Держава (том третий)
Шрифт:
— Буен орловец! Ох, буен! — похлопал коня по шее старший Рубанов, с гордостью поглядев на сына.
Наконец длинный транспорт тронулся со двора.
Пелагея Харитоновна, стоя на крыльце, махала отъезжающим белым платочком.
«То ли язвит по привычке, то ли так у них заведено», — призадумался Максим Акимович, впрочем, тут же забыв худую даму.
Обоз проехал перелесок, в котором к нему присоединился вездесущий Трезор, и двинулся дальше, съехав с просёлочной дороги на колдобины и ухабы.
Через час добрались до заросшего камышом и осокой озера, куда впадала извилистая речушка с пологими, топкими берегами и чахлым
В камышах беспрестанно бухали выстрелы, а по берегу стояли телеги и коляски.
— Всё по Чехову, — в сердцах плюнул Полстяной: «Каждое болото было буквально запружено тарантасами», — процитировал он.
— Антон Павлович тоже в этих местах охотился? — прикинулся тупицей Глеб, — вновь усаживаясь на коня и задумчиво разглядывая Трезора, увлечённо обнюхивающего собак. — Угощения не получилось, — вспомнил об обещании предводителя угостить охотой.
Но того основательно, словно дамасский клинок, закалила супруга, и было трудно пронять язвительными замечаниями.
— Пустяки! — кряхтя, забрался в коляску, попутно уцепив узелок с продуктами из подъехавшей телеги. — Едем дальше… Куда Чехов телят не гонял… Тьфу, то есть — Макар, — с наслаждением откусил от вынутого из узелка пирога.
Поехали по берегу реки, которая, извиваясь девичьей косой, терялась где–то вдали, к удивлению Рубановых, постепенно становясь всё шире и шире.
Удаляясь от неё в сторону, миновали луг со скошенной травой и стогами сена, провалившись в неглубокую котловину с двумя крутыми возвышенностями по краям. Одна зеленела озимыми, другая желтела скошенной пшеницей. По склонам котловины рос ивняк с редкими невысокими дубками и кустами малины и смородины.
Полстяной, бросив под ноги тряпку, что совсем недавно выполняла значимую роль узла с провизией, предложил перекусить под чахлой сенью дубков и малины со смородиной.
Но над головами заколебавшихся охотников пролетел солидный бекасиный выводок, враз настроив их на нужную волну.
— После, после пообедаем, господа, — почувствовал охотничий азарт Максим Акимович.
Севастьян Тарасович слез с лошади и, подтянув подпругу, выразил общее мнение:
— А то под этой хлипкой сенью и закончится охота…
Все, кроме Зосимы Мироновича с ним согласились, направившись к густеющему вдали жёлто–красному лесу.
В лесу вновь наткнулись на реку.
— Слава Богу, народу, кроме нас, здесь нет, — привязали лошадей к дереву усатые Ивановичи и свистнули собакам.
— Греет как, — прокомментировал погоду один из них.
— Так время обеда уже, — глянул на солнце Полстяной.
— Зосима Миронович, оставайся здесь обоз караулить, а твоих собачек мы заберём, — обрадовал предводителя Максим Акимович.
— Да Бога ради… А то и нога чего–то болит, — подвёл под свою лень и разыгравшийся аппетит медицинскую составляющую, с внутренним трепетом оглядывая пищевое эльдорадо на своей телеге. — А вам, господа охотники, желаю настрелять целую гору болотной дичи: бекасов, дупелей и гаршнепов. Только мнится мне, что сейчас они покинули родное болото и жируют на поросших отавой лугах. Вот я и примечу, когда обратно полетят, где их лучше стрелять…
Не слушая его, охотники разобрали собак и стали расходиться по заросшему камышом и осокой берегу.
— Сынок, ты этим краем реки иди, а я туда, — махнул рукой Максим Акимович, указывая направление.
Глебу было
всё равно, в какую сторону идти.Трезор, как нарочно, увязался за ним и радовался жизни, гоняя двух сеттеров. Охоту собаки и в мыслях не держали, как понял Глеб, а резвились, бегая по мелководью, и даже спугнули многочисленный бекасиный выводок.
«Н-да, управлять собаками явно не получится, — услышал ружейные выстрелы. — А у людей дела идут… — позавидовал, входя по колено в воду. — Хорошо хоть дно песчаное, — осторожно ступал в болотных сапогах, держа перед собою ружьё. — Словно павловец на параде, — то ли хмыкнул, то ли крякнул он, высматривая в прибрежных камышах уток, и слыша несмолкающие уже выстрелы. — По–моему, что–то вон там мелькнуло», — замер, вглядываясь в прибрежные заросли.
Громко хлюпая по воде лапами, мимо прошлёпали три весёлые собаки, а разыгравшийся Трезор, к тому же, случайно толкнул его.
Сделав шаг в сторону, Глеб неожиданно ухнул по пояс в яму. Как нарочно, в ту же минуту из камышей тяжело вылетел красавец–селезень. Теряя равновесие, в падении, он выстрелил, и прежде чем с головой уйти под воду, увидел, как селезень, словно брошенная кем–то мокрая тряпка, плюхнулся в реку.
Когда, отфыркиваясь, вынырнул, все три собаки виновато стояли рядом, а рыжий крупный сеттер — то ли Фагот, то ли Будилка, держал в пасти огромную птицу.
Прочувствовав торжество момента, Трезор крутил бубликом хвоста и высунув красный язык, даже не пытался отнять у товарища добычу.
Через час, сидя у разожжённого костра, охотники делились впечатлениями, временами, с завистью поглядывая на убитого Глебом селезня, размером и ярким окрасом выделявшегося из кучи бекасов, дупелей и гаршнепов.
— Да-а, Глеб, угораздило тебя, — заботливо запахивал на груди сына засаленный тулуп, подстеленный Гришкой–косым для мягкости на телеге. — Моя собака хорошо работала, — погладил мокрую голову лежащего рядом сеттера.
— Так точно! Флейта умная собачка, хотя и баба, — похвалил псину Полстяной, за обе щёки уминая колбасу и запивая пивом. — Нажравшийся до отвала гаршнеп смирён и ленив, — прилично откусил от батона колбасы. — Днём его с места не сдвинешь. Крепко сидит и неохотно оставляет насиженную кочку.
«Ага! Особенно если рядом целая телега снеди, — подбросил в костёр ветку Максим Акимович. — Чисто про себя рассказывает».
— … Собаку и охотника, поэтому, подпускает близко. Флейта — молоде–е–е-ц, — сыто икнул и продолжил: — Этих гаршнепов только и стреляют из–под легавой собаки, потому что найти поганца и поднять без собаки — невозможно. А по качеству мяса, на мой взгляд, он превосходит бекаса, но уступает дупелю, — облизнулся, глянув на гору битой птицы.
— …А мой пойнтер замер в стойке, я так осторожненько с боку подхожу-у, а тут — бац, парочка дупелей вылетает… Под углом так… Я такой — бац, а потом снова — бац, — не слушая Полстяного, бахвалился один из усатых Ивановичей. — Красивым таким дуплетом обоих уложил. Гляжу, собаки несут…
— А у нас Веригин застрял, — дымил цигаркой Ефим — охота всех сравняла. — Провалились его бутыли деревянные в ил… «Помогитя–я», орёт.
— Не орал я, а мужественно терпел радости охоты… Ежели, конечно, повнимательнее приглядеться, то тонул, как крейсер «Варяг», — оправдывался Веригин, попутно опрокидывая в себя стаканчик пшеничной. — Главное — ружьё не утопил.