Дети большого дома

И вдруг она увидела: по улице в ее сторону бежали гитлеровцы в незастегнутых зеленых шинелях, без автоматов. Шура услыхала странный свист. Гитлеровцы приближались. Растерявшись, девушка вдруг сорвалась с места и помчалась обратно так скоро, как только позволяли ноги. У самого уха раздавался все тот же свист. Шура уже понимала, что это пули, и бежала, бежала не останавливаясь. Вот и ворота их дома. Задыхаясь, она вбежала во двор, поднялась на крыльцо и, обхватив руками столб, обернулась, чтобы посмотреть на улицу. Но в эту минуту в ворота ворвались те самые солдаты, что бежали ей навстречу, а за ними белые фигуры с темневшими в руках автоматами. Еще в самых воротах они вскинули автоматы, как будто целясь в Шуру. Девушка затаила дыхание; пули словно впивались ей в грудь. Но нет, она как будто жива, вое еще стоит, обняв столб. А на дворе возле ступенек упали трое в зеленых шинелях. Но вот один из одетых в белое людей сделал несколько шагов вперед и выпустил еще одну очередь по пытавшемуся подняться с земли человеку в зеленой шинели. Шура смотрела, ничего не видя. Показалось, что человек в белом халате смотрит на нее и улыбается. Но это продолжалось лишь один миг. Человек в белом халате крикнул:

— Идите домой, Шура, сейчас же уходите!

Шура поняла, что эти слова относились к ней, когда кричавший и его товарищи были уже далеко. А перед ступеньками во дворе остались лежать трое: один на спине, двое других — уткнувшись в снег лицом.

Шура стояла неподвижно, словно в столбняке, была не в силах оторвать взгляд от этого страшного зрелища. В ушах еще звучали слова советского бойца: «Идите домой, Шура, сейчас же уходите!»

Из других кварталов доносились одиночные выстрелы. Значит, бой кончался. Ей довелось видеть лишь кусочек его.

— Мама! — позвала она, удивившись своему странно зазвеневшему голосу. — Мама, выходи!

Мать выбежала на крыльцо. Лицо ее было искажено страхом.

— Ох, Шурочка, цела, невредима?!

— Смотри! — проговорила девушка, протянув руку в сторону убитых.

— Что это такое? Ой, да там убитые!

Улицы уже заполнились жителями. Мальчишки свистели, подзывая друг друга, раздавались и голоса взрослых:

— Митя, иди домой… Митя! Вот наказание!

Это старуха Бабенко звала своего озорного внука.

Шура оставила мать и снова помчалась на улицу. Девушки и подростки, окликая друг друга, бежали в сторону «Мельниц», к березовой роще. Ясно было, что события переместились в ту сторону. Выйдя на окраину города, молодежь остановилась. Двое бойцов с автоматами перерезали им дорогу:

— Вы куда? А ну-ка, марш в город!

Но никто не повернул обратно. Все глядели на бойцов, в сторону поля и рощи — и ничего не могли разглядеть, кроме орудий, которые, зарывшись колесами в снег, вытянули стволы в сторону Донца. Стоявшие вокруг них люди в белых халатах, казавшиеся мальчишкам богатырями, смотрели в бинокли в ту же сторону.

— Марш в город! — повторил боец-автоматчик.

Группа попятилась назад. В этот момент внезапно загрохотали пушки. Ребята видели, как из орудий вырываются языки белого пламени, как сотрясаются орудия после каждого выстрела, как откатываются назад и как колеса снова входят в углубления, образовавшиеся на снегу. Было видно, как бойцы загоняют все новые снаряды, и опять грохочут пушки, выбрасывая огненные языки.

— Смотрите, где они рвутся… За рощей, возле Прилипки!

— А дым-то какой черный поднимается, смотрите!

Гром пушек нарастал.

— Самолеты, самолеты! — крикнул один из бойцов.

Бомбардировщики противника спикировали на батарею. Послышался пронзительный вой и затем глухие взрывы. День как будто померк, перед глазами поплыли черные тени, с неба посыпались комья земли и снега.

— Куда вы бежите, ложитесь на землю! А ну, ложись!

Это был все тот же боец, который недавно велел ребятам возвращаться в город. Шура услышала его голос, но не разобрала слов. Все побежали к городу. Бежала и она. Снова раздался пронзительный вой, снова задрожала земля. Кто-то словно поднял Шуру с земли и с силой швырнул в черную пропасть.

…Открыв глаза, Шура увидела склоненное над собой лицо незнакомой девушки. Где она находится и кто эта девушка в военной форме? Сознание постепенно возвращалось к ней. Окружающие вещи и предметы стали на свои места, краски прояснились. На противоположной стене вырисовывались фотографии отца и матери, снятых вместе. Это их дом. Но кто же эта девушка и почему не видно матери?

— Воды! — прошептала Шура.

Девушка, взяв с табуретки около кровати стакан, поднесла к ее губам. Шура пила с жадностью, но девушка, не дав ей допить, отняла стакан.

— Не пейте много, нехорошо.

Показалось лицо матери, потом ей улыбнулся Коля, стоявший рядом с каким-то бойцом, у. которого было маленькое лицо, нос с горбинкой и добрые улыбчивые глаза. Все молча стояли у ее изголовья.

— Как ты себя чувствуешь, Шурочка?

Это спрашивает мать. Шура взяла ее руку, прижалась к ней.

— Мама…

Проснувшись вечером, Шура уже отчетливо все вспомнила. Она теперь знала, что ранена во время бомбежки, что оперировал ее военный врач по фамилии Ляшко, а ухаживает за ней девушка — армянка, санитарка из Колиного полка. Снова приходил Коля со своим товарищем, у которого был такой пристальный взгляд.

Вовча освобождена. Фашистов прогнали за Северный Донец. Рана ее, говорят, не опасна. Шура смотрела на девушку, ухаживающую за ней, на брата, на его товарища, который улыбнулся ей словно старый знакомый.

— Если б послушались меня, не были б ранены. Помните, мы стреляли по фашистам, заскочившим к вам во двор? А вы на крыльце стояли, за столб держались. Я немножко грубо крикнул вам, чтоб домой шли. Помните?

У Шуры зарделось лицо.

— Так это были вы?

— Ну да, я, — подтвердил боец.

— Когда вы крикнули, голос мне показался знакомым, но вспомнить я не смогла. Спасибо вам. А звать вас как?

— Ираклий Микаберидзе, — ответил за него Коля.

— Спасибо! — повторила Шура.

— Говорим мы с Шурой ночью, — рассказывала Вера Тарасовна, — будет что-то — либо радость большая, либо беда. Чуяло мое сердце! Но не знала я, что вместе они придут. И кто мог подумать, что Шура…

Шура виновато взглянула на мать.

— Ну, беда не велика, мама, а ведь радость-то какая большая у нас!

И она снова счастливо улыбнулась, окинув взглядом собравшихся.

XXIX

Штаб дивизии и политотдел прибыли в Вовчу, когда полк Дементьева уже освободил город и комбинированным артиллерийским огнем теснил противника, пытавшегося перейти в контратаку со стороны Северного Донца.

Немецкие самолеты начали бомбить артиллерийские позиции и улицы города, но исход боя был уже предрешен. День прошел в орудийной перестрелке. Снаряды разрывались в предместьях города, известных под названием «Мельницы» и «Заводы», а иногда попадали и на центральные улицы. K вечеру огонь с обеих сторон прекратился. По ту сторону березовой рощи, с берегов Северного Донца, взвивались к небу слепящие белые ракеты, освещая высокие холмы на противоположном берегу реки.