Держава (том третий)

— Можешь сказать Чернову… Для усиления аргументации… Что зафрахтованный пароход называется «Джон Крафтон». Пусть проверит.

Проверял информацию сам Азеф.

— Чёрт его знает, этого расстригу, вроде не врёт. Предлагаю вложиться в его мероприятие, а Петра Моисеевича направить в Петербург, чтоб проконтролировал прибытие парохода и разгрузку оружия.

Спустя десять дней Рутенберг с надёжными документами выехал в Петербург, и на третий день был арестован и посажен в тюрьму.

Полиция сработала быстро и грамотно. Видно, по чьей–то наводке. Скорее всего — папаши Азефа.

* * *

Николай Второй с последних дней мая собирал бесконечные совещания по вопросу мира с Японией.

К его удивлению, после Цусимы в образованном обществе произошла парадоксальная вещь — мнение сместилось в сторону продолжения войны.

Зато в верхах случилось обратное. Даже дядюшка Владимир, прежде ратовавший за войну, вдруг заговорил о мире: «Теперь мы находимся в таком, если не отчаянном, то затруднительном положении, что нам важнее внутреннее благосостояние, чем победы. Необходимо немедленно сделать попытку к выяснению условий мира».

Сцепив кисти рук за спиной, Николай мерил шагами кабинет, размышляя о мирной инициативе Теодора Рузвельта, о мнениях дядюшки и Витте, ратующих за скорейший мир: «Но военные против. Из Маньчжурии докладывают, что японские срочнослужащие в большинстве выбыли из строя, а наспех обученные новобранцы воевать не хотят. У них нет прежней силы сопротивления и порыва наступать. Куропаткин приводит такой фактор, что в ходе стычек перед Сыпингайскими позициями начало расти число пленных японцев. Их воинственный фанатизм иссяк, а самурайский дух перешёл к русским войскам… Напишет же Алексей Николаевич. Куда же он русский армейский дух подевал? За всё время ни единой победы. Да и Линевич разочаровывает… Всё силы накапливает, — расцепил руки, помассировал затёкшие ладони и устроился в кресле: Вот и привычку взял, по кабинету бегать», — услышал стук в дверь и вошедший камердинер доложил, что все приглашённые на совещания лица прибыли.

Последним явился великий князь Владимир Александрович.

«Как я ненавижу эту большую политику, а Сергей Юльевич от неё без ума. Игрок! Временами даже гениальный. Если надо, пускает в ход цинизм и коварство, — глянул на председателя Комитета министров. — Одних пытается взять обаянием, других — должностями… Надевает то одну маску, то другую… А меня, чувствую, недолюбливает…»

— Начнём, господа, — тихо произнёс император, и собравшиеся сосредоточили на нём внимание. — Вернее — продолжим… Тема та же — мир или война. Как вы знаете, Япония условилась о поддержке мирных переговоров с Англией и Америкой. Это совещание должно стать последним, — не сильно припечатал ладонью о стол.

— Ваше величество, — поднялся из кресла Витте.

— Садитесь, Сергей Юльевич. Господа, — оглядел собравшихся сановников Николай. — Проведём совещание по–деловому. Речь держите, не вставая, чтоб не опрокидывать чернильницу с чернилами на карту, — саркастически глянул на дядюшку Володю. — Продолжайте, — благосклонно кивнул председателю Комитета министров.

— По моему мнению, России как воздух необходим мир. Я за прекращение войны. Говорю об этом прямо и без экивоков.

— Россия не побеждена на полях Маньчжурии, — возразил ему адмирал Дубасов. — Армия готова и, главное, хочет бороться дальше. Если заключим мир, офицеры нас не поймут, а солдаты могут взбунтоваться.., — насупившись, стал слушать великого князя Владимира.

— Полностью согласен с Сергеем Юльевичем, — зарычал тот гвардейским басом. — Но так же разделяю мнение адмирала Дубасова, — поразил племянника обычно прямолинейный, как штык, дядюшка. — Если понадобится, мы умрём как один, — на минуту задумался — чего сказал. — Но будет ли от этого польза России? Внутренний враг оказался намного мощнее внешнего, и прежде следует расправиться с ним… Со временем мы расколошматим и японезов… Но не сегодня. Необходимо немедленно, — произнёс по слогам, глядя на племянника. — Немедленно сделать попытку к выяснению условий мира. Я глубоко предан России, но считаю, что надо приступать к переговорам. И ежели условия будут неприемлемы, я первый пойду биться с врагом, и паду смертью храбрых, — разжалобив себя чуть не до слёз, достал из кармана сюртука платок и вытер вспотевший лоб.

«Ну вот! Теперь узнаю дядю Володю. Всё предельно ясно. России нужен мир».

Неожиданно великому князю возразил член Государственного совета генерал от инфантерии Рооп:

— Не могу согласиться с великим князем, что мир следует заключать немедленно. Это будет осознание своего бессилия. Для России оно не приемлемо. Наши войска отдохнули. Они свежи и готовы побеждать. — Я — за продолжение войны до победного конца, ваше величество, — хмуро уставился на костяшки пальцев, и поправил перстень на одном из них.

Эта решительность воевать и патриотизм поставили Владимира Александровича в неловкое положение.

— Неужели вы думаете, что я хочу унижения России, предлагая начать переговоры о мире, — вдохновился великий князь, видя, как утвердительно, поддерживая его, кивает головой Витте. — Не на посрамление или унижение я предлагаю идти, а на попытку узнать, на каких условиях мы будем говорить о прекращении неудачной для нас войны, — уже оправдываясь, глянул на Роопа, а затем на военного министра.

Тот принял этот взгляд за предложение выговориться и неожиданно для великого князя принял сторону генерала Роопа:

— При нынешних условиях кончать войну невозможно! — безапелляционно заявил он, поразившись себе: «По–моему, отставка обеспечена», — «закусил удила». — Это уронит престиж России и выведет её из состава великих держав. Следует продолжать войну и побеждать врага… Внутренний разлад не уляжется: «терять уже нечего». — Да, да, не уляжется, — загремел в полный голос, — если кончить войну без победы… Получаемые на мои вопросы комментарии говорят о желании армии продолжать борьбу с врагом для сохранения достоинства и военной чести России, — задохнулся от испытанного эмоционального напряжения и замолчал.

Воодушевлённый поддержкой военного министра слово взял член Госсовета генерал Рооп.

— Ваше величество, — по привычке встал и тут же уселся в кресло по взмаху царской ладони. — В вопросах о мире и войне необходимо считаться с мнением народа. По статье шестой Положения о Государственном совете, народ может привлекаться к суждению о войне и мире! И даже должен быть привлечён, — в волнении поправил кольцо на пальце. — Война успешна будет тогда, когда существует единодушие властей и народа. Переговоры о мире, полагаю, не улучшат внутреннего положения.., а усугубят его.

Витте хотел возразить, но сдержался, предоставив эту честь кому–нибудь другому.

Барон Фредерикс, видя напряжённые лица дяди и племянника, почувствовал, что разговор потёк ни по тому руслу, и счёл нужным высказать своё мнение.

Но мнение его было весьма завуалировано и толковалось в любую сторону:

— Я всей душой разделяю мысли генерал–адьютанта Сахарова и члена Госсовета генерала Роопа, что мир заключать не следует из–за ущемления престижа России.., — заметил мимолётно проскользнувшую гримасу неудовольствия на царском лице, и как опытный царедворец с большим стажем на придворной должности, понял, чего от него требуется, и тут же перешёл от логической стороны точки зрения к эмоциональной, но необходимой государю. — Однако, по моему глубокому убеждению, необходимо узнать, на каких условиях японцы готовы прекратить войну, — обрадовался, что Николай благожелательно глянул на него, и продолжил: — И ежели условия приемлемы и не сильно ущемляют интересы России, то следует заключать почётный мир.