Детектив от Иоанна

— Где печатный станок спрятал, подлец? — строго спросил Боксер, швыряя пустое портмоне в голову Аулису.

Аулис смотрел в иллюминатор. За стеклом на бешеной скорости проносились обрывки туч, похожие на дым. Крыло раскачивалось, как хлипкий подвесной мостик, перекинутый через пропасть. Сколько уже прошло времени, как они взлетели? Час? Два? Или целые сутки? Аулис потерял ориентацию во времени. Ожидание неминуемой катастрофы стало уже привычной ноющей болью. А зачем, собственно говоря, ждать, когда самолет разобьется? Наверное, это произойдет очень быстро, и никто не успеет даже вскрикнуть, прикрыть лицо руками. Чудовищный грохот, огненная вспышка — и все. Темнота и тишина небытия. «Нет! Не верю! Маразм!» — думал Аулис, тщетно пытаясь высмотреть в иллюминаторе землю, тот занавес, который опустится перед ним и навсегда отгородит его от жизни…

— Ты сможешь посадить самолет? — прошептала Стюардесса, касаясь губами мочки уха Аулиса, и, не дождавшись ответа, добавила: — Тогда я доверяюсь тебе. Совсем-совсем-совсем…

Ей было достаточно того, что Аулис не ответил отрицательно. И когда самолет снова задрожал в агонии, как приблудная свинья под колесами самосвала, и полицейские начали грязно ругаться, Стюардесса даже не шевельнулась, не отпустила руки Аулиса.

Аулис не понимал, почему мучительное и затянувшееся приближением гибели волновало только его. Полицейские, судя по всему, верили, что командир успешно управляется с самолетом и все как-нибудь само собой рассосется. Соотечественник, сотканный из каких-то нехороших тайн, перемалывал в душе неугасаемую обиду на родину и тоже не слишком беспокоился, сколько еще продлится полет. Стюардесса, эта круглая дура, крепко и безмятежно спала на плече Аулиса, убежденная в том, что если не Опио, так Аулис обеспечит ей жизнь долгую и счастливую. Хуже всего, если не принимать во внимание Аулиса, приходилось коробкам, восседавшим на пассажирских креслах. Их безжалостно потрошили, выгребали их содержимое, рвали и терзали тонкие картонные стенки. Но коробки были, как бараны, бездушными и неразумными субстанциями, хрупкими и безвольными носителями материальных ценностей. С ними вообще не следовало считаться…

Самолет трясся все сильнее. Он заваливался то на одно крыло, то на другое и вдруг начал проседать. Было такое впечатление, что это не самолет, а большой лифт, стремительно опускающийся вниз.

— …можешь поверить — верой и правдой служил, с полной самоотдачей, — бубнил в спину Аулису Соотечественник. — И вот тебе благодарность! Я в наручниках, и за мою жизнь копейки никто не дает…

До Аулиса вдруг перестал доходить смысл слов Соотечественника. Он крепко сжал подлокотник и покрылся холодным потом. Самолет явно терпел крушение, с ним происходило что-то страшное. Он уподоблялся небольшому суденышку, угодившему в шторм, и огромные волны то подкидывали его вверх, то швыряли вниз. Аулис инстинктивно попытался вскочить с кресла, в бездумном порыве кинуться куда-то прочь от надвигающейся смерти, но ноги отказались подчиняться ему.

— Ну, пожалуйста… — сонно пробормотала Стюардесса, не отпуская его руки. — Мне так хорошо…

— Хорошо? — пробормотал Аулис, озираясь по сторонам. — Это же конец…

Интеллигент не смог устоять на ногах и, прижимая к груди только что распакованный ноутбук, повалился спиной на коробки.

— Э-ха! — весело крикнул он.

Его тотчас засыпало тюбиками с зубной пастой. Боксер из последних сил держал коробку с телевизором, которую использовал в качестве рабочего стола. По ней туда-сюда елозил органайзер Аулиса.

— Черт знает что! — ругался Боксер. — Разве можно работать в таких условиях?

— …посуди сам: у меня пятнадцать лет безупречной службы, — продолжал долдонить Соотечественник. — Только не буду говорить, в какой системе, это государственная тайна…

Дверь пилотской кабины металась из стороны в сторону, как опахало, то закрываясь с громким стуком, то распахиваясь настежь. Обшивка самолета скрипела, трещала, но эти жуткие звуки вдруг заглушил пронзительный вой тревожной сирены.

Аулис не заметил, как вскочил на ноги. Стюардесса свалилась с него и капризно надула губки.

— Мы погибаем!! — завопил Аулис.

— На место! — приказал Боксер.

— Какое место?! Пошел ты… Слышишь сирену?! Все!! Нам кранты!! Это конец!!

— Подозреваемый, вернись на свое место! — угрожающе повторил Боксер.

— Ты же обещал, что все будет хорошо, — заскулила Стюардесса, протирая сонные глазки.

Аулис, обезумев от страха, ломился через кресла в сторону пилотской кабины. Вой сирены разрывал в клочья его нервы и барабанные перепонки. В те мгновения, когда дверь в пилотскую кабину распахивалась настежь, были видны приборная панель и дюжина тревожно мерцающих красных лампочек. Самолет орал, выл, стонал, призывая людей на помощь. И Аулис рвался к умирающей машине, но угрюмый полицейский с тупой боксерской физиономией коротким ударом в челюсть свалил его на пол.

Тут из кучи тюбиков выбрался Интеллигент.

— Что случилось? — испуганно крикнул он, на ощупь отыскивая под собой очки.

— Сбежать пытался! — ответил Боксер, дуя на честно поработавший кулак. — А ты посмотри, что я тут нашел!

Шатаясь, плюясь кровью, Аулис с трудом поднялся на четвереньки. Пол под ним содрогался и ходил ходуном. «Почему так долго? — думал Аулис, не в силах поднять голову. — Почему мы еще не разбились?»

Интеллигент добрался до Боксера, кое-как прикрывая голову, на которую то и дело низвергалась какая-нибудь коробка.

— Читай! — азартно волнуясь, крикнул Боксер, тыча жирным пальцем в страницу органайзера. — Это же порнография! «Средний член», «трахать»… Ух, подлец!

И Боксер ударил Аулиса ногой.

— Точно порнография! — с трудом перекрикивая вой сирены, согласился Интеллигент. — Мне даже читать такое противно! Все, парень! Ты серьезно вляпался! За это тебя приговорят к смертной казни!

Как бы ни было в эти минуты тяжело Аулису, насколько бы он ни смирился с приближающейся катастрофой, невероятная чушь, какую несли полицейские, пробудила в нем возмущенное любопытство. Не было таких слов в его органайзере! Тем более на английском языке! В нем вообще не было ни одного слова по-английски. Не без труда подобравшись к полицейским, Аулис взглянул на страничку, где им были записаны кое-какие телефоны и адреса. Полицейский перст указывал на строчку «Магазин парашютного спорта «Риск».

— Ну? Что это? Что это? — кричал Боксер, барабаня пальцем по слову «Риск». Тут до Аулиса дошло. Полицейский принял это слово за английское «Fuck».

Аулис непременно рассмеялся бы, если бы ему не было так плохо.

— А это что? — орал Боксер, морщась от противного воя сирены, который мешал ему проводить расследование, и размазывал пальцем адрес «Не болейте — аптека № 32». Острый сыщицкий взгляд выхватил из рукописной строчки только четыре буквы «те ап», которые принял за английское слово «mean», означающее математический термин «средний член».

Аулис понял, что сейчас потеряет сознание. Он рухнул на пол, накрыл голову руками и в тон сирене громко завыл: «У-у-у-у…» Тут на него свалилась коробка с микроволновой печью и, ударив по ягодицам, усилила драматизм ситуации.

— За это тебе точно башку отрубят! — горланил Боксер, размахивая органайзером.

— Надо составлять протокол! — решил Интеллигент. Он поставил на спинки сидений гладильную доску и пристроился под ней. Там было совершенно безопасно, на голову уже ничего не падало.

— Какую башку?! Какой протокол?! — вспенилась окончательно проснувшаяся Стюардесса. Она кинулась на Боксера и схватила его за грудки. — Опио из самолета выкинули, теперь этому собираетесь голову отрубить! А я с чем останусь? Вообще ни с чем? Как мне жить дальше? На что теперь надеяться? Нет, этот номер у вас не пройдет!

Соотечественник, насколько позволяла ему длина наручника и собственной руки, выдвинулся ближе к проходу и попытался увидеть, что происходит в пилотской кабине.

— Эй, господа! Господа! — кричал он. — Что-то ваш пилот плохо справляется! И что там у него все время воет? Согласно Гаагской конвенции, вы обязаны доставить меня на суд в целости и сохранности, а не губить преждевременно…