Держава (том третий)

— Господа-а! — прослезился командор. — Белый цвет флага — символ незапятнанной чести! Синий крест — символ веры и долга! Да здравствует Россия!!!

Оркестр, под «ура!» — грянул гимн.

— Да здравствует Российский флот!!!

Когда добирались домой, Аким, вспомнив безрукого моряка, подумал: «Теперь всё время про поход станет рассказывать, потому что вряд ли в его жизни найдутся более яркие впечатления… И мне тоже не хочется более ярких впечатлений, чем в Маньчжурской армии…».

Но он не угадал.

Буквально через несколько дней, арендовав у перевозчика в красной рубахе и жилете, с выцветшим картузом на голове, ялик, чтоб покатать Ольгу, Аким получил незабываемое впечатление, равное сражению на реке Ялу.

Мощно работая вёслами, он направил ялик к заросшему травой и небольшими деревцами островку, раскачав лодку на волнах.

— Мадам, вы, оказывается, совершенно не переносите качки, — улыбнулся даме, видя, что её затошнило…

— Сударь! Погляжу на ваше самочувствие, когда станете ждать ребёнка.., — улыбнулась кавалеру, выронившему вёсла и вытаращившему глаза на вмиг побледневшем лице.

— Аким, ты что такой бледный и руки трясутся? — поинтересовался вечером у сына Максим Акимович, уютно расположившись в кабинете за рюмкой коньяка.

— За тебя, отец, переживаю, — рывком выскочил из кресла и забегал по кабинету младший Рубанов.

— И чего, интересно, ты за меня переживаешь? — поднял руку с коньяком, любуясь напитком сквозь горящую лампочку на люстре.

— Как чего? Через несколько месяцев станешь дедом, — отбросив дипломатию, остановился перед папа', вылившем на грудь намеченную к употреблению порцию. — Что же выбрать? Отдать жизнь за родину, вновь приняв участие в войне… Это лёгкий вариант. Или — жениться.., — в задумчивости наблюдал, как потрясённый отец расслабленными движениями тыльной стороны ладони стряхивает с домашнего халата капли влаги. — Всё по Пушкину: «От ужаса — слезами обольюсь…»

— У Александра Сергеевича: «От вымысла…» Может, ты всё придумал, сынок?

— Как честный человек, я должен застрелиться, — вновь забегал по кабинету Аким.

— А может, лучше всё же, жениться? — выдвинул свою версию развития событий Максим Акимович и лицо его, неожиданно для сына, расплылось в блаженной улыбке. — Подумать только… Я стану дедом, — поднялся из кресла и подошёл к окну. — Аким. Ты настоящий кавалерист, — достал из тайника два бокала и непочатую бутылку коньяка. — Это существо будет — Максим Акимович… Как и я. Теперь павловцы в моих глазах равны кавалеристам, — наполнил бокалы.

— Павловцы — они такие.., — взял бокал Аким. — Не успеют поцеловать — и уже ребёночек…

Эту мизансцену и застала вошедшая в кабинет Ирина Аркадьевна.

— Что за дивертисмент здесь происходит? — строго разглядывала мужчин с бокалами в руках.

— Миссис Рубанова, произошёл невероятный казус, в результате чего ты скоро станешь бабушкой.., — закатился довольным смехом супруг.

— Шлафрок [6] коньяком облил, — подошла к мужу, и тут до неё стали доходить его слова. — А вы меня, часом, не фальсифицируете? — поочерёдно оглядела лица сына и мужа: «Да… Облик сынули пессимистичен и скорбен, а супруг сияет как новенький орден», — сама налила в рюмку. — Я начинаю верить умом, но не чувствами, — медленно выпила коньяк. — С вами не только пить, но и курить начнёшь, — грохнула об стену рюмку. — Царица Небесная! — завизжала от радости. — Я стану бабушко–о–й!

6

Шлафрок — домашний халат. (уст).

В начале июня, пригласив лишь Любовь Владимировну без супруга и старшей дочери, Рубановы провели, по выражению одного из виновников торжества — смотрины.

Аким, для порядка немного выпив, даже пытался шутить, сидя между Ольгой и отцом.

За столом никто не прислуживал.

Изнывающих от любопытства Аполлона с мадам Камиллой, выставили за дверь.

Лишь молодая горничная Дарья Михайловна, неся перед собой огромный живот и какое–нибудь блюдо над ним, заходила в столовую.

— Дашенька, когда станете мамой? — поинтересовалась Любовь Владимировна.

— В следующем месяце, мадам, — ответила та, ставя на стол переданное поваром блюдо.

— Иван рад, наверное, — не отставала гостья, глядя отчего–то на племянника.

— И даже очень, — улыбнулась молодая женщина.

«На меня–то чего глядит? — занервничал Аким. — Я тут не причём. Теперь во всех грехах винить будут», — налил Ольге лимонада, а себе и папа — водки.

— Мужчины, вы там не очень увлекайтесь напитками, — критически оглядела отца с сыном, сидящая напротив мать.

— Маман, не волнуйтесь, лишнего не позволим, — дурачась от внутреннего стеснения, чокнулся с отцом рюмкой.

— Ходили недавно с Георгием Акимовичем слушать оперу, — подняла рюмку Любовь Владимировна.

— В Буфф? — с аппетитом закусывая, осведомился Аким.

— Фи–и. В Маринку. В Буфф лишь офицеры холостые, да купцы с жёнами ходят. Так что скоро вам, Аким Максимович, дорога туда будет заказана.

— Ну чего разъязвилась? — осадил невестку Рубанов–старший. — Рассказывай, коли в театр ходила, чего там ставили.

— Слушали оперу Чайковского «Пиковая дама», — обиделась на хозяина гостья. — Вы, сударь, пиковую даму только в карточной колоде видите.

— Не только, — налил дамам и себе. — Дома её каждый день вижу, — хохотнул, кивнув на жену.

— Помолчите, король бубновый. А я уже и забыла, когда в театре была. Последний раз в начале весны балет Чайковского «Спящая красавица» глядели.

— Ну не надо утрировать, дорогая, — возмутился супруг. — Зимой водил тебя на «Венецианского купца», «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова». Службу ради тебя забросил и вот благодарность, — сделал вид, что смертельно оскорблён, чем развеселил жену.

— Ну спасибо, спасибо, очень тебе благодарна, — мигом растопила в сердце льдинку.

— А ещё симфонический оркестр слушали, — вспомнил он. — Вот уж намучался… Успокаивало и давало внутренние силы лишь осознание того, что музыканты исполняли русский классический репертуар: Чайковский, Римский—Корсаков, Бородин, Мусоргский… Помните, как раньше было? В дни нашей молодости.

— Сударь, ну что вы, право, несёте… Мы и сейчас молодые, — зачастила Ирина Аркадьевна. — А в то время — девицы были…

— Ну да, ну да, — покивал головой Максим Акимович. — Гимназистки несмышлёные…

— Сударь, чего вы хотели давеча рассказать? — нахмурилась супруга.

— У тебя две морщинки на лбу появились, — напугал её муж.

— А сейчас? — разгладила она чело.

— Одна осталась. Улыбнись, — посоветовал ей. Вот так. Теперь девица. Раньше общество любило лишь итальянскую оперу. Русскую не понимало. Как в то время замечал князь Волконский, директор императорских театров: «Им ближе была какая–нибудь «Линда ди Шамуни», чем Снегурочка…» Чайковский совершил просто подвиг, тянущий на Владимира Третьей степени, что дают начиная с чина генерал–майора, завоевав зрителя. А это труднее, чем завоевать государство, — торжествующе улыбнулся, заметив, как внимательно его слушают дамы. Лишь сынуля витал в каких–то недоступных генеральскому разуму эмпиреях. — … Далось композитору весьма тяжело. Его «Опричник» и «Мазепа» не заполняли залы и вполовину, и он переживал, видя ряды пустых кресел. И пошёл другим путём — завоевал салоны и гостиные Питера. Как помните, столица пела его романсы, наслаждаясь русским стихом и русской музыкой… А затем стали заполняться и театральные залы.