Дети большого дома
Шрифт:
Наступил! Великий Октябрь, настал самый чудесный день в летописях истории и очистил Россию, а также город Вовчу от отбросов старины. Колокольцев исчез из города, и лишь спустя годы стало известно, что „народолюбивый“ генерал поступил на службу во французскую разведку и грозится русскому народу возвращением и расправой. Но потом заказал он себе цинковый гроб, лег в него, отвернул кран газопровода и таким путем распрощался с миром. В своем завещании генерал распорядился перевезти гроб в Вовчу и похоронить его в березовой роще, когда „великие державы восстановят в России старые порядки“.
Дурака учить — что мертвого лечить. Что ж, царство небесное „народолюбивому“ царскому генералу Василию Григорьевичу Колокольцеву!
Итак, в нашем городе установилась
Немало совершили набегов разбойничьи банды Махно и злодейки атаманши Маруси на освобожденные районы, предавая огню и мечу народ, грабя достояние его, терзая и убивая доблестных и верных воинов свободы. И любимая дочь народа Ганна Хоперская также приняла мученичество от руки бандитки Маруси. Но грозен народный гнев, обрушился он на эти злодейские банды. Уничтожены были они, и на всю страну и наш город Вовчу снизошел мир, и незыблемо утвердились свободные порядки.
Восстановил народ в нашем городе свое разоренное хозяйство, построил новые заводы, расширил дороги и основал новые школы.
Сколько усилий было приложено, чтоб объединились мелкие хозяйства, чтоб зажили люди колхозной жизнью! Неистовствовали еще уцелевшие попы и сельские богатеи, и много честных людей пало жертвой за народное дело. В селе Бочкове убит был председатель колхоза, честный труженик Дергоус. И восемнадцатилетняя комсомолка Вера Рубцова также пала жертвой. Была огонь-девушка, красивая с виду и еще краше мыслью и душой.
Попы призывали „гнев господен“, прибегали к „чудесам“. Есть село такое — Бочково. Объявилась там женщина-баптистка, святой себя провозгласила. Говорит — мол, она с богом, передает земным рабам заповеди господни. И пророчила эта баптистка наступление страшного суда, если народ от колхозов не отступится. Муж этой лживой и вздорной бабы был скромным тружеником и из села по делу отлучился. Зарезала подкупленная эта баба свою корову и всех на пирушку зазвала, ибо на следующий день собиралась к господу богу на небо „вознестись“. Стала она на кровле, подняла лицо к небу, бормочет, „говорит с богом“, перед тем как расстаться с грешным миром. И потом заявляет, обращаясь к народу: „Если есть среди вас неверующие, то не может совершиться чудо моего вознесения; изгоните из среды своей неверующих“. В это время появляется муж этой женщины и диву дается, видя все это. „Что за представление ты устроила, Катерина?“ — спрашивает. А жена кричит: „Держите его, грешник он заблуждающийся и скверной опутанный! Пусть сгинет с глаз моих, не хочу я оставаться среди безбожников нечестивых, господь меня к себе призывает, держите его, рабы божьи!“
„Не полететь тебе, больно жиром заплыла!“ — махнул рукой муж, забрался на крышу и давай стегать ее ремнем. Так и не вознеслась та „святая“. Призналась она, что подучили ее попы, и показание дала в суде об этих лживых и вздорных делах.
Проживал в городе нашем и купец-хищник Матвей Глушко. Расскажу я по правде его историю. Не забыть бы упомянуть и „помещицу“ Ксению. Родила она дочку и назвала ее Фросей. А после революции, потеряв свои земли, в 1921 году занялась та Ксения торговлей, а после этого сошлась с купцом Глушко.
Ксения и Глушко расширили торговлю и еще больше разбогатели. Но ветром нанесенное ветром же и унесло. В 1929 году Матвей Глушко, пьяный, забрался в районный музей и отхлебнул из банки со спиртом, в которой ядовитые гады и скорпионы хранились. На улице, схватившись за живот, вопил он, приговаривая: „Выпил я спирт скорпиона, а не боюсь! Ведь я тоже скорпион. И меня положите в спирт, в большую банку. Когда придет ваш коммунизм, показывайте меня: вот, мол, скорпион и пиявка Глушко, что кровушку народную пил! Ох, и вкусна ж была она!“
На него глядели молодые комсомольцы и комсомолки и удивлялись, что мог такой человек существовать.
Ксения
Глушко живет в нашем городе и поныне. Слиняла краса с ее злого, наглого лица. Полная шея, соблазнявшая прежде пьяных толстосумов, теперь обвисла складками. Согнувшись, выползает она на улицу, и никто ее не замечает, да и сама она ни с кем не здоровается, так и живет в ссоре с белым светом. А родившуюся от Колокольцева Фросю никто замуж не взял, и дали ей прозвище „блудной Фроси“, ибо была она дурного поведения. И живет она поныне у матери, не ладит ни с кем из соседей.И я, скромный летописец истории городка Вовчи, был свидетелем и очевидцем гибели старого мира. Новая жизнь на глазах у меня зародилась и мощью налилась. И увидел я, как обратились в ничто казавшиеся могущественными люди старого мира.
Очистился наш город от всей старой гнили. Район машинами обогатился. Начала земля приносить людям все свои блага. Украсилась наша Вовча общественными скверами, умножилось число школ и библиотек, расширился краеведческий музей города.
До Отечественной войны богат был район Вовчи и обилен хлебом. Выращивал он также свеклу. Три крупных сахарных завода работали на сырье нашего района, снабжая сахаром многие города и села. Только один из этих заводов за сутки производил до 75 тонн сахару, каждый день отправлялись эшелоны во все стороны великой страны — на север, юг и восток. От совхозов и колхозов области поступали в холодильник города десятки тысяч кур, совхозы выращивали тонны клубники. Один из жителей Вовчи — Папков Игнатий Федорович изготовляет из клубники чудесные коньяки, наливки и прочие спиртные напитки. Его пригласили на курсы, чтоб он поделился с людьми секретом своего мастерства. Есть в окрестностях нашего города растение, в других местах неизвестное. Мы ему дали название „ягоды Софы“, ибо много лет назад на это растение обратила внимание учительница Софа Кияненко. Это растение дает пахучие цветы с белыми лепестками и напоминает смородину, но листья его шире и блестящие, а ягода у него мелкая и черная. Оно так глубоко пускает корни в землю, что не вырвешь его никакими силами.
…Многому помешал вероломный и лютый враг в нашей стране и в нашем маленьком, но живописном городке Вовче…
Теперь мы правдиво изложим события, начиная с той минуты, когда радио сообщило о великом бедствии и изменилось естественное течение жизни в нашем городе.
Возможно, неполноценным окажется наше искусство повествования, но мы ни в чем перед истиной не погрешим…».
Тигран закрыл портфель, в котором бережно хранилась «Летопись». Добрый, наивный старик! Все, что видел и слышал вокруг, записал он в эту летопись, убежденный в том, что все это исторические документы, спасающие от забвения его маленький городок.
Пусть себе думает так. K чему огорчать старика? Пусть пишет, если чувствует в этом, потребность…
На следующее утро Тигран не успел открыть глаза, как заметил около своей кровати Митю, сидевшего на маленьком стуле. Мальчик зачарованно смотрел! на него.
— А я насчет того пришел, Тигран Иваныч…
— Насчет чего?
— Ну, того… Ну, вот хочешь, проколи мне руку этим гвоздем — и не пикну, увидишь, если не так!
— Нет, Митя, не выйдет, Я не могу взять на себя такую ответственность. Это же военное дело, милый.
Тигран умышленно говорил с мальчиком серьезным тоном, как равный с равным. Это было продолжением разговора, состоявшегося два дня тому назад. Тигран любил детей и иногда не прочь был даже подшутить над ними, испытать характер каждого. Мите он рассказал, будто бы одного двенадцатилетнего мальчика, наряженного в лохмотья, наши как-то заслали в тыл противника. Мальчик якобы обошел оккупированные села, делая вид, что собирает милостыню, высмотрел расположение фашистских орудий и танков и, вернувшись, доложил обо всем генералу Яснополянскому. И наша артиллерия на основании сведений, доставленных этим мальчиком, сокрушительным огнем разнесла танки и орудия врага. А мальчика генерал наградил медалью «За отвагу»… Но смелый юный разведчик ранен и должен долгое время лечиться.