Дети Хедина (антология)

– Знаю, матушка.

– И ни один из бывших братьев отныне не придет тебе на помощь, как бы ты этого ни просил?

– Я понимаю это.

– И ты продолжаешь настаивать на своем решении?

– Да. Я выбираю путь простых смертных.

– Да будет так, – кивнула Мать Юма. – С первым светом поутру я сниму с тебя плащ, который надевала сама. Если за ночь ты не поменяешь свое решение.

– Спасибо, матушка. Вы очень добры, – он наклонился и поцеловал край ее платья.

– Ступай, мой возлюбленный сын, – сказала она, жестом поднимая его на ноги. – Ты, наверно, хочешь попрощаться с братьями. А на закате приходи сюда. Мой Дом будет тебя ждать.

– Я приду, матушка, – он снова склонил голову, и в этот раз она, коснувшись обеими руками его щек, поцеловала его в лоб – легко и невесомо, но он успел почувствовать жар, исходящий от нее. Жар материнской любви, которого ему будет не хватать до конца дней.

По обычаю сын, пришедший умолять Мать освободить его от клятвы и снять надетый ею плащ, должен провести ночь в ее Доме. Говорили, что Мать посылает испытания своим детям, чтобы убедиться, что их намерение твердо и принято не под влиянием сиюминутного чувства или чужого колдовства. Магия Дома Матери способна развеять все прочие чары. И тот, кто с первым светом нового дня останется столь же уверен в своем решении, получит от Матери благословение. И прощение: ведь Мать больше всего хочет, чтобы ее дитя было счастливо.

Ройне все это знал. Он ни капли не сомневался в том, что сможет пройти все испытания, которые назначит ему Мать Юма. Не зря же он считался одним из лучших ее детей и во время ученичества, и после того, как его плечи покрыл черный плащ. Он будет лучшим и в этом испытании. Всего одна ночь. А потом его ждет награда – тысячи ночей с любимой. И если он сумеет завтра выехать из Обители с первым светом, то к ночи как раз прискачет в Дефф. Эта мысль согрела его больше, чем жар бесчисленных светильников Дома, и когда он вышел на крыльцо, даже не почувствовал холодного воздуха, обычно заставлявшего ежиться всех, кто выходил от Матери.

Спускаясь по ступеням, он заметил, что лошадь уже увели в конюшню, но второй Серый брат ждал его, чтобы вернуть оружие. Это было хорошо, без привычной тяжести стали на поясе Ройне чувствовал себя почти голым. Даже здесь, среди братьев.

– Спасибо, брат, – сказал он, сходя с последней ступеньки и протягивая руку за мечом.

– Рад быть полезным тебе снова, – неожиданно знакомым голосом отозвался Серый брат и поднял голову.

Ройне тут же забыл про оружие. С радостным возгласом он крепко прижал к себе Нейго, своего наставника в боевых искусствах, лучшего из тех, что у него были в Обители.

– Ты стал еще выше.

Нейго отодвинул его от себя, чтобы получше рассмотреть. Сам он был невысокого роста, и в последний год обучения Ройне, сильно вытянувшегося, это несколько смущало. Смутило и теперь.

– А ты стал братом-охранником? – удивился он.

– Нет, – Нейго засмеялся. – Я отпустил братьев поухаживать за твоей лошадью и решил, что не будет ничего плохого в том, что ты снова получишь оружие из моих рук.

– Это совсем неплохо! – воскликнул Ройне. Именно из рук брата Нейго он когда-то получил свой первый в жизни клинок с черненой рукоятью. И застегивая сейчас пояс, и заправляя за голенище кинжал под внимательным взглядом Нейго, он снова чувствовал себя мальчишкой.

– Вот они и вернулись, – Нейго оглянулся на шедших к ним двух Серых братьев. – Оставим их и дальше охранять покой Матери, пойдем выпьем по кружке эля, пока есть время до заката. Если у тебя, конечно, нет других планов, – добавил он, видимо, в ответ на недоуменный взгляд Ройне.

«Он уже знает? Как же быстро здесь разносятся слухи…»

– Я для того и пришел, чтобы вдоволь пообщаться со своими братьями, – сказал Ройне вслух. – Для моих старых друзей у меня всегда есть время.

– Но скоро не будет друзей, – тихо заметил Нейго.

Они прошли две узкие кривые улочки и поднялись по черной лестнице в комнаты, которые – до сих пор – занимал Нейго. Окна и главный вход выходили на главный тренировочный двор, но Ройне, сколько себя помнил, всегда прибегал к Серому брату именно через черный ход, как и большинство других мальчишек. Нейго всегда был любимцем Младших братьев, веселый, легкий в общении и обладающий талантом понятно объяснять, таким важным для любого наставника. Говорили, что он, еще будучи учеником, снискал славу хорошего учителя для малышей, потому ему сразу и выдали серый плащ, несмотря на то, что по своим заслугам и собственному желанию он претендовал на черный. И до сих пор он оставался лучшим наставником в Обители.

– Мастером-наставником, – уточнил Нейго. – Год назад старый Месвер совсем сдал и ушел в Белые братья. Меня избрали на его место.

– Ты-то не скоро в Белые уйдешь, – сказал Ройне, отхлебывая замечательного эля, запасы которого Нейго всегда держал под рукой. Здесь когда-то он в первый раз отведал этот напиток. И тогда усердно делал вид, что ему понравилось, хотя больше всего хотелось выплюнуть эту гадость. Когда ж это было? Лет семь, восемь назад? Вкусы у него сильно переменились.

– Прости, что не припас закуску получше, – сказал Нейго, ставя перед ним на стол половину зажаренной куропатки с тушеными овощами.

– Куда ж лучше! – не сдержал возгласа Ройне и отказываться от угощения не стал. После двух дней в пути есть хотелось сильно. – Приятно, когда тебя так встречают после долгой разлуки.

– Мне, как мастеру-наставнику, полагается особый выбор блюд, – с видимым безразличием произнес Нейго. – Только сил я теперь трачу меньше, все больше наблюдаю за своими помощниками, даю советы да занимаюсь разными подсчетами. В общем, я решил, что надо ограничивать себя хотя бы в еде, если я не хочу через пять лет стать таким же толстым, как Кессон.

Ройне расхохотался, закрыв рот рукой. Серый брат Кессон, главный ключник, был притчей во языцех всей Обители из-за невероятных объемов живота, возрастающих год от года.

– Он еще жив, бедолага? – с трудом проглотив наполовину прожеванный кусок, поинтересовался Ройне.

– Да, и еще больше растолстел. Только почти не выходит из своей каморки, и нашим сорванцам теперь не над кем потешаться по вечерам. И мне вовсе не хочется давать им новый повод.

Ройне внимательно оглядел его и заявил:

– Думаю, в ближайшее время и не дашь. Хотя… Я завидую твоей силе воли: добровольно отказываться от такой вкусноты! – Он причмокнул губами, обсасывая косточку.

– Да, – вздохнул Нейго. – Я и сам чувствую, что меня ненадолго хватит. Но если подумать… Кессону тоже нужна будет замена. И это, наверно, единственное, что меня печалит в нынешнем положении.

Они оба расхохотались.

– То есть ты уже не жалеешь, что не стал Черным? – спросил Ройне.

Нейго внезапно посерьезнел и ответил не сразу. «Все еще жалеет. Я бы тоже жалел всю жизнь».