Дети ночных цветов. Том 2

– Может быть, – Донован ударил ногой в ближайший сосуд с бурлящей жидкостью. – Но если ты не поможешь мне, то, клянусь, я испорчу твою жизнь так сильно, что будешь умолять меня принять твою помощь.

– Ты не сможешь.

– А ты проверь. – Донован разбил еще один сосуд. – Мне нет дела до того, чем ты здесь занимаешься. Мне нужна лишь Бонни. – Зазвенел третий сосуд. – Помоги мне, черт возьми! – Брызги зелья зашипели на груди Хоскинса, прожигая одежду. Растекшееся на сухой земле зелье начало подбираться к его ногам, заставляя подвинуться назад. – Да, черт возьми, я могу причинить тебе много боли! – зашипел Донован. – Очень много.

– Убирайся!

– Нет. – Он ударил очередную колбу. Кипящее зелье окатило Хоскинса. Запахло горелой кожей. Хоскинс закричал, схватился руками за лицо.

– Помоги мне! Иначе, клянусь, я сварю тебя заживо! – сказал ему Донован, занося ногу для очередного удара.

– Хорошо! – сдался Хоскинс.

– Правда?

– Да, черт возьми! – он убрал руки от лица. Кожа на левой щеке вздулась, левый глаз не открывался, часть волос слезла, обнажив белый череп.

Донован позвал Сэнди и велел привести Бонни. Почувствовав неладное, девочка кричала и пыталась вырваться.

Приготовление зелья заняло более трех часов.

– Я никогда прежде не делал ничего подобного, – предупредил Хоскинс.

– А ты постарайся! – рявкнул на него Донован. Беременная женщина в углу хижины продолжала свое монотонное пение.

Как-то раз приходил старик-индеец. В руках у него было такое же старое, как и он сам, ружье. Донован не заметил его. Старик вошел в хижину, прицелился и нажал на курок. Послышался щелчок, но выстрела не последовало. Хоскинс выругался и покачал головой.

– Убирайся! – велел старику Донован. Опустив голову, старик поплелся прочь.

– Что, проблема со слугами? – ехидно спросила Сэнди Хоскинса. Он не ответил.

– Думаю, еще один отель Палермо им уже не удастся скрыть, – сказал Донован.

– Здесь тихо и никто не мешает, – подал голос Хоскинс.

– Ее ты тоже отвезешь в Милвилл? – Сэнди показала глазами на индейскую женщину.

– Когда придет время.

– Я хочу, чтобы ты отпустил ее.

– Ты хочешь спасти Бонни или хочешь спасти ребенка незнакомой женщины?

– Просто сделай то, что я говорю!

– Это ничего не изменит.

– Зачем они вам? Я имею в виду детей. Что, черт возьми, вы делаете с ними?

– Это всего лишь сосуды для более древнего, более мудрого.

– Демоны? – Сэнди вздрогнула, услышав надтреснутый смех Бадди Хоскинса. – Что тогда?

– Отвечай, пока я не сжег тебе вторую половину лица! – велел ему Донован.

– Только души. Старые, проклятые души, которые нашли способ вернуться в этот мир после смерти.

– Вернуться откуда? – Сэнди невольно передернула плечами. – Из ада?

– Из ада? – переспросил Хоскинс, снова рассмеялся, но встретившись взглядом с Донованом, заставил себя замолчать. – Сомневаюсь, что нечто подобное существует: рай, ад, чистилище, а если и существует, то где-то совершенно в другом измерении. Здесь просто место, просто мир, двери в который смогли открыть древние алхимики.

– И двери эти в Милвилле?

– Не только в Милвилле. – Хоскинс бросил короткий взгляд на Донована. – И не пытайтесь остановить это. Не станет меня – появятся другие слуги. Не станет Милвилла – появятся другие города. И нет гарантии, что все не станет еще хуже. Думаете, если бы Оппенгеймер завернул свой проект, то ядерную бомбу не изобрели бы где-нибудь в другой стране? Изобрели. И нет гарантии, что все не стало бы еще хуже.

– Мне нужна только Бонни, – сказала Сэнди, бросая недоверчивый взгляд на беременную женщину. – А эти души… вселяющиеся в детей… Они… Они…

– Зло, – помог ей Хоскинс. – Чистое, концентрированное зло. Человеческое зло. Наше зло, которое даже после смерти не может успокоиться и жаждет вернуться в вынужденно покинутый мир.

– Так в Бонни…

– В ней одна из таких душ.

– То есть человек?

– Бывший.

– И что с ним станет после того, как Бонни примет зелье? Она вернется в тот мир, из которого пришла?

– Думаю, она будет блокирована. Бонни снова станет грудным ребенком.

– Грудным ребенком? – переспросила Сэнди, вздрогнув. – А это… Это пройдет?

– Надеюсь.

– Что значит «надеюсь»?!

– Должно пройти.

– Если не пройдет, то мы найдем тебя, – сказал Хоскинсу Донован.

В хижину снова вошел старый индеец, но на этот раз в его руках вместо ружья была глиняная чаша с водой. Он поставил ее на пол и молча вышел.

– Пейте, – сказал Хоскинс. – При такой жаре нужно пить. – Он зачерпнул воду самодельным ковшом.

– Я принесу воды из машины, – сказала Сэнди.

Она вышла из хижины, жадно хватая ртом остывающий ночной воздух. Небо было черным. Звезды висели так низко, что казалось, до них можно дотянуться рукой. Старик-индеец сидел у входа в хижину и тихо напевал что-то, словно продолжая песню беременной женщины, оставшейся в хижине. Сэнди почувствовала, что у нее начинает кружиться голова, но постаралась не обращать на это внимания. Позже к головокружению добавилась тошнота. Особенно когда зелье было готово. Молчавшая до этого Бонни зашлась в истерике, будто первую половину ночи лишь набиралась сил. Она кричала, кусалась, царапалась. Брань, вылетевшая из ее рта, просто не могла принадлежать ребенку.

– Я больше не могу, – призналась Сэнди, передавая Бонни Доновану.

Как только она вышла из хижины, ее вырвало. Пение старика-индейца стало более громким, как будто он собирался заглушить крики Бонни. Но затем Бонни стихла. В зловещей тишине осталось лишь пение индейца.

– Я думала, что сойду с ума, – призналась чуть позже Сэнди Доновану.

Было утро. «Фиеста» уносила их прочь от Карсон-Сити. Сэнди сидела на заднем сиденье. Голова Бонни лежала у нее на коленях. Девочка спала, хотя иногда Сэнди начинало казаться, что она умерла.

– Думаешь, с ней все будет в порядке?

– Я не знаю. – Донован старался ни о чем не думать.

– Если что, то я вернусь и убью Хоскинса.

– Думаю, что его уже не будет в индейском поселении у Карсон-Сити.

– Все равно я его найду. – Сэнди откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

В середине дня Донован остановился у небольшого отеля с названием «Оазис Джона». Сэнди проснулась и пошатываясь пошла в номер.

– Возьми Бонни, – попросила она, чувствуя, что сил осталось лишь добраться до кровати.