Дерзкие. Будешь моей

– Ладно…Но откуда она узнала, что во всём этом замешан твой? Фил сказал?

– А вот это дерьмо самое ужасное из того, что мне довелось узнать…

– В каком смысле? Глеб, скажи…

Он вздыхает и садится передо мной на колени, заключив мои руки в свои.

– Матери пришли анонимные фотографии… Где наш прекрасный батя ещё пятнадцать лет назад держит Чадаеву за её беременный живот и целует как будто она, блядь, хрустальная ваза…А ещё результат генетик теста…Та девчонка – сестра Фила. Она вовсе не биологическая дочь Чады, хотя он её любит, он её воспитывал. Она дочь нашего ебливого отца…Это наша с Русом, блядь, младшая сестра. Поэтому этот ублюдок так тесно связан с их семьёй. Поэтому он столько времени проводил с Филом, хотя его и ненавидит, поскольку это сраный первый выходец из тела его Чадаехи. Мы макнулись в такую грязь, что я просто прихуел прямо на месте. Рус был с матерью, когда фото пришли. Сначала она держалась. Но сейчас… Отец не знает. Он в Польше, открывает офис в Варшаве. А Рус…

– Боже, Глеб…Где он? Сейчас он где?

– Я оставил его у Кира в квартире. Они сами предложили. Потому что ему нельзя было оставаться одному в таком состоянии. А в гостях у Кира как раз Надюха. Ему тоже сейчас хреново, и она там пытается справляться с ними…

– И что мы будем делать? Что произошло с Киром и Соней? Она мне ничего толком не говорит…

– Я не знаю, Кать… – мотает он головой. – Про Кира и Соню вообще ровным счётом ничего не знаю. Знаю, только одно. Отец сядет, а Фил направится туда, где ему и место – в деревянную коробку под промозглую землю. Завтра я встречаюсь с Беатой. Мне нужны её акции. Рус со мной. А там и Домбровский старший. Биржа открыта, мы начинаем скупку возможных из оставшихся сорока девяти процентов. Смотря ещё, кто захочет продать. Но всегда можно надавить. У отца и Филла не останется никаких шансов. У меня будет больше пятидесяти одного. Я его задавлю. Прихлопну как сраную муху. Вскрою все его махинации. А с проёбанной компанией, денег на откуп у него не останется. Если бы ты знала, как я его ненавижу…Ты бы, наверное, разочаровалась во мне.

– Никогда, я никогда в тебе не разочаруюсь, – опускаю взгляд на свою цепочку и снимаю её со своей шеи. – Глеб, держи, пусть оберегает тебя. Так надо и не спрашивай откуда…

– Что это?

– Просто оберег. Прошу тебя, носи его. Это важно для меня.

Глеб улыбается. Хотя его глаза и отражают одну сплошную боль.

– Хорошо, ведьма, как скажешь…

Глава 22.

(Глеб)

– Успокойся…Успокойся, блядь! Рус! – только и успеваю, что хватать брата за грудки. Не успел, блядь, приехать, как это чудовище, пьяное в говно, пытается уничтожить к херам весь родительский дом.

– Сука…Я всё блядь здесь сожгу, отвечаю… – вискарь льётся золотыми реками. На любимую мамину софу, на пол, на стены… Везде…

– Угомонись, блядь! Всё! Всё! – обхватываю его руками внахлёст, выбиваю бутылку, а сам быстро набираю номер Кира. Хуй я его долго сдержу. Он ведь нихрена не маленький и такой же, сука, упрямый лоб, как я.

– Убью его…Я его убью, Глеб… Шкуру с него спущу…

– Тихо…Тихо…Знаю…

Как только Кир берет трубку я кидаю ему только пару фраз о том, что он срочно нужен у меня дома прямо сейчас, и разумеется, он всё бросает и мчит к нам. – Нахрен напился, брат? Нахрен?

– Сука…Ненавижу…Ненавижу… – Рус сползает на колени и просто утыкается лбом в пол. Меня тупо разрывает на части, когда я понимаю, что он обо всём в курсе. Вообще обо всём.

Мать в больнице, отец в Европе…

А когда он рассказывает мне всё то, что выяснил, я вообще пребываю в трансе.

Мы с Киром так и сидим там с открытыми ртами, пока Рус смотрит в одну точку. Его нервно потряхивает и начинает тошнить, после чего я увожу его в ванную.

– Пиздец, – выдаёт Кир напряженно, пока стоим за дверью, а Рус блюёт внутри. – Полный пиздец…

– Бля…– потираю лицо ладонью. – Чё там с Соней у вас?

Молчит. Ежу понятно, что говорить не станет. Но как-то же мне нужно узнать правду. Хотя я привык, что из него ничего и никак не вытянуть. Наверное, за это я его и уважаю. Хотя не…И без того есть за что уважать.

– Нам его увезти отсюда придётся…Есть варианты? – спрашиваю у Кира, пока он чешет затылок.

– Дома у меня Надюха щас. Туда в принципе можно…

– Ладно, давай…Та кого угодно заставит отойти… – твержу себе под нос, и слышу звук разбитого стекла внутри.

– Бля, – начинаю выбивать дверь плечом. Удаётся только с третьего раза. Вторгаясь туда, вбегаем вместе с Киром и смотрим на отражение моего старшего брата в разбитом зеркале. Тысячи осколков и в каждом он. Чистый зверь. Грудная клетка тяжело вздымается, с руки течёт кровь. Смотрит так, что готов убивать. – Ну, нахуя?!

Тяжело дышит. И я ведь понимаю, нахуя…Ещё бы он не злился…Ещё бы не ненавидел всё это.

Тащусь к аптечке и хватаю Руса за плечо.

– Садись давай. Забинтую. Бери себя в руки.

– Уже взял, – процеживает он, наблюдая за мной.

– Поедем к Киру. Я начинаю скупку акций. Когда контрольный пакет будет у меня, проблем не останется…Я понимаю, что тебе хуёво. Я всё понимаю, брат. Надеюсь, ты знаешь, что нам нужно продумать план, иначе мы просто облажаемся…Сегодня тебе придётся переночевать там. Я сгоняю к матери. Навещу. А потом поеду к своей…Я привёз её из Питера…

Рус молчит, только кивком соглашается, пока я бинтую окровавленные костяшки.

– Фила я убью сам.

– Сам, но я буду рядом, – добавляю уверенно. – Куда бы ты не направился, я теперь с тобой, брат. До самого, блядь, конца.

Об отце больше не говорит. Не знаю, реально готов ли он забрать у него жизнь. Думаю, что нет…Но это только его право. Его ребёнка он убил. Его любимую. Последнее слово за ним.

Не успеваю уловить его настрой, как ощущаю, что он в отчаянии роняет лоб на моё плечо. Задушено глотаю воздух, в горле образуется тугой ком. Кир просто наблюдает со стороны с хмурым видом. А я по-настоящему обнимаю брата в нашей общей гостиной.

– У нас... Будет ребёнок, Руслан…Катя беременна… И ты мне нужен. Чтобы защитить…Чтобы… – не договариваю, ощущая, как и его руки смыкаются на моих плечах. А затем он чуть отстраняется и смотрит на меня со слезами на глазах.

– Я рад…Бля, Глеб, я реально за тебя рад…Береги их. Я помогу.

***

Когда приезжаем к Киру домой, время на часах уже восемь. Надюха носится туда-сюда как ужаленная, пытаясь найти себе место, а мы тем временем выгоняем её, чтобы перетереть важные вопросы. Затем я, оставив Руса там, еду навестить мать.

Новости хорошие. Она в сознании. Ей лучше, но нужно избегать стрессов, однако то, что она говорит мне просто вышибает мне мозг двустволкой.

– Это я виновата…Я тогда грубо себя вела…Вот он и…Ушёл от меня…

– Мама. Ты бредишь, да? Грубо себя вела? Ты с ума сошла? Он тебя не ценит. Ты каждый раз ищешь ему новое оправдание… Не обижайся, но я скажу, как есть… Он тебя затравил. Сломал. Уничтожил. Раздавил как таракана.

– Не правда, Глеб…Просто он такой. Я должна была лучше понимать его…