Дети ночных цветов. Том 2

– Не понимаю, зачем мне слушать об этом, – поморщилась Мэдди, вышла из комнаты, вернулась. – И о тебе я тоже спрошу, – пообещала она. Гвен поджала губы, стараясь сдержаться и не наговорить лишнего, вернулась в свою комнату и начала собирать вещи.

– Мы что, уезжаем? – спросил вечером Томас, вернувшись с улицы.

Гвен тяжело вздохнула и пожала плечами. Томас долго смотрел на собранные чемоданы. – Мне здесь все равно не нравится.

– Правда? – растерянно спросила Гвен.

– Только лошади, – Томас шмыгнул носом. – Поедем домой?

– А ты хочешь?

– Не знаю, – Томас нахмурился, постоял задумчиво около минуты, затем осторожно покачал головой. – Наверное, нет.

– Значит, не поедем, – сказала Гвен. В голове звенела пустота, и думать совершенно не хотелось.

– Давай только останемся здесь на ночь, – предложил Томас. – А то мне не очень нравится спать в машине.

– Конечно, останемся, – заверила его Гвен, все еще не представляя, куда они завтра поедут.

Она дождалась, когда брат уснет, и долго сидела за картой, пытаясь решить, в какой город Техаса им отправиться, чтобы она смогла найти работу. Спрашивать совета у тети Мэдди или ее мужа не было желания, да и выглядело это как-то глупо, особенно если учесть состоявшийся вечером разговор. «А если Мэдди позвонит шерифу и узнает, что я сбежала из города? – подумала Гвен. – Нет, будет лучше, если в этом доме никто не будет знать, куда мы с братом поедем дальше. Пусть думают, что едем домой». Она пересчитала оставшиеся деньги, радуясь, что совершенно ничего не потратила за время проживания здесь. «Ну, хоть какой-то плюс».

Гвен представила, как утром уедет из этого дома, и почувствовала легкое волнение. Чувство и понравилось, и не понравилось ей одновременно. Одно она поняла наверняка – если будет хоть одна причина остаться, то она останется. Но причин не было. Да и утром решимость вытеснила все страхи и сомнения. Вернее, не вытеснила, а изменила их направленность. Так, например, страх перед неизвестностью уступил место страху остаться. С одной стороны, они с братом едут неизвестно куда и никто не знает, что их ждет, а с другой – Мэдди всегда может позвонить шерифу. Кто знает, ищут ее или нет, а если и нет, то не послужит ли звонок Мэдди сигналом к поискам? Да и остаться все равно здесь не получится. Можно лишь выждать пару дней, но зачем? Гвен решила, что если и уезжать, то уезжать сейчас.

Она отнесла чемоданы в свою машину, надеясь, что кто-нибудь заметит ее и не нужно будет ничего объяснять. Никто не заметил. Гвен вернулась за братом, помогла ему одеться. Он спросил, можно ли ему задержаться и позавтракать здесь.

– Не знаю, – честно сказала Гвен, представила Мэдди и решила, что из-за стола она их не выгонит.

Томас обрадовался, но когда они сели за стол, Гвен начала жалеть, что не уехала сразу утром. Мэдди молчала, бросая на Гвен косые взгляды, ее сын проделывал то же самое, только добавлял к этому нездоровые кривые улыбки.

– Мы уезжаем сразу после завтрака, – сказала Гвен, не желая больше выносить это молчание.

Мэдди наградила ее хмурым взглядом, но так ничего и не сказала. Кевин, казалось, немного растерялся, словно заготовил для гостей какую-то гадость и теперь сожалел, что не сможет претворить ее в жизнь. Гвен подождала немного, поняла, что никто не собирается ни о чем ее спрашивать, и продолжила завтрак. Аппетит не вернулся, но нервозность ушла.

Незадолго до отъезда, когда муж Мэдди повел Томаса попрощаться с лошадьми, Мэдди подошла к Гвен и спросила, есть ли у нее деньги на обратную дорогу.

– Ты все-таки дочь моей сестры, да и Томас еще совсем ребенок, – она замялась, протянула Гвен пару измятых, скомканных купюр. Гвен не считая убрала их в карман, бросила короткое «спасибо» и пошла к своей машине.

В какой-то момент у нее действительно возникло искушение вернуться в Луизиану и доверить судьбу брата доктору Макнери и Рону Адамсу, но она отказалась от этой идеи уже в Эбботте. «Вернуться я успею всегда, – решила Гвен. – Но вот если потеряю брата, то никогда не прощу себе этого».

Она выбрала наугад город в штате Техас подальше от границы с Луизианой. Выбор пал на Маратон. Гвен не хотела ехать в большие города, но выбранный ею город оказался настолько мал, что, проведя там день и признав тщетность попыток найти работу, она отправилась в расположенный неподалеку Альпайн. Там они провели с Томасом две недели и по совету девушки, с которой успела познакомиться Гвен, перебрались в штат Нью-Мексико, в город под названием Кловис. Он был больше, чем Альпайн, и к тому же Гвен радовала мысль, что они все дальше уезжают от Луизианы.

Она смогла устроиться на одну из животноводческих ферм, представившись матерью-одиночкой. Им с Томасом выделили небольшой служебный домик. Гвен завела новые знакомства, стараясь выбирать в друзья преимущественно семейные пары, чтобы Томасу не было скучно и он тоже мог завести себе друзей.

На четвертом месяце жизни в Кловисе Гвен познакомилась с Дженнифер Браст – невысокой коренной американкой с черными, как смоль, прямыми волосами. Она была немногим старше Гвен и выглядела крайне понятливой и заботливой. Их дружба длилось почти три недели, завершившись в начале четвертой интимной связью. Если бы в тот момент кто-то остановил все и спросил Гвен, что она делает, ответа бы не было. Не было его и утром, когда она, краснея, собрала вещи и выскользнула из квартиры Дженнифер. Отвращения не было, но Гвен была растеряна и смущена.

«Все вышло как-то спонтанно», – уверяла она себя, возвращаясь домой. Руки немного дрожали, но на губах то и дело появлялась невольная улыбка, как у ребенка, который сделал что-то запрещенное и теперь гордился собой, но со страхом ждал наказания. Гвен открыла дверь, успев подумать, что было бы неплохо принять душ, затем увидела Томаса. Он сидел на полу в гостиной, забившись в угол. Телевизор работал, но маличик, казалось, даже не слышит его. Гвен позвала брата по имени, боясь даже представить, что могло случиться за время ее отсутствия.

– Томас, ты в порядке? – она увидела, как он открыл глаза – заплаканные и заспанные одновременно, – увидел ее, вздрогнул, поджал губы, напрягся всем телом, сдерживаясь, чтобы не броситься ей на шею. – Что случилось? – спросила Гвен, оглядываясь. – Ты что-то сломал? Не бойся. Я не буду тебя ругать. Нет? Что тогда? Только не говори, что снова пытался разжечь на кухне костер, – попыталась пошутить она, но Томас не улыбнулся.

– Я думал, что ты умерла, – тихо сказал он. – Как мама. Я лежал в кровати и ждал, когда ты придешь, но ты не приходила. Мне было страшно. – Он, пошатываясь, поднялся. Ноги затекли и болели. – Я боялся за тебя.

– Я в порядке, – растерянно сказала Гвен, не зная, как себя вести.

– Я вижу, – Томас кивнул, попытался нахмуриться, сдерживая вставшие в глазах слезы. – Но ночью мне было очень страшно. Очень. – Он разревелся, и Гвен с трудом смогла его успокоить и уложить в кровать.

Чувство вины было таким сильным, что она едва не расплакалась сама, обвиняя себя в том, что случилось, но смогла сдержаться, понимая, что так сделает еще хуже. «Может быть, когда Томас заснет…» – уверяла себя Гвен, но в итоге сил на слезы не осталось. Только чувство вины. Сверлящее, зудящее где-то в груди.