Детонатор

Неожиданно путь им преградила горная речушка. Выросшая на равнинных реках Анна и не подозревала, какие сюрпризы может преподнести горная водная преграда метров двадцать шириной. Когда достигли середины реки, лед с ужасным хрустом треснул. Женщина зажмурилась, представив печальную картину погружения под лед, но ничего подобного не произошло, и она открыла глаза. Лошадь стояла в воде, покрывающей ее ноги по бабки. Возница взбодрил ее голосом, и кобылка медленно двинулась дальше, кроша копытами лед. Обернувшись, Анна увидела под раскрошенным льдом не бурлящую воду, а тихо журчащий ручеек, игриво петляющий среди камней. Лошадка вытащила сани на твердый наст и уверенно засеменила по еле заметному следу.

Зимнее солнце спряталось за вершины гор, и у подножия, с западной стороны, стало совсем сумрачно. Снег был синим, как небо. Горы, одетые в белые шубы, издали казались совершенно гладкими и покатыми, но с приближением их несовершенство становилось очевидным. Плешивые вершины, колючие склоны и шрамы ущелий делали пейзаж угрюмым. И только когда солнце, не жалея света, брызнуло золотыми дукатами, горы преобразились. Иней, укрывший вершины деревьев, делал их особенно привлекательными. Словно тонкий ювелир, он украсил серебряную вязь веток, вставив в нее миллиарды бриллиантов. Взлетевшая откуда ни возьмись сойка своими киками спугнула мастера, он опрокинул чашу с бриллиантовой пылью, и та колко осыпалась женщине на лицо. Анну заворожили исполинские смереки, достигающие в высоту метров сорока, как корабельные сосны. Но дерево было скорее елью, только с голым почти до самой верхушки стволом. Удивительными были и стоящие на безлесых склонах причудливые строения: деревянная крыша на четырех стойках, а под нею стог сена.

Неожиданно путь им преградила горная речушка.

Когда корысть станет невыгодной, все будут бескорыстны

Ближе к полудню конная прогулка завершилась. Чтобы попасть к дому деда Василия, путникам предстоял пеший подъем по крутому склону. Возничий взял вещи пассажирки, и она, идя налегке, все внимание устремила на жилище, ютящееся на выступе горы. Дом хоть и сруб, но на русскую избу похож не был. У русской избы бревна выходят за край, а эта сложена из тесаных брусьев, связанных особым способом – в замок по торцам. Высокая деревянная крыша потемнела от времени и покрылась мхом. Дымоход, похожий на домик в миниатюре из обожженной глины, был покрыт глазурью. Завалинка у основания сруба, служившая отличным местом для посиделок в теплую погоду, и сейчас была накрыта овчиной. Греясь на полуденном солнышке и вдыхая чистый горный воздух, за путниками наблюдали двое: мужчина и женщина.

Возница-проводник, сняв шапку, с поклоном поприветствовал хозяев:

– Слава Исусу!

Анна последовала его примеру и тоже поклонилась. Хозяева, поднявшись с завалинки, ответили легким поклоном и словами «Во веки слава!», подали руки для рукопожатия и пригласили в хату.

Осмотревшись, журналистка заметила, что в доме отсутствуют не только привычные сегодня газовая плита, холодильник и телевизор, в нем нет даже лампочки. Люди живут здесь так, как сто, пятьсот и более лет назад жили их предки.

– Каким ветром вас к нам занесло? – вопрос хозяина отвлек ее от рассматривания необычного жилья.

– Я журналистка. Зовут меня Анной. К вам приехать мне посоветовал Феликс Сергеевич. Помните москвича, который у вас медок брал на зиму? Вы ему рассказывали про Ковпака, патрон диковинный подарили…

– А!.. – заулыбался дедок. – Помню, помню! Как же! Хороший человек, душевный. Чего ж сам-то не приехал?

– Обещался вскоре прибыть, – обнадежила старика Анна.

– Сам приедет или, как всегда, с другом? – не унимался с расспросами дед Василий.

– Да отстань ты от дивчины, старый… – налетела на него хозяйка. – Дай человеку с дороги в себя прийти. Потом будешь вопросы задавать. А меня, дочка, Маричкой зовут. – Раздевайся, сейчас соберу чего перекусить. А ну, Василь, сходи за медом да сыра нарежь, – командовала бабка.

Дед не спешил выполнять приказ. Узловатыми пальцами с огрубевшей от повседневных хлопот по хозяйству кожей и пожелтевшими от никотина ногтями он достал пачку «Примы», отломал от сигареты треть, вставил в самодельный костяной мундштук и подкурил от спички. С наслаждением сделал три затяжки, вынул окурок, положил в жестяную баночку и только тогда вышел в другую комнату. Возвратился с глиняным горшком и коричневой головкой сыра.

Хозяйка подошла к печи и, открыв заслонку, достала чугунок. Комната наполнилась ароматом топленого молока. Баба Маричка сняла с молока румяную корочку, положила в тарелку и подала гостье.

– Это лучшее лакомство, – подсказал дед. – Мы с женой до сих пор за больший кусок спорим.

Анна оторвала кусочек от предложенного угощения и положила в рот. Действительно, вкус был неописуемый.

– Божественно! – съев все, промолвила городская гостья, сияя от удовольствия.

Удовлетворенная похвалой хозяйка стала разливать по чашкам молоко. Дед Василь нарезал подкопченного сыру, который назвал смешным словом «буц». Затем открыл мед и деревянной ложкой наложил в глубокую миску. Запах, исходящий от парующего в чашках молока, сыра и меда, вызвал у молодой женщины приступ здорового аппетита.

Перед тем как сесть за стол, хозяева вознесли короткую молитву перед образами и трижды перекрестились с поклоном. Москвичка последовала их примеру. Дед Василь перекрестил стол, после чего сели на лавки.

– Ой! – воскликнула Анна, – а про гостинцы забыла! – Метнувшись к пакетам, она достала из одного кулич, пряники, печенье, а запустив руку в другой пакет, достала бутылку водки. – Угощайтесь!

При виде горилки глаза деда засияли. С завидной для его возраста прытью он поднялся из-за стола и подал четыре рюмочки. Бабка строго глянула на деда и скорее для острастки грозно предупредила:

– Только одну…

– А много ли деду надо? Конечно, только одну, – поспешил согласиться старик, зная, что после первой его Маричка подобреет.

– Где одну подать – там и дно видать! – пошутил хозяин, наливая гостям, бабке и себе. Затем перекрестился и, не дожидаясь пока та передумает, опрокинул рюмашку в рот. Прищурил глаз, выдохнув, крякнул и отпил горячего молока.

Все тоже выпили. Анна отломала краюшку кулича и, обмакнув в мед, откусила. Учитывая то обстоятельство, что в Украине водка плохой не бывает, а она таким образом закусывала впервые, ощущения были настолько ярки и приятны, что женщина от наслаждения прикрыла глаза. А когда запила это блаженство молоком, ей показалось, что она в раю.

Пока бабка закусывала, дед налил по второй, поясняя, что извозчику в дорогу, а посему он должен на двух ногах стоять. Выпили по второй и показали Анне, как есть сыр с медом. Вкусом напоминающий подсоленный творог, но с тонким ароматом дымка, он был золотистым на срезе, испещренный множеством мелких полостей и очень упругий. Добавив к нему немного горного разнотравья в виде меда, Анна подумала:

«Никогда не писала о вкусовых ощущениях, но после такого угощения, вижу, начну».

Существует два течения в философии: до и после обеда

Проводник встал из-за стола, поклонился образам, затем хозяевам, поблагодарил за трапезу и подался к выходу. Анна, достав из сумочки деньги, рассчиталась с ним, и все вышли на крыльцо. Солнце по московским меркам было уверенно весеннее. С крыши текло, на ветках чирикали воробьи. Напротив дома, через долину, покатая гора вершиной упиралась прямо в облако.

«Какая идиллия! Неужели за все перенесенные страдания я вознаграждена такой необыкновенной красотой и новыми ощущениями блаженства? А ведь, действительно, Господь поступает мудро. Нельзя оценить солнце, не познав тьмы!» – думала москвичка.