Десять

— Достаточно, чтобы понять, что не должно быть больно. Это странно! Может, с тобой что-то не так? Я имею в виду ту операцию: может, там задели что-то важное?

— Ерунду не мели, там ничего не могли задеть, и врачом не надо быть, чтобы разобраться. Почему именно со мной что-то не так, а вдруг с тобой? Может, ты слишком часто хочешь? Практически, всегда! — Юля захлебнулась в обиде, необоснованной злости. Она отлично понимала, что боли испытывать не должна, вдруг у нее действительно патология, дефект, но всё, на что хватило Юлю — это продолжить с видимой обидой: — А может, ты бесконечно занимаешься со мной любовью, поэтому мне больно?

— Прости, пожалуйста. Я мужчина и твой законный муж, именно так, как ты того хотела. Поэтому я намерен заниматься с тобой любовью так часто, как я этого хочу, а я всегда хочу! Я не могу без секса!

— Интересно, как же ты обходился все эти пару лет, а? — Юля уставилась на Симона, намереваясь непременно получить ответ.

— Зашибись, Юль! Ты больше двух лет не задавалась этим вопросом, теперь вдруг стало интересно? С чего бы? Какая разница, как я обходился, сейчас ты моя жена, и я не хочу обходиться, понятно?

— Да. — Юля всхлипнула от обиды. От несправедливых и одновременно справедливых обвинений Симона.

Ей на самом деле не должно быть больно. Симон действительно ее муж. Она, правда, не задумывалась о том, как он обходился без занятий любовью, теперь же становилось ясно — секс едва ли не основная потребность ее мужа. Он отказывался от любви лишь после особо изматывающих тренировок, но даже тогда его руки не отпускали Юлю, а глаза, казалось, съедали, облизывали, как эскимо, тело молодой жены.

— Маленький? Юленька, пожалуйста, не плачь. Я со зла наговорил ерунды, прости меня! Давай ты сходишь к врачу, только обязательно. Пока не разберемся с твоими болями, не будем заниматься любовью, договорились? Прости меня, я люблю тебя, простишь?

— Да… — согласилась Юля.

— Ты ведь ещё любишь меня?

— Ты знаешь, что да, — быстро ответила она и перешла к тому, что на самом деле ее волновало прямо сейчас: — Со сколькими женщинами ты занимался этим?

— Я не считал.

— А когда мы встречались… ты?

— Не помню, маленький. Давай мы подумаем о нашем будущем, а не о моем прошлом. Не такое оно и богатое, как ты воображаешь.

— Правда? — Юля с неприкрытой надеждой посмотрела на Симона.

— Конечно, маленький. Откуда? — искренне засмеялся он в ответ.

— Действительно. — Юля задумалась на мгновение, но потом с чистой совестью отпустила сомнения.

Они познакомились с Симоном, когда ему только-только исполнилось восемнадцать, тогда он жил в школе-интернате, а потом пропадал на бесконечных тренировках или спортивных сборах, подчиняясь строгому режиму. Вряд ли он успел бы стать прожженным ловеласом.

— Я люблю тебя, — успокоившись, прошептала на ухо Симону Юля, обняла его за шею, наслаждаясь теплом голого тела, впервые не стесняясь своего, и прижалась еще теснее.

— Сходишь к доктору? — услышала ответ.

— Конечно, — с радостью согласилась она.

В тот же день её осмотрела Марьяна Семеновна, папин заместитель. Она с уверенностью сказала, что с Юлей всё в абсолютном порядке, такое часто случается с молодыми женщинами. Стоит попробовать отпустить ситуацию, перестать концентрироваться на боли.

Мужу же не помешает проявить терпение и деликатность. Однако, если Юлины симптомы не пройдут, то лучше обратиться к специалисту. Марьяна Семеновна протянула визитку, прочитав которую, Юля отвела взгляд и твердо решила, что ей не понадобится.

— Что сказал доктор? — Симон маялся в просторном холле первого этажа, напротив гардероба для посетителей, и заметно нервничал.

— Сказал, что со мной всё хорошо, со временем привыкну, а тебе не помешает быть более терпеливым и деликатным, — она нагнула голову и, улыбаясь, ждала реакции.

— Пойдем, — только и ответил Симон.

— Куда? — опешила Юля от резкого перехода разговора.

— Привыкать быть более терпеливым и деликатным.

Со временем она действительно привыкла, а Симон научился деликатности. Она больше болезненно не стеснялась, постепенно пришла к выводу, что ее муж вовсе не телепат, зато всегда готов пойти навстречу любому ее желанию или любопытству. Начала смело озвучивать желания, если они появлялись. Инициатива по-прежнему исходила от Симона, Юля попросту не успевала её проявить. Оставшись наедине, Симон сразу же начинал недвусмысленно целовать жену, но больше никогда не торопил, давал столько времени, сколько нужно, чтобы она не испытывала болезненные ощущения.

Правда, они так ни разу и не добрались до пункта «оргазм» у Юли. Симона это огорчало, Юлю нет… Ей искренне нравилось заниматься любовью с мужем, нравился его шепот на французском, и она подозревала, что это были не только слова любви, но и жуткие непристойности. Нравилась власть над телом мужа, нравилось видеть лихорадочный блеск глаз. Нравились поцелуи, особенно на некоторых участках — между лопаток или за ухом, рядом с мочкой, когда Симон легонько ее прикусывал, бежали по телу теплые мурашки. Юля не стеснялась прижиматься к мужу, просить ласкать эрогенные зоны.

Юля приползла домой после четырех пар в институте, зачетов, которые она судорожно сдавала. В тот день она даже успела взглянуть на отделение, где должна была проходить практику, и чувствовала, что на её плечах лежит вся усталость мира.

— Может, ты бросишь этот институт? На тебе лица нет, даже я не так выматываюсь перед соревнованиями, — привычно заговорил Симон, озабоченно поглядывая на бледную, исхудавшую жену.

— Не болтай ерунды, — отмахнулась та в ответ.

— Попытаться-то я должен был… — буркнул Симон. — Пойдем, поедим?

— У меня нет сил готовить, Симон… — Юля виновато опустила голову.

Накануне ночью она хотела приготовить хотя бы суп и самое простое второе, на скорую руку. Что-нибудь привычное, на что хватало скромного бюджета, но, оказавшись на кухне, сначала бессильно упала на стул, а потом уткнулась в чтение любовного романа, которые были разбросаны по дому.

Бабушка Симона увлекалась лёгким чтивом, говоря, что проблемы и борщи ей приелись за жизнь, сейчас же она получает наслаждение, ублажая свой угасающий разум любовными страстями книжных героев. Разум бабушки ни в коем случае нельзя было назвать угасающим. Она обладала на редкость живым и молодым взглядом на жизнь.