Десять поколений

После выпускных экзаменов они встречались в кинотеатре, куда Хатуне строго-настрого запрещалось ходить. Только со старшей двоюродной сестрой! Та скрепя сердце вошла в положение влюбленных и на киносеансах сидела через пару рядов от них. В этом ли кинотеатре или где-то еще, но однажды Хатуну с Вано увидели вместе, и практически сразу же начались пересуды. Езиды, любившие посплетничать, больше всего обожали, когда можно было кого-то из женщин низвергнуть в категорию падших. И чем выше она находилась в социальной иерархии, тем сильнее было удовольствие сплетников. Надо ли говорить, что перемалывать косточки дочери профессора и доктора наук, которому многие завидовали, было такой удачей, какую приходилось ждать годами.

Новость дошла и до отцов семейств. Отреагировали они на нее примерно одинаково, не желая иметь друг с другом ничего общего.

– Нашел с кем якшаться! – орал Леван Коблиашвили на сына, посмевшего заявить, что Хатуна не просто увлечение, а его будущая жена. – Мой сын не женится на ком попало! Эти безродные создания никогда не станут частью семьи Коблиашвили. Посмей еще хотя бы раз встретиться с ней, и я тебе голову проломлю!!

Шиван был с Хатуной не менее категоричен, но вполне хладнокровен:

– Теперь из дома не выходишь без моего разрешения. Если тебе куда-то нужно, идешь с братом. В институт ты в этом году не поступаешь. И еще скажи спасибо, что не выдаю тебя сразу же замуж с глаз подальше.

– Да кто же ее теперь из наших замуж возьмет? – всхлипывала в углу мать Хатуны, пораженная тем, что ее маленькая и такая послушная дочь тайно встречалась с мужчиной. Какой позор, и все ведь будут думать, что это она неправильно ее воспитала. Уже сейчас ей стыдно показываться на глаза соседям. Постоянно кажется, что за спиной ее называют матерью распутной девки.

– Возьмут, – отрезал Шиван, отмахнувшись, чтобы жена замолчала, не вмешиваясь в его воспитательные беседы с дочерью. – Это не твоя забота.

С дочерью он после этого за целый год едва ли перекинулся тремя десятками слов. Берат, узнавший о произошедшем одним из последних, впал в такое отчаяние, что занемог сердцем и месяц провел в больнице. Как же так вышло, что и за внуками он не уследил. Сколько бы ни старался, а все без толку на этой окаянной земле. Она словно пропитана грехом и приобщает к нему любого, кто на ней окажется.

Хатуна дедушку любила, пожалуй, больше всех остальных в семье. Она огорчилась, что стала причиной его болезни, и видеться с Вано особо не стремилась. Когда же получила от того записку через все ту же двоюродную сестру, то прочла ее практически без эмоций. Заглушив все свои желания, между чувством долга и призрачным счастьем с грузином она скрепя сердце выбрала первое. Сложенная конвертиком записка нашла пристанище в огне, а Хатуна решительно настроилась молиться о прощении Ходэ и, следуя воле родителей, выйти однажды замуж за уготовленного ей езида.

Вано, не дождавшийся ответа, мучился несколько месяцев в горячке любви и агонии вступительных экзаменов в институт. Набрав необходимое количество баллов, он стал студентом и уже к концу первого семестра обзавелся новой любовью. Все так же любовался затылком, но уже другим. Порой в юном сердце чувство любви важнее ее объекта. Тот может меняться бесконечно, лишь бы горел огонь, заставляющий нас чувствовать себя живыми.

Хатуна же, которой через год разрешили наконец выходить из дома одной, обнаружила, что мать была права: шушуканий за спиной было много, а желающих посвататься к ней – ноль. Сначала она была этим пристыжена и ходила, упираясь взглядом в пол. Позже решила, что глупость может совершить каждый и нет смысла до конца дней каяться за несколько походов в кино. В конце концов, ее честь, кто бы что ни думал, была при ней. Значит, найдется тот, кто наплюет на условности и свяжет с ней свою судьбу, несмотря на пустые пересуды и закатывание глаз противных матрон.

Глава XII

Джангир, довольный собой, уперся кулаками в пояс и смотрел на построенный им Дом знаний – так он называл про себя школу, которую он да местный каменщик Григор наспех соорудили из нетесаных камней. Здание представляло собой жалкое зрелище на фоне выжженной солнцем земли. Сплошная пустошь и редкие покосившиеся дома езидов, оказавшихся здесь после побега от резни, которую уже новое турецкое правительство продолжало именовать переселением народов в ходе войны.

Джангир за несколько лет жизни в Армении, ставшей частью новой страны – Советского Союза, свыкся с мыслью о потере жены, сына, родных и старался ни с кем об этом не разговаривать. Пока молчишь, можно делать вид, что ты в порядке. Если же дать мыслям о погибшей семье хотя бы шанс закрасться в голову, то они сведут с ума. Держаться на плаву и не окунуться в пучину отчаяния Джангиру помогала цель – обустроить таким же спасшимся, как и он, новое безопасное место для жизни. Так на территории маленькой Армении на почти бесплодной каменистой земле появилось новое село, практически полностью езидское. Теперь необходимо было соорудить для местных детишек школу, чтобы, обученные грамоте, они могли быть полезны своей общине и новой родине. Директором и проектировщиком здания, его основным строителем и спонсором стал Джангир. Благо, в отличие от большинства других езидов, ему не пришлось с пустыми руками бежать от резни. К моменту трагедии он уже был далеко. И волею судьбы оказался не в эпицентре царившего террора новых властей, желавших ограбить всех, кто владел хоть каким-то имуществом. Эта удачливость, способность к выживанию и умение выстраивать свою жизнь заново раз за разом, куда бы их ни закинула судьба, станут основными чертами будущих поколений семейства Бяли.

– Думаю, парты мы сколотим быстро из тех досок, что у меня остались, – сказал Григор. – Можно будет уже на следующей неделе зазывать ребятишек на уроки.

– Только бы еще документы на школу эту выправить. – Джангир все опасался, что дело может прогореть.

– Ну, это уже вы занимайтесь. – Григор пожал плечами. – Мое дело маленькое, как мог уже помог.

Открыться через неделю не удалось. Не могли найти стулья для школьников. Но к концу сентября школа таки распахнула свои двери для всех желающих. Обучая вперемешку мальчиков и девочек разных возрастов, Джангир сам удивлялся, как ему это удается. Работа шла не без помех, но довольно слаженно. Первые успехи были уже к зиме, когда ученики осилили алфавит и научились читать по слогам. Довольный их успехами, Джангир лишь тогда окончательно поверил в свою затею. Когда еще несколько лет спустя из школы выпорхнул первый выпуск, Джангир с чистой совестью выдохнул и взялся за свое детище с новыми силами. Он был решительно настроен выпускать лучших учеников во всем Союзе, даже если далеко в холодной Москве, где восседали все важные шишки, об этом знать не будут и успехов его подопечных не признают.

Тем временем у Джангира подрастали не только его ученики, но и дети. Спустя пару лет после переезда в Армению из Тбилиси он взял в жены дочь одного из спасшихся езидов. И для Джангира, и для отца девушки было ясно, что сделал он это из желания не дать ей остаться одной. Ее отец, который едва вставал с постели, вот-вот покинет бренный мир, оставив девушку сиротой. Глядя на новоиспеченную жену, Джангир старался не воскрешать в памяти лицо Несрин, хотя еще за месяц до того опасался его совершенно забыть. Теперь же ему казалось неправильным встречаться с Несрин даже во снах, о которых никто, кроме него, не узнает. Женившись на Кявэ, Джангир поклялся быть ей хорошим мужем, не искать в ней изъянов, не сравнивать с погибшей женой и стараться как можно больше делать для будущего общины, которая все еще влачила жалкое существование на отшибе мира.

Кявэ, как и другие езиды армянской земли, мало что знала о Джангире. Он был такой же пришелец, как они, но по воле Ходэ оказался в этом жестоком мире более образованным и стойким. Мужа она не сказать чтобы полюбила, но стала уважать и считала не просто достойным, но однозначно хорошим человеком. В глубине души чувствовала к нему бесконечную благодарность за то, что взял ее в жены и не дал познать участь женщины, оставшейся без покровительства мужчины, но чувств своих, как и любая другая езидка, не выражала. Нежность свою она дарила лишь детям, которых у них с Джангиром родилось аж десять, хотя до школьного возраста дожили только восемь. Четыре мальчика и четыре девочки, в которых был сосредоточен весь ее мир.