Детектив от Иоанна

— Управляй не управляй, — вполголоса заметил Интеллигент, — будет жопа, а не рай.

— Да хрен с ним, с самолетом! — отмахнулся Боксер. — Какое кому до него дело! Я хочу, чтобы этот гиеновый экскремент сознался в двойном убийстве!

— Мне не в чем сознаваться! — охрипшим от крика голосом произнес Аулис. Он бы обязательно приложил руки к груди для пущей убедительности, если бы они не были скованы за спиной. — Поверьте же мне! Я бизнесмен. Лечу в Норт-Фруди… Да вы же смотрели мой паспорт!

— Да! — злорадно воскликнул Боксер, подавшись к Аулису и брызгая на него слюной. — Смотрел! И поэтому предлагаю тебе признаться!

— Где логика? Вы смотрели мой паспорт — и что? Логика где?

Боксер едва не откусил ему нос.

— Логики не видишь?! — взбеленился он и ткнул Аулиса пальцем в грудь. — Ты русский! — Боксер перевел перст на Соотечественника. — И он русский! Значит, это заговор!

— Заговор против моего дорогого Опио! — простонала Стюардесса. — Мужчины! Давайте его искать! Может, он лежит связанный где-нибудь под коробками?

И она кинулась к ближайшему креслу, заваленному упаковками с унитазными ершиками. Интеллигент едва успел схватить ее за руку.

— Не дергайся, женщина! — сдержанно посоветовал он ей. — Твой Опио — это сейчас не самое главное…

— А что главное? Что?

— Обличение преступника!

— Прощайте, — прошептал Аулис Соотечественнику. — Из-за этих идиотов мы сейчас врежемся в землю.

— Из-за идиотов или из-за тебя? — уточнил Соотечественник.

— Вы бессердечный! — процедила Стюардесса, сжимая кулачки и наступая на Интеллигента. — Вы… вы совсем не хотите подумать о моем будущем… Опио был для меня всем! Я отдала ему все, что у меня было, — всю душу, всю кровушку до капельки … А вы… вы… жестокий, черствый… Вы мерзавец…

Она хотела еще что-то добавить, но Интеллигент вдруг влепил ей крепкую пощечину. Девушка полетела на кресла, обрушивая по пути пирамиды коробок. На пол посыпались карманные калькуляторы и электронные будильники.

Аулис, считавший обязанностью всякого мужчины защищать женщин, попытался вскочить с кресла, но кулак Боксера тотчас вернул его на место. Интеллигент, не удостоив эту сцену своим вниманием, наклонился, поднял с пола аккуратный, красивый калькулятор с солнечной батареей, подул на него, протер рукавом рубашки и сунул в карман.

— Что ж, пеняйте на себя! — пригрозила Стюардесса, выбравшись из завалов коробок. Она одернула юбку и решительно направилась в пилотскую кабину, но Интеллигент догнал ее и схватил за руку.

— Не надо ничего менять, женщина! — сказал он, до боли сжимая ее руку своими острыми, как у филиппинского хилера, пальцами. — Поверь мне, ты сделаешь только хуже. Пусть все остается так, как есть.

— Вы в своем уме? — прошептал Аулис, облизывая разбитую губу. — Вы хоть соображаете, что происходит? Посмотрите в иллюминатор! Встряхните головой! Очнитесь!

— У тебя есть право хранить молчание, — спокойно произнес Интеллигент. — Даю тебе добрый совет: воспользуйся им!

Его печальные, с душком протухшей справедливости глазки быстро бегали по мешкам, коробкам и разноцветным упаковкам.

— Вот как! — мстительно сказала Стюардесса и попятилась. — Теперь я все понимаю… Вы только о себе думаете… А мой бедный Опио…

— И тебе лучше помолчать, — сказал Интеллигент. — И чего всполошилась? Все хорошо. Мы держим ситуацию под контролем. Самолет летит. Полет нормальный.

Глава 5 Не мешайте летчику работать!

Боксер вернулся из тамбура, на ходу вытирая руки подвенечной фатой, которую выудил из какой-то коробки.

— Картина ясна, — сказал он и поправил кобуру, болтающуюся на поясном ремне. — Там полно следов — и от ботинок, и от кроссовок. Это исчерпывающе подтверждает, что в тамбуре была драка.

Боксер снял с полки сложенный телескопический спиннинг и его кончиком ткнул Аулиса в грудь.

— Ты слышишь, собака? Там следы кроссовок! А кроссовки только у тебя. Все сходится. Тебе остается сознаться.

— В чем? — едва слышно выговорил Аулис, чувствуя, что близок к умопомешательству.

— В попытке захвата воздушного судна.

— Да оно мне и даром не нужно, ваше говенное судно! Я жить хочу!

— Но-но! — подал голос с другой стороны Интеллигент, занятый тем, что вставлял пальчиковые батарейки в миниатюрный галогенный фонарик. — Не советую плохо отзываться о самолете нашей государственной авиакомпании.

— Это еще одна статья! — сказал Боксер и поднял вверх палец, похожий на сгоревшую кормовую морковь, заостряя тем самым внимание на инциденте.

— Антигосударственная пропаганда, — пояснил Интеллигент. — Это в своей стране будешь языком трепать.

— Уже не будет, — поправил коллегу Боксер и обратил внимание на иллюминатор. — А почему так стемнело?

Аулис обливался потом и втягивал голову в плечи. Он уже с трудом понимал смысл слов, которые ему говорили. Сознание отказывалось верить в то, что самолетом никто не управляет и он летит подобно снаряду, выпущенному в цель. Аулису было трудно дышать, в голове толчками пульсировала кровь, словно отсчитывала последние секунды перед катастрофой… Эти ненормальные полицейские не понимают, как велика опасность. Сейчас произойдет непоправимое… Чудовищный удар, от которого с оглушительным треском станет разваливаться и сминаться, подобно фольге от шоколадки, фюзеляж, и округлое, наполненное жаркой тяжестью пламя начнет неистово пожирать людей вместе с бесчисленными коробками, баулами и мешками… Сейчас это произойдет… Сейчас…

И самолет, словно выполняя его черное предсказание, вдруг подпрыгнул, задрожал, завибрировал, и посыпался в проход багаж; диким голосом закричала Стюардесса. Боксер не удержался на ногах и повалился на коробку с телевизором. Интеллигент машинально схватился за то, что было ближе всего к нему, и, падая, нечаянно выдернул из стопки плоскую коробку с менажницей. Гора фарфоровых тарелок обрушилась на него, словно снежная лавина, и в одно мгновение завалила его с головой.

— Что происходит?! — метался по салону вопль Стюардессы. — Мое лицо! Мои руки! Помогите кто-нибудь!

Самолет снова тряхнуло, и полицейский опять упал. Аулис в ужасе подтянул колени и прижался к ним лицом. Он был уверен, что случилось именно то, чего он с таким страхом ждал: самолет врезался в землю и вот теперь разваливается на куски, и жить им всем осталось считаные мгновения. Но одно мгновение сменяло другое, самолет выл, стонал, раскачивался из стороны в сторону, но все никак не разваливался.

— Проклятый телевизор! — доносился откуда-то рев Боксера. — Я ударился об него мошонкой!