Деревянное яблоко свободы

– И только? – обиделась Вера. – Но я же просила комитет дать мне самое опасное задание.

Соня погладила ее по голове:

– Не спеши, Верочка. Опасностей еще хватит на всех.

Отнесли самовар на кухню, легли, погасили свет.

– Соня, – шепотом призналась Вера, – стыдно сказать, но почему-то сегодня я здесь ужасно трусила. С тобой, наверное, такого не бывает. Скажи, ты боишься хоть чего-нибудь в жизни?

– Крыс, гадюк и вампиров, – ответила Перовская.

Глава 11

Пропал железнодорожный сторож Семен Александров, служивший на четырнадцатой версте близ Одессы. Пропал, не взяв ни расчета, ни паспорта. Пропал вместе с женою, страдавшей туберкулезом. Как прикажете понять такой казус?

Жандармский офицер Георгий Порфирьевич Судейкин сидел за служебным столом, разноцветными карандашами чертил на плотной бумаге какие-то геометрические фигуры и пытался сопоставить события последних дней.

Итак, 14 ноября в Елисаветграде задержан неизвестный человек иудейского вида с грузом в полтора пуда динамита и билетом из Одессы в Москву.

19 ноября на третьей версте Московско-Курской железной дороги от взрыва мины взлетает на воздух поезд со свитой императора, возвращающегося после летнего отдыха из Крыма в Москву.

Разумеется, те, кто подкладывал динамит, рассчитывали взорвать не этот поезд. Тот поезд, который им был нужен, прошел раньше. Тот вез священную особу его императорского величества.

При обследовании места взрыва под развороченным полотном железной дороги был обнаружен подкоп. Обшитая досками минная галерея привела к дому, стоящему на значительном удалении от дороги. Дом был недавно куплен неким Сухоруковым, проживавшим здесь вместе со своей женой. В доме были найдены груды сырой земли, бутылка с нитроглицерином, лопаты и кирки. Хозяева дома исчезли и больше не появлялись. Оставленная в доме засада не дала никаких результатов.

24 ноября в Петербурге арестованы Чернышев и Побережская. В их квартире обнаружена динамитная мастерская. Мадам Лихарева, ранее проживавшая по тому же адресу, скрылась в неизвестном направлении еще в сентябре.

Но какое отношение ко всему этому имеет сторож, курский мещанин Семен Александров? На первый взгляд никакого. Но если учесть, что:

а) задержанный под Елисаветградом неизвестный вез динамит именно из Одессы;

б) по первоначальным слухам, в Одессу на пути из Крыма в Петербург должен был заехать государь;

в) пропавший мещанин Александров очень упорно добивался места сторожа на железной дороге вблизи Одессы, а затем покинул его поспешно и, видимо, без всякого сожаления…

Если учесть и сопоставить все эти соображения, то вполне можно предположить, что не только забота о здоровье туберкулезной жены влекла к чистому воздуху железной дороги пропавшего, но и некоторые другие надежды, которые очень хотелось бы разгадать Георгию Порфирьевичу.

– Так-так, господин Семен Александров, – вслух обратился Судейкин к воображаемому собеседнику. – Прошу садиться. – Доброжелательным жестом он указал на пустой стул перед своим столом. – Вы, Семен Александров, воробей, безусловно, стреляный и, я думаю, не первый раз оставляете в конторах фальшивые документы. Но и мы ведь, – несколько подбоченился Судейкин, – тоже не лыком шиты. Вот, прошу вас, обратите внимание на эту картину. – Он выдвинул разрисованный лист бумаги на середину стола. – Вот этот синий кружочек означает город Одессу. Этот – Елисаветград, где 14 ноября задержан неизвестный. А этот черный паровозик и под ним красное пламя означают взрыв под Москвой 19 ноября. Это – черная решеточка, за ней черные же фигуры – Чернышев и Побережская, будем их пока что так называть. Тут в стороне маячит еще неизвестная под вуалью – уже упомянутая госпожа Лихарева, она исчезла еще раньше. Попробуем подсчитать. В руках у нас неизвестный с динамитом, господин Чернышев и госпожа Побережская. Исчезли вы, господин Александров, ваша супруга, госпожа Лихарева, купец Черемисов из Александровска, супруги Сухоруковы из Москвы. И во всем этом клубке, господин Александров, надо разобраться. А я ведь не гений! Я просто скромный жандармский офицер. – Судейкин задумался, покачал головой и продолжал не очень уверенно: – А может, и гений. Это мы потом увидим. Вы, господин Александров, на мой скромный мундир не смотрите. Ведь Наполеон тоже начинал не с генерала. Да, господин Александров, трудную вы задали мне задачу, но интересную. И я не жалуюсь.

В дверь просунулась голова с усами.

– Ваше благородие, пришел по повестке господин Щигельский. Просить?

– Просить, – согласился Георгий Порфирьевич.

Вошел франтоватый господин средних лет. В руках трость с костяным набалдашником. «Бабник и пьяница», – определил Георгий Порфирьевич, поднимаясь навстречу.

– Господин Щигельский! – воскликнул он с отчаянным дружелюбием и даже всплеснул руками. – Очень рад! Очень рад! – говорил он, подводя гостя к стулу, на котором только что сидел воображаемый Семен Александров. – Прошу, прошу! Располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Если, конечно, вы можете себя так чувствовать в жандармском управлении.

Затем он вернулся на свое место и, подперев подбородок ладонями, умильно посмотрел на гостя. «Пытается держаться самоуверенно, однако ужасно трусит, – отметил он про себя. – Коленка дрожит, и в глазах настороженность».

– Так, господин Щигельский, стало быть, вы состоите на службе в должности начальника дистанции. Я правильно осведомлен?

– Вполне, – напряженно улыбнулся Щигельский.

– И вам нравится ваша служба?

Щигельский пожал плечами:

– Служба как служба.

– Я вас понимаю. Есть свои и хорошие, и дурные стороны. Так же, собственно, как и во всякой службе, например в моей. Но я не об этом, я о другом…

Не договорив, Судейкин придвинул к себе стопку чистых листов бумаги и стал что-то быстро писать, часто макая перо в бронзовую чернильницу. О своем посетителе он, казалось, забыл. Щигельский сидел неподвижно, не решаясь напоминать о своем присутствии. Потом он заерзал. Потом кашлянул. Вдруг Судейкин неожиданно бросил на стол перо, отодвинул от себя бумагу, посмотрел на своего посетителя, подмигнул ему и сказал вопросительно:

– Ну-с?

– Что-с? – вздрогнул Щигельский.

– Рассказывайте-с, – обаятельно улыбнулся Судейкин.

– Что-с рассказывать-с-с-с-с? – застряв на этом последнем «с», он сипел, как чайник, и никак не мог остановиться.

– А вы не сысыкайте, – еще обаятельнее улыбнулся Судейкин. – Вы просто расскажите, когда, при каких обстоятельствах вы вступили в так называемую русскую социально-революционную партию, что вас к тому побудило, кто ваши сообщники, под какими фамилиями, кличками и где проживают?

Со светлой улыбкой Судейкин наблюдал за переменами в лице собеседника.

– Милостивый государь! – поднимаясь, медленно багровел начальник дистанции. – Я, милостивый государь… Вы, милостивый госуда-да-да-да… – не договорив, он подогнул колени и во всем своем великолепии рухнул на пол вместе со стулом, за который в последний миг ухватился.

– Черт побери, однако, – пробормотал Судейкин, с любопытством глядя на распростертое тело, – как одно слово может действовать на нервного человека! Эй, кто там есть! – крикнул он в сторону двери.

Просунулся тот же усатый жандарм.

– Поднять и привести в чувство! – приказал Судейкин, кивая на Щигельского.

Жандарм одной рукой поднял стул, другой схватил за ворот господина Щигельского, без особых усилий водрузил на прежнее место, пошлепал ладонью по щекам и отошел.

Щигельский открыл глаза и недоуменно огляделся, как бы не понимая, где он находится. Потом взгляд его остановился на Судейкине, он кое-что вспомнил и виновато улыбнулся: