День учителя
Шрифт:
Помолчали.
— Ириш, а что он такое тут говорил по поводу твоей бабушки? «Уморили» и все такое…
— Видишь ли, — Ирина замялась, — как бы тебе сказать?.. Бабушка не совсем нормально умерла… В общем, она покончила с собой. Повесилась на крюке для люстры. Да-да, на этом самом, ты правильно смотришь, на комнатном.
— Почему же она повесилась? — Андрей испугался, что обвинения дяди Коли окажутся справедливыми.
— Ну, как почему? Да ни почему! У нее с возрастом начались проблемы — склероз и все-такое… Могла обвинить, что ее голодом морят уже неделю, а сама ела как слон. Или вдруг могла собраться и попытаться уйти куда-то, решив, что здесь она в гостях. При этом говорила что-нибудь вроде: «На два дня всего приехала, а уже прогоняют». Мама практически отсюда не вылезала, ухаживала. И так года четыре. А дядя Коля виделся с ней последний раз за два года до смерти. Она ему всякой ерунды про голодовку и про то, как ее выгоняют, и наговорила.
— Ах, вот с чего он все это взял!
— Да ни с чего он это не взял. Он и ездить-то перестал, потому что видел — мать не в себе. Она его даже и не узнала последний раз. Он как вошел, бабушка спрашивает у мамы: «Кто это?» Ей отвечают: «Это сын твой — Коля» — «Нет, — говорит, — это не Коля, Коля маленький мальчик, а это какой-то здоровый». А потом говорит маме: «Таня, гони
История про бабушку произвела на Мирошкина огромное впечатление. Прежде всего он еще раз усомнился в правильности своего выбора — выходит, и мать у Ирины не вполне в себе, и бабушка была точно не в себе! Как с ней детей заводить?! Мысль про детей была новая — Мирошкин даже удивился тому, что у них с Завьяловой могут быть дети. Ему их совсем не хотелось: «Надо диссертацию защитить, с квартирой разобраться, а потом уже о ребенке думать… А после того, что я узнал про их наследственность, крепко думать». Так им были практически сразу сформулированы причины, по которым детей у них с Ириной не могло быть… С другой стороны, история про самоубийство, произошедшее в квартире на улице Красного Маяка, воздействовала на него эмоционально. Он сам не ожидал, что такое возможно. Раньше казалось — через все могу перешагнуть ради квартиры в Москве. Ан нет! Оказался слабее, чем думал! Андрей теперь часто, сидя на диване, смотрел на люстру и представлял, как на этом месте висела бабушка. А однажды ему приснилось — он ясно увидел седую старуху, с затуманенным взором мутных глаз, как у Николая Кирилловича и Татьяны Кирилловны, которая ходила по коридору между комнатой и кухней туда-сюда. И хотя утром Андрей сразу сообразил, что в образе бабушки ему во сне являлась актриса Лидия Казимировна Цеховская, его рассказ поразил и Ирину, и тещу. Через несколько дней, придя вечером из библиотеки, Андрей обнаружил в разных местах квартиры, на стенах странные рисунки — кресты, а вокруг письмена. «Это мама священника приводила — квартиру освятили, — пояснила Ирина, — А еще мы в церковь сходили и по бабушке свечи поставили. Теперь все должно быть нормально».
Но нормально не стало. Бабушка, правда, больше не приходила, но Мирошкин ясно осознавал, что квартира «нехорошая» и добра в ней не будет. И через месяц после того, как истек срок поставленного дядей Колей ультиматума, неприятные предчувствия как будто стали оправдываться. Первым сигналом стал конверт, извлеченный Мирошкиным из почтового ящика, адресованный Коростелеву Н. К. (дяде Коле), также прописанному в доме на улице Красного Маяка. Отправителем значилось УВД Южного административного округа. Андрей и Ирина, не задумываясь, вскрыли конверт и прочли: «21.05.97 г. На Ваше заявление от 8.05.97 года сообщаю, что Ваша сестра Завьялова Татьяна Кирилловна и ее дети по адресу: г. Москва, ул. Красного Маяка, дом 8, кв. 308 зарегистрированы постоянно на основании п.2.11 постановления Правительства Москвы и Правительства Московской области № 1030—43 от 26.12.96 года, т. к. Завьялова Т. К. по свидетельству о праве на наследство по закону, зарегистрированном в департаменте жилья № 1—227941 от 5.10.91 года, является, так же как и Вы, собственником данной квартиры и на основании Вашего заявления о регистрации по месту жительства сестры Завьяловой Т. К. и ее детей. По вопросу выписки Завьяловой Т. К. и других лиц, проживающих по вышеуказанному адресу, компетенция народного суда, а не начальника паспортного стола. Данный ответ также дан в Народный дом МОУ. Начальник ОВД «Чертаново-Центральное» ЮАО г. Москвы A. Л. Саргсян».
Из содержания письма следовало, что дядя Коля пошел-таки «по инстанциям», хотя без особого, как видно, успеха. Андрей почему-то был твердо уверен — до суда дело не дойдет, не решится старик судиться, не принято это в России. Но для Ирины послание за подписью начальника ОВД стало поводом для целой серии истерик и, как следствие, скандалов с мужем, от которого она все время требовала какого-то особо бережного отношения к себе, но каждый раз нарывалась лишь на скупые слова фальшивого сочувствия. О, если бы она только знала, чего стоили Мирошкину даже эти слова, как трудно ему было во время очередного ее срыва владеть собой и не высказать напрямую, что он думает о ней, ее родственниках и о том положении, в котором они все оказались! «В конце концов, — успокаивал себя Андрей, — в Заболотск отъехать я всегда успею, а пока поживу, погляжу. Может быть, и вправду все образуется, выйдет этот Шамиль из психушки и хоть десять тысяч долларов им вернет. Вряд ли, конечно, но чего на свете не бывает. Ведь отмазал же он Петровича от бандитов». Запасной аэродром Андрей себе все-таки начал готовить, сообщив родителям о положении, в котором оказались Завьяловы. Особенно он упирал на то, что Ирина его обманула, не сообщив до свадьбы о неприятностях, выпавших на долю ее семьи. Ольга Михайловна поняла все «как надо» только наполовину. С одной стороны, она с каким-то удовлетворением поругала «придурка» Валерия Петровича, но с другой предложила сыну, «если что, бросать все и ехать с Ирочкой к ним в Заболотск, а там видно будет». Эта идея Андрею совсем не понравилась. «Что за глупость, — оценил он про себя слова матери, — ну, на худой конец, могли бы предложить помочь снимать квартиру, но вернуться в Заболотск вместе с Иркой?! А зачем мне Ирка-то, если я все равно поеду в Заболотск?»
Между тем дядя, так и не дождавшись ответа из паспортного стола (если, конечно, фокус с письмом в ящике не был им изначально спланирован как способ психологического давления на противника), возобновил боевые действия. В один из вечеров, уже во второй половине июня, Мирошкиным позвонил их участковый Омельченко и попросил зайти для дачи объяснений в связи с тем, что от гражданина Коростелева поступило заявление, будто его не пускают в квартиру, в которой он прописан. Никогда еще Андрею не доводилось давать объяснения в милиции, ему было неприятно, но отказаться сопровождать к Омельченке жену и тещу он не решился. Омельченко оказался довольно-таки добродушным толстым дядькой, который дал явившимся ознакомиться с бумагой, поступившей от дяди Коли. Основными читателями, конечно, были Ирка и Татьяна Кирилловна, которые сразу по
прочтении принялись эмоционально опровергать обвинения со стороны своего родственника. Андрею, поневоле участвовавшему в разговоре, заявление Коростелева удалось просмотреть только мельком. Ну, там и не было ничего, выходящего за пределы сказанного Омельченкой, — разве что бросились в глаза слово «бомж» и большое количество орфографических и грамматических ошибок. «Как же он работал чиновником?» — подумал Андрей. Участковый между тем спокойно выслушал и про трехкомнатную квартиру, и про дачу, и про две машины, и про гараж, и про то, как пьяный дядя Коля испачкал ковролин, и про десять тысяч долларов, а потом попросил все это изложить в письменном виде. «А сколько стоит квартира реально?» — поинтересовался он, прикрепляя бумаги с объяснениями Татьяны Кирилловны к заявлению дяди Коли. Этим вопросом он поставил присутствующих в тупик. «Возьмите справку о стоимости квартиры и занесите как-нибудь. Подумаем, как нам этот конфликт погасить», — как бы подвел Омельченко итоги беседы. Правда, Татьяна Кирилловна попыталась еще обратить внимание милиции на то, что она уже много лет вносит квартплату и платежки у нее все на руках, а брат-де ни копейки на это никогда не давал, но участковый разочаровал ее, сообщив, что ныне отменили все те правовые нормы, с помощью которых можно было за неучастие в платежах выписать дядю Колю из квартиры: «Вы ведь оба собственники в равных долях, так? Так что радуйтесь — ни он вас, но и ни вы его не можете никуда выписать и выселить. Мой вам совет — договаривайтесь. Какие-то деньги все равно придется отдавать».Из полученной через неделю справки следовало, что стоимость квартиры по БТИ — 79 миллионов рублей. «Значит, Коростелев может рассчитывать на шесть с половиной тысяч долларов, — посчитал Омельченко. — Сколько у вас есть? Надо отдать ему хоть сколько-то. Давайте мне, я поговорю с ним, и мы уладим конфликт, может быть, и за гораздо меньшие деньги». Узнав, что сейчас нет нисколько, но никто не отказывается выплачивать постепенно, участковый заметно поскучнел и еще раз посоветовал договориться, а не заставлять милицию реагировать на всякие пустые заявления.
— Когда это вы решили выплачивать дяде постепенно? — спросил Андрей Ирину, после того как они, уже без тещи, из милиции отправившейся к себе на «Тульскую», вошли в квартиру.
— А что я ему могла сказать?! — взвилась Ирина. — Рассказывать в милиции про Шамиля?! Про проблемы моих родителей?! Сказать, что мы вообще платить не будем?!
— Ну а кто же будет платить?
— Я не знаю, но не беспокойся — не ты! От тебя, похоже… Ну, ладно. Как жаль, что сейчас у моих родителей нет денег.
Да, денег у Завьяловых не было вообще. В начале июля они съехали с квартиры на «Тульской», не расплатившись за несколько месяцев. Взбешенные владельцы потребовали от них каких-то гарантий. Пришлось Татьяне Кирилловне оставить им паспорт. Правда, она сразу же решила его «потерять», о чем и написала заявление в милицию. Съехали Завьяловы в «двушку» на «Отрадном», договорившись с владельцами ничего не платить, но за год сделать в квартире ремонт. Разумеется, никакого ремонта Петрович делать не собирался. Он все еще надеялся на исцеление Шамиля. Для перевоза вещей Завьяловы наняли автофургон, который Ирина предложила использовать и для того, чтобы наконец забрать свою стенку со склада. Андрея к переезду не привлекли — судя по всему, Завьяловым было удобнее выносить и потом на другом конце Москвы вносить свои пожитки без участия зятя. Мирошкин ждал их приезда долго, до вечера. В голову лезли всякие мысли. Сначала его раздражало то, что вот он должен сидеть дома и ждать, хотя мог уехать в библиотеку. И вообще сколько сил, нервов и времени у него отняла полугодовая семейная жизнь! Как упал его темп работы над темой исследования! А ведь всего год назад все могло начать развиваться совсем по иному сценарию! Или не могло? «Ну, положим, не могло, — вел с собой внутренний диалог Андрей, — но сколько же времени уходит на всю эту круговерть! И дело даже не в ситуации с квартирой. Сколько времени отнимает, например, хождение по продуктовому рынку и выгадывание стоимости продуктов? Там сыр «Виола» стоит столько-то, а здесь столько-то… Тьфу! Нет, если бы я тогда не женился, а уехал в Заболотск, времени потерял бы не больше, чем сейчас. Но кому я там был нужен?! А здесь — все-таки квартира. В Москве… Да, квартира, где я не прописан, живу на птичьих правах, откуда нас с женой в любой момент могут турнуть… Жена… Женился, называется! Дочь алкоголика и неудачника!» Мирошкин посмотрел на часы. Да, что-то совсем долго их нет. Может быть, случилось что-нибудь? Он начал думать о том, что же могло случиться. Автомобильная авария? И может, они все погибли? Он представил себе перевернутый грузовик, разбитую мебель, тела жены, тестя, ее братьев — на асфальте лужи крови… И не ужаснулся. Более того, Андрей ясно осознал, что гибель этих людей могла бы стать своеобразным выходом для него. Ну, конечно, он бы потерял это (Мирошкин окинул взглядом комнату). Но… Ему вдруг стало свободно. Как все могло бы просто решиться! Через полчаса Мирошкин уже был твердо убежден, что «все» точно произошло. Он начал прикидывать, что и как вывезет в Заболотск. Да, будет много хлопот с похоронами, ничего не поделаешь. А впрочем, кремация… В дверь позвонили, Мирошкин выглянул в окно. Около подъезда стоял крытый грузовик. Приехали…
— Почему у тебя такое лицо? — спросила Ирина, входя в квартиру.
— Лицо? Это я вас заждался! Уже волноваться начал.
— А мы на складе провозились. Представляешь, часть наших вещей украли. Так что я решила вывезти по максимуму, пока в машину влезало. Чтобы там как можно меньше оставить.
«Интересно, — подумал Андрей, — аренду склада тоже оплачивал Шамиль? А теперь, когда он не платит, как они договорились? Или тоже пообещали оплатить, схватили, что смогли вывезти, а остальное решили бросить? Похоже на то!»
Стенка, которую Мирошкин много раз видел в комнате Ирины на «Октябрьской», оказалась в ужасном состоянии. То ли в этот, то ли в предыдущий переезд ее сильно поцарапали и, отвинтив дверцы, потеряли часть шурупов, от фасада оторвались элементы декора… Хорошо, хоть стекла были целы. Дополнительно Завьяловы привезли со склада книги — перевязанные веревками, с побитыми переплетами. В основном это была отечественная классика, собрания сочинений, когда-то с большим трудом приобретенные по подписке. «Ни одного полного комплекта, — с досадой решил Андрей, — привезли машину хлама. Куда ставить? Зачем? Небось тараканов полно!» К счастью, со склада забрали еще и книжные полки. Их поставили в коридор, заузив и без того небольшую площадь прохода из комнаты в кухню. Зато в полки и в шкафы стенки поместилась вся привезенная беллетристика. Андрей прошелся по квартире, окинул взглядом обстановку и определил: «Сарай получился. Такой же был у них на «Октябрьской». Нет, ничего хорошего в этой «бабушкиной» квартире никогда не будет. И самоубийство, и публичный дом — все здесь было. Ох, утянут меня за собой мои новые родственники. Но что же делать? Бежать некуда».