Десять

— Но… нам рано жениться. Я учусь, а у тебя плавание занимает всё время.

— Не рано, маленький. Не может быть «рано» или «поздно» для любви. Я люблю тебя сейчас. Не рано и не поздно, а сейчас. Ты выйдешь за меня? — повторил свой вопрос Симон.

— Да, я выйду за тебя Симон Брахими, — твёрдо ответила Юля.

— И как бонус ты займешься со мной любовью, — с легким поцелуем прошептал Симон.

— Только после свадьбы, — напомнила Юля.

— Помню, помню. У тебя есть принципы, и я люблю тебя за это ещё сильнее. Я люблю тебя. Кажется, мне самому больно от собственной любви, иногда я даже не могу дышать… — признался Симон.

— Я тоже… — только и ответила Юля.

Глава 5

Плавные, отточенные движения рук над скоплением мисок, тарелок, кастрюль могли заворожить любого зрителя, если бы тот находился на маленькой кухне старенького дачного домика, чья веранда выглядывала в тенистый сад фрамугами окон, требующих ремонта.

Методичное следование старым рецептам, намертво засевших в голове, и новым, за которыми приходилось заглядывать в пухлую, исписанную ровным почерком тетрадь — обыкновенную, в девяносто шесть листов, со скотчем по краям, чтобы не рвалась, — успокаивало, приносило умиротворение.

Мысль о том, сколько человек сегодня соберется за столом маленького домика не пугала, скорее приятно будоражила. Иногда проносилась злость, что конфорок у плиты лишь четыре, а духовка не работает так, как хотелось бы Юлии, но размеренная мелодия детской качели — подарка свекрови из далёкой Франции, тут же утихомиривала неприятное чувство.

Заглянув еще разок в духовку, она подошла к качелям, выключила мелодию, забрала соску у малыша, чьи губки смешно причмокивали во сне, тёмные бровки хмурились, а на удивление густые, для малыша, которому нет и года, волосы вились «мелким бесом».

Она поправила яркий носочек на маленькой ножке, улыбнулась сама себе. Села за стол, погрузилась в быстрое чтение. Было ровно семь минут на несколько страниц. Голые ступни выскользнули из мягких тапочек, волосы, собранные в высокий небрежный хвост, падали на лист, подол простого халата едва ли доходил до середины бедра.

— Привет.

Юля вздрогнула, она точно знала, что в доме одна. Внезапный «Привет», произнесенный смутно знакомым голосом, испугал.

— Прости, дверь была открыта. Мы договорились с Владимиром Викторовичем, что я приеду сразу после дежурства.

— Здравствуйте. Да, конечно, проходите, Юрий Борисович, папа предупредил. Вы голодны? — Юля вспомнила коллегу папы, врача, который когда-то ее оперировал. Давно это было…

— Нет, но спасибо. Юлия Владимировна, может, на «ты»? — спокойно предложил Юрий Борисович. — Я не такой уж старый, прямо сейчас не твой лечащий врач…

Юля невнимательно выслушала собеседника, присела у духовки, ловко вытащила противень с тонким коржом, чтобы тут же поставить другой, обернулась, чтобы ответить:

— Да… да, конечно. Что, простите? Я отвлеклась.

— Юля, давай на «ты» и по имени.

— Хорошо, Юрий Борисович. — Юля увидела, как его взгляд бежит по странице, которую она читала несколько минут назад. Невольно сжала плечи, словно ожидала неприятной реплики, осуждения. Через секунду отвернулась к плите, где ловко перевернула мясо.

— Юра, меня зовут Юра, хорошо? — напомнил сидящий за столом.

— Хорошо. — Юля кивнула, посмотрела на опущенную голову собеседника, взгляд, скользящий по строчкам. На мужскую руку, которая пробежалась по переплету, перевернула книгу, оставила лежать там же, где и лежала, на том же месте, на той же открытой странице.

Юля недовольно промолчала.

— Прости, я нарушил твое личное пространство, — повинился Юрий Борисович. Юра. — Книги — личное пространство, не всегда хочется показывать то, что читаешь в одиночестве. — Он говорил тихо, обратив внимание на спящего малыша.

— Да нет, это просто… ерунда, занять время. — Краснота поднималась по длинной шее к лицу Юли, до кромки светлых волос у висков.

— Не сказал бы, что Франсуаза Саган писала ерунду.

— Это женский роман.

— Согласен, не слишком мужской. «Немного солнца в холодной воде»… Это о любви и эгоизме, о самопожертвовании, пожалуй, только эгоизм близок мужчинам. Разве от этого роман стал хуже?

— Наверное…

— Эй, это ты, вообще-то, читала, а я тебе сейчас доказываю состоятельность Саган, как писателя?

— Женские романы читают пустышки…

— Женские романы читают женщины, мужчины читают комиксы, когда читают, конечно… — Юрий внимательно всмотрелся в красивое лицо напротив, силясь понять Юлину логику.

Будто признавшись себе в невозможности понять блондинку, стоявшую перед ним — высокую, с длинными стройными ногами, выглядывающими из-под короткого халата, с тонкой, как у фарфоровой куклы, кожей и таким же, словно нарисованным нежными мазками акварели, румянцем, — он отступил.

Через два часа Юра ловко сбивал, нарезал, подносил, прибирал, мыл посуду. Сказал, что спать пока не хочет, а вот помочь будет рад.

Разговор перетекал от учебы Юли и ближайших планов, на малыша на качелях, который начал сопеть, явно готовясь проснуться.

— Так, как зовут карапуза? — поинтересовался Юра.

— Ким. Евдоким, на самом деле, но мы сократили.

— А с отчеством сочетается?

— Он Симонович, Юра, какая разница. — Юля засмеялась, на минуту показывая живой взгляд, широкую улыбку и блеск глаз.

— Евдоким Симонович Брахими. Да ты затейница, Юля, — по-доброму усмехнулся Юра.

— Точно!

Еще через час Юля складывала бесконечные емкости с едой в холодильник. Пристраивала торт Наполеон, чья начинка получилась в этот раз вкусней, потому что в крем, по настоянию Юры, добавили капельку брусничного сиропа. Быстро протирала стол, пока Ким согласился подпрыгивать на руках у постороннего человека, проявляя интерес к светлым волосам незнакомца, дергая их и пытаясь попробовать на зуб. Выдергивать Юра позволял, как и кусать себя за нос, а вот попытку проглотить волосы пресек.

— Юля, ты прости, можешь сказать, что это не мое дело, но всё же, что не так с Саган? — вернулся к началу разговора Юра.

— Глупо читать женские романы. На ерунду тратят время только дурочки и пустышки… Женщина не должна быть такой.

— О… А вот это читают какие женщины? — Юра пробежался по тексту небольшой брошюры, с пометками и выписками на полях, прочитал вслух: — Механизм канцерогенеза, основанный на нарушении тканевого гомеостаза в результате длительной хронической пролиферации… — он помолчал, дожидаясь ответа Юли, не дождавшись, продолжил: — Не представляю, кто тебе сказал, что ты можешь быть пустышкой. Одна из лучших студенток, самая перспективная. Все, у кого ты была на практике, тебя хвалят. Поразительно, как ты все успеваешь. Маленький ребёнок, муж, который требует внимания, ведь мужья всегда требуют, но ты все равно лучшая из лучших, все так говорят.