Держава (том третий)
Шрифт:
«Это кто ж сочинил?» — задумался Победоносцев.
И словно отвечая на его мысленный вопрос, чиновник закончил свою мысль:
— Молодой поэт Александр Блок утверждает, что коренных изменений в стране не произошло. Как раньше начальство отвинчивало бошки, так и
дальше норовит…
«Слава Богу, что пока так, — подумал Победоносцев. — Хотя и мне начальство тоже башку отмотало… А Блока следует почитать… Но изменения есть. Если раньше в портерной зевали, дремали над рюмочкой, вели разговоры о дождях, засухе и о том, что»цены на хлеб Бог строит», либо о казённом овсе толковали, то теперь
— А моя жена полы не моет, — уходя, услышал телеграфиста. — На домового надеется…
«Наконец–то пошло нормальное толковище», — аккуратно прикрыл за собой дверь.
27 апреля, в не по–весеннему тёплый день, императорская чета прибыла на яхте в Петербург.
— Санни, солнышко–то какое, — радовался государь, любуясь женой, наряженной в белый сарафан и кокошник.
В Петропавловской крепости встретились с мама' и долго всей семьёй молились у гробницы Александра Третьего.
Затем на придворных каретах направились в Зимний дворец.
Императрица–мать ехала в отдельной карете.
— Ники, не слишком ли большое значение ты придаёшь открытию этой Думы? — капризно надула губки Александра Фёдоровна.
«После встречи с мама, она всегда делается какой–то нервной», — глянул в окошко Николай, умело скрыв раздражение.
— Что за праздник, если из Москвы доставили высшие государственные регалии: знамя, скипетр, державу и царскую корону.
— Сегодня недолго в ней буду, — повернулся к жене император.
— Ники, прости меня, — виновато улыбнувшись, чмокнула мужа. — Тебе так идёт преображенский мундир. Полковником ты выглядишь представительнее, нежели царём.
«Ну вот, опять неуместные умозаключения», — вздохнув, ответно поцеловал её в щёку.
— Не волнуйся, Ники. Не стоят они того, чтоб переживать, — вздрогнула от крика с тротуара:
— Амнистию-ю!
Высочайший выход начался исполнением гимна.
Стоя во фрунт и глядя куда–то в пространство, государь вслушивался в 16 музыкальных тактов, сочинённых композитором Львовым и едва сдерживал слёзы от звуков, всегда волновавших и трогавших его душу и сердце.
— Сильный… Державный… — выводил хор слова Жуковского.
«Это не просто слова, — думал он. — Это мой Отец, Дед и Прадед. Это Российская империя или просто РУСЬ… И не утеряю ли я её, согласившись на эту Думу?!» — оглядывал белые с позолотой стены Георгиевского зала и трон с красным и золотым балдахином, с лежавшей на нём императорской горностаевой порфирой.
Справа вдоль стены, по стойке смирно стояли члены Госсовета в шитых золотом и усыпанных орденами придворных и военных мундирах.
Слева, шушукаясь и переговариваясь, не обращая внимания на государственный гимн — толпа в сюртуках, крестьянских косоворотках, польских кунтушах, малороссийских жупанах и каких–то лапсердаках.
«Курчавые головы владельцев лапсердаков глядятся диссонансом среди пшеничных ярославских голов, — стараясь справиться с закипающим гневом, надел на лицо доброжелательную маску. — Финансисты, адвокаты, биржевики и прочие представители стяжательной интеллигенции», — встретился взглядом с Винавером,
независимо выставившим ногу вперёд и о чём–то увлечённо беседующим с соседом.Собеседником его был Рубанов. Только не генерал, а профессор.
«И куда приведут они Русь?» — подступило к сердцу ледяное бешенство, а на губах блуждала лёгкая застенчивая улыбка.
Заволновавшаяся императрица, почувствовав, что с мужем не всё в порядке, сжала его руку.
Выдохнув воздух, благодарно и на этот раз от души, улыбнувшись ей, направился к трону.
Медленно и уверенно поднялся по ступеням, повернулся к присутствующим, отметив, что даже лапсердаки перестали шептаться, и не спеша, по- хозяйски, воссел на Трон, сверху глядя на скопище подданных, которые, кто с восторгом, а кто и с ненавистью взирали на него снизу.
Непринуждённо облокотившись на левый подлокотник, ещё раз внимательно оглядел затихший зал и принял от барона Фредерикса лист с речью.
Помедлив и накинув на плечи с помощью министра Двора порфиру, неторопливо поднялся, и почти не заглядывая в бумагу, произнёс приветственную речь, закончив её словами: «Приступите с благословением к работе, на которую Я вас призвал, и оправдайте достойно доверие царя и народа!»
По окончании речи несколько секунд стояла тишина, а затем грянуло «ура!» с правой стороны, где разместились сановники и генералы.
Левая сторона безмолвствовала.
Наверное, единственный раз в жизни Николай потерял над собой контроль, и лицо его исказилось от гнева и ненависти, но через секунду он справился с эмоциями, и лицо вновь осветилось привычной доброй улыбкой, хотя пальцы судорожно сжимали подлокотник трона.
«Редко кто так умеет «держать маску», — восхитился государем прожженный царедворец барон Фредерикс, саркастически вслушиваясь в слабое и негромкое «ура», всё же зазвучавшее с левого фланга. — Недолго эта Дума просуществует», — пришёл он к выводу.
Винавер с Георгием Акимовичем и присоединившийся к ним депутат от меньшевиков Муев, покинули дворец последними из левого сектора.
Направляясь к ожидающему депутатов пароходу, пробирались через толпы празднично одетых петербуржцев, запрудивших тротуары и скандирующих: «Амнистия! Амнистия!»
Согласно кивая головой, и временами помахивая руками, троица расположилась неподалёку от втянутого на палубу не совсем трезвым матросом трапа, и, облокотившись на бортик, блаженствовала от тёплого ветерка, солнышка и по–летнему жаркого дня.
— Природа на нашей стороне, господа, — взял слово Муев. — А вот и каменная юдоль, где держат наших товарищей, — обеими руками, и даже подпрыгивая при этом, ответно замахал трепещущим тряпкам в окнах «Крестов».
«Амнистия! Амнистия!» — глухо доносилось из–за решёток.
— Нас большинство, — пренебрежительно покосился на Муева профессор Рубанов. — Кадеты набрали сто семьдесят девять голосов. А ещё девяносто семь депутатов — крестьяне, сельские учителя, фельдшеры, уездные врачи, объединившиеся в парламентскую группу трудовиков. Шестнадцать октябристов и восемнадцать социал–демократов, — ухмыльнулся, глянув на Муева, — конкуренции нам не составят, и даже в каких–то вопросах будут поддерживать.