Десять тысяч стилей. Книга одиннадцатая
Шрифт:
«В дела двух кланов, плетущих интриги, ворвался третий клан – грубо и беззастенчиво. Ничего удивительного, что Юн и Си поддались такому напору. Хитрецы берут свое со временем», – подумал Ливий.
– И вот где-то там скрывается Сорока у Речки. Его видели в Городе Осенней Тиши – Сорока помогает клану Тэнно. Пусть даже сильный, но молодой клан не смог бы так нагло занять свою нишу в городе, где воротят дела великие кланы.
– Ты уверен, что он к нам присоединится?
– Конечно нет! Но мне кажется, что такой человек, как он, обязательно воспользуется нашим предложением, – улыбнулся
«Все становится только сложнее», – вздохнул Ливий про себя.
Ближе к ночи они остановились у одинокой липы, где им не помешали бы ёкаи. Хироюки достал из ножен катану и принялся рубить вертикально, отрабатывая удар. Оружием самурай владел отлично, и Хироюки лишь хотел привыкнуть к весу и длине катаны.
Ливий тоже не тратил время зря.
– Сэкт.
Принесенное на дрова бревно пустило почки. Не прошло и десяти секунд, как оно покрылось листьями и цветами.
– Ты и в магии разбираешься? Тебе можно завидовать, – улыбнулся Хироюки.
– Немного разбираюсь, – пожал плечами Ливий и продолжил колдовать.
Руна Сэкт пока еще была слишком слабой. В памяти всплыли уроки Синего Флага и последние три руны, за которые пока даже не стоило браться. Сначала стоило разобраться в уже пройденной магии. Со стихийными рунами все было хорошо, с руной конструктов – Бохэмом – тоже. Слабым местом Ливия оставались три следующие руны – Сэкт, Вольв и Йору.
До полуночи Волк отрабатывал руну природы, Сэкт. Когда Хироюки закончил со своей тренировкой, он достал флейту и начал играть. А Ливий перестал измываться над природой, которой не очень-то и хотелось расти ночью. Тогда он отошел немного от липы и спросил Хироюки:
– Поможешь с тренировкой?
– Почему бы нет? – ответил самурай, оторвавшись от флейты.
– Тогда доставай катану.
Лунный свет отражался от лезвия меча. Ночное светило сегодня было особенно ярким, поэтому Ливий хорошо видел самурая. И все же ночь меняла формы. Казалось, будто на лице Хироюки застыла маска скорби и решимости, а его клинок вздрагивал, как воздух над костром.
– Просто атакуй меня, – сказал Ливий, стягивая с себя одежду и обнажая мускулистый торс.
Самураю не стоило ничего объяснять лишний раз. Хироюки скользнул вперед, не отрывая стоп от земли, а потом сделал резкий шаг вперед и ударил катаной.
– Вольв, – сказал Волк перед атакой.
Ливиев стало два. Один сместился влево, другой – вправо. Но Хироюки знал, куда нужно бить.
– Тебя не проведешь, – улыбнулся Ливий. Пусть самурай и не бил со всей силы, но на плече Волка остался разрез, который быстро затягивался прямо на глазах.
– Я не применял Волю. И все же удар был сильным, – удивленно сказал Хироюки. Он не боялся ранить товарища, но разрез нельзя было назвать хоть сколько-нибудь серьезным ранением. Не прошло и двух секунд, как от атаки самурая не осталось и следа.
– Продолжай, – кивнул Ливий. – Только делай небольшой перерыв между атаками, чтобы я успевал произнести слово заклинания.
Кивнув, Хироюки продолжил. Сначала он сдерживал силу вполне осознанно. Потом перестал это делать, но продолжал себя ограничивать уже без своей на то воли. Каждый взмах катаны сопровождался брызгами крови, а Ливий лишь кивал и снова повторял
«Вольв».В какой-то момент даже бессознательные ограничители пропали. Хироюки стал вкладываться в удар, не жалея сил. И Ливий начал получать серьезные раны. Ни одна не заставила Волка остановить тренировку. Ему самому хотелось, чтобы Хироюки не сдерживал себя, а самурай чувствовал это и бил так, как хотел.
– Вольв.
Хироюки вновь ударил – и в этот раз его катана не достигла цели. Оружие прошло сквозь иллюзию, заставив самурая удивленно замереть.
– Спасибо, Хироюки, – поклонился Ливий, весь покрытый ранами.
– Ёкаи меня раздери, я перестарался. Извини, Волк.
– Ничего, так даже лучше, – махнул рукой Ливий.
Благодаря сильным ударам Хироюки Волк смог потренировать еще и Желтый Флаг. Руна Вольв тоже стала лучше.
– Забылся, – покачал головой Хироюки. – Полная луна – время господства ёкаев.
Ливий кивнул. В особенностях Востока Волк разбирался слабо, но чувствовал, что сегодняшняя ночь – особенная. Не только Хироюки впал в подобие боевого транса, но и Ливий распалился сильнее обычного.
«А у нас есть зрители», – подумал Волк, покосившись на ближайшую рощицу. Он чувствовал, как оттуда за их тренировкой наблюдали.
– Ёкаи, – кивнул Хироюки, проследив за взглядом Ливия. – Пришли на кровь. Или на музыку. А может, на костер. Кто их знает.
Невольно посмотрев на траву, самурай махнул головой.
– Я посплю. Если хочешь, можешь пообщаться с ними.
– А как же россказни о страшных ёкаях? – удивился Ливий.
– Это говорит мне тот, кто чуть не придушил Эцуко? Что они тебе сделают?
«Ну, мне действительно интересно», – подумал Ливий и направился к роще.
Через редкие деревья на окраине должен был пробиваться лунный свет. Но этого не происходило. Там, где начиналась роща, царила тьма – и это было дело рук ёкаев.
Совсем не боясь, Ливий шагнул вперед. Он видел перед собой три силуэта.
– Как необычно.
– Верно.
– Ха-ха, есть в нем смелость!
Первый был похож на оленя с человеческим лицом. Второй скрывался под тканью, а третий оказался oни – почти трехметровый демон с дубиной на плече, только кожа была синей, а не красной.
– Ну, и как вам зрелище? – спросил Ливий, опираясь о дерево.
Немного вперед прошел первый ёкай, похожий на оленя.
– Меня называют «Эй, слушай». Я пришел на прекрасные звуки флейты.
Второй ёкай, сокрытый тканью, немного потянул «капюшон» назад, обнажая лицо. Молодая, очень красивая девушка с алыми губами холодно смотрела на Ливия, не моргая и не отрывая взгляд.
– Меня называют «Вор Лиц». Их у меня много.
Проведя рукой перед лицом, ёкай преобразился. Вместо девушки теперь на Ливия смотрел самурай. Еще одно движение рукой – и уже старуха взирает на путника.
– Я люблю иллюзии. И мне нравится твое поддельное лицо.
«Он знает?!», – удивился Ливий. Ёкай смог разглядеть его маскировку, а это значило лишь одно – Вор Лиц силен.
– А я люблю драки и кровь, – сказал с усмешкой oни. – Мне понравилось! Давно я не видел, чтобы кого-то кромсали с таким удовольствием. И чтобы кому-то нравилось, когда его так кромсают!