если так дальше жить! И как она…
– Не нашел, где у вас тут нашатырь… гм, но, кажется, ты можешь вполне без него и обойтись.
На журнальный столик совсем близко от лица лежащей девочки со стуком поставили стакан с водой. Передернувшись, девочка не стала поднимать взгляд, уставившись на суховатую жилистую руку с охватывающей запястье полоской черной, с металлическими шипами, кожи.
– И вообще, я, конечно, польщен, уже лет триста, как у барышень не принято терять сознание от переизбытка чувств, но все-таки…
– Я не сумасшедшая! – словно пытаясь загипнотизировать стакан, пробормотала Роксана. – Я не сумасшедшая…
– Я в этом не специалист, кто знает… на людей вот – кидаешься!
– Это ты, что ли, человек?
– Если говорить в широком смысле… но если тебе непременно надо придраться, то процентов на семьдесят пять – все равно человек. Как и ты сама.
Он присел в кресло напротив, довольно грубым пинком отшвырнув враждебно ворчащего Арту, и Рокси все-таки заставила себя повернуть голову, вплотную посмотрев на гостя.
– Я бы непременно сказала, что ты бредишь, если бы была хоть немного уверена, что не брежу в данный момент сама. А спорить с глюками – это как-то несолидно. Я… я же…
Резко вскинувшись и сев на диванчике, девочка обхватила голову слегка дрожащими руками, запустив пальцы в волосы.
– Я же вылечилась! Вылечилась! Я не хочу… опять… не хочу туда снова! Я не сумасшедшая! Это было в детстве, давно! Ы-ы-ы…
В, как предпочитал говорить отец, закрытом пансионе, девочка провела приблизительно два года. Показавшиеся целой вечностью два долгих-долгих года. За которые он успел продать их небольшое живописное ранчо практически за бесценок, так же, по практически «мясным» ценам наскоро пристроить всех красавцев-коней, а вместо этого купить этот домишко в унылом городке и открыть свое кафе. Из всех ее друзей, ее настоящих лучших на свете друзей только псу Арту было позволено остаться. Но даже сюда Рокси рада была вернуться. Лишь бы только – вернуться! Она приложила к этому все усилия, она беспрекословно слушалась врачей, она… Она вернулась. Вернулась из той клиники домой и вернулась, наконец, в реальный мир из воображаемого, перестав путать сказки и фантазии с настоящим, как делала это с самого детства. В шесть лет это всех забавляло, в девять – несколько беспокоило, но растущей без матери девочке люди склонны были прощать эскапизм и некоторые чудачества, а потом… незадолго до тринадцатого дня рождения перед Роксаной распахнулись двери корректно называемой «пансионом» частной клиники. Где лечили от веры в чудеса…
То есть, конечно, от болезненных фантазий и шизофренического неумения различать реальность с мечтами.
– Ты не представляешь, через что я прошла…
– Не представляю, – фрик с неожиданно серьезным лицом пожал плечами. – меня в свое время никто не пытался лечить. Времена были попроще – сразу поволокли на костер, вместе с матушкой, имевшей неприятную привычку гулять в лесу в одиночестве и неосторожность польститься на одного рыцаря фэйри из свиты королевы Титании. Ты, наверное, слышала эту сказку: вечером на День Всех Святых, Джанет отправилась к перекрестку и спряталась позади кустарника боярышника, ожидая Фейри Рэйд. В конечном итоге, в сопровождении сладких звуков музыки лютни и волынки, в поле зрения вошла процессия во главе с прекрасной Королевой эльфов, едущей на черной лошади, и идущими за ней бледными волшебными лордами и леди. Среди них был Там Лин на молочно-белой лошади, узнаваемый тем, что он носил только одну перчатку. Джанет выскочила из своего укрытия и потянула его из седла. Злыми чарами фейри, Тарн Лин был превращен в змею, и Джанет чуть не выпустила змею. Тогда свернутая змея стала львом. Джанет испугалась, но держалась. Лев стал раскаленным железным прутом… Ну, и все такое! Якобы королева фей, ничего не сумев противопоставить их любви, отпустила после этого своего рыцаря в человеческий мир. Правда, сказители несколько подретушировали концовку – зачем же портить красивую историю лишним напоминанием о том, как мало в рыцарях фейри бывает постоянства.