Детородный возраст

– Вик, а ты можешь сделать так, чтобы Маша завтра благополучно доехала до больницы? – спросила вдруг Оля с самым серьезным видом, и мы все напряглись и затихли.

– Ну конечно могу, – ни на секунду не задумалась Вика и пристально на меня посмотрела, – для того и рассказываю. Только это всё оч-чень серьезно, и делать надо обязательно, хоть веришь, хоть нет. Завтра, как только встанешь, тапки наденешь наоборот: левую на правую, а правую на левую.

– И всё? – проговорила Зоя, включаясь в игру. – Так просто? А если забудешь?

– Тогда надо снова лечь, потянуться, сказать на всю палату: «Какое утро!» – и уж потом напялить тапки, – нимало не смущаясь, пояснила Вика, сползла с подоконника и показала, как нужно ходить. Как утка, переваливаясь с ноги на ногу.

Нам всем стало весело, и мы долго, до позднего вечера вспоминали забавные школьные случаи, и я почти перестала думать о завтрашнем переезде. Всю ночь мне снились поляны цветов, я собирала букет и никак не могла его составить – глаза разбегались. Я торопилась, начинала снова и снова, но всё получалось не то. Тут появился какой-то начищенный господин во фраке и одним движением сделал то, что нужно: роскошный букет из круглых белых хризантем, а их окружали пурпурные герберы и крупные ярко-красные гвоздики. Ну вот откуда, скажите, на полянах хризантемы и тем более герберы? Но во сне всё возможно, и букет получился – настоящее загляденье. У меня словно камень с души свалился. Я спросила, где он этому научился, но человек только сказал, что жизнь – тот же букет: как ее составишь, такой и будет. А потом исчез вместе со всеми цветами.

Поразмышлять о странном сне было некогда, несмотря на то что очень хотелось: утром я слишком нервничала. Проделав Викин ритуал с тапками и с Олиной помощью собрав вещи, я приготовилась полдня ждать «скорую», которая должна была отвезти меня в центр. Но ждать не пришлось. Открылась дверь, и вошли санитары в зеленом, а сразу за ними – новенькая, на мое место. Ну вот, значит, нет мне сюда возврата.

* * *

…Гондолы были заказаны с шампанским. Маргарита ожила, очнулась от своих странных отношений с временем и рассмеялась, услышав вопрос Светланова:

– Чего бы вы сейчас хотели?

– Должно быть, музыки. Да, пения. Желательно на итальянском. Гондольеры же непременно пели.

– Спою, если исполните одну мою просьбу.

Демон веселья и озорства вселился в Маргариту, и она поторопила:

– Согласна на всё, начинайте.

Светланов чуть помедлил, затем встал, огляделся, расставил ноги для устойчивости, чуть запрокинул голову, выпрямил плечи, глубоко вдохнул, отчего его грудь заметно увеличилась в объеме, и запел. Это была песенка герцога из «Риголетто». Разговоры и шум вокруг стихли мгновенно. С первых звуков стало ясно, что у него чудесный тенор и вокалу он обучался. Лодки шли гуськом одна за другой, акустика в канале была великолепной, так что недостатка в слушателях не оказалось. Прекрасно сознавая свою власть над ними, от «Риголетто» певец без паузы перешел к «Паяцам», затем – к «Травиате», «Трубадуру», от оперных партий – к популярным неаполитанским песенкам. В течение всего импровизированного концерта тишина стояла отменная, даже гондольеры прекратили перекликаться и переругиваться, чего от них нельзя было добиться никогда. Движения их весел замедлились, на балконах домов и в окнах появились люди. Пространство наэлектризовалось и сгустилось, но находиться в нем было приятно. Маргарита, сидя в двух шагах от певца, в который раз поймала себя на ощущении, что это не она прежняя сейчас покачивается в лодке, а какая-то другая, новая, и эта новая ничем не похожа на ту, прежнюю, и никак с ней не связана.

Певцу аплодировали так, что в толпе на набережной кто-то серьезно заметил:

– Надо бы деньги собрать.

Маргарита, смеясь, подала Светланову руку:

– Вы нас обманули по поводу фабрики?

Тот поднял брови:

– Какой фабрики?

– Вчера вы представились директором кондитерской фабрики.

– А как же? Директор-директор! Который четыре года отучился в консерватории и был отчислен.

– Но это невозможно. У вас отличный тенор.

– Ну, не такой хороший, как, скажем, десять лет назад.

– И вам не жалко?

– Голоса? Не жалко. Я рано понял, что мне неинтересна сцена, зато интересен бизнес. За него и вылетел из консерватории.

– Но какой же бизнес в те годы?

– Фарцовка. Да-да, был фарцовщиком. Недолго. Возил финские плащи, куртки, обувь и продавал их в «Гостином» – как тогда называлось, на Галёре.

– Точно ведь, было такое. Я и сама что-то там покупала.

– Потом стал кооператором. Потом… Обсудим это позже. Вы помните про обещание? Вечером тесной компанией мы идем в ресторан. В ресторанчик.

– Компанией?

– Вы, я, Сергей и Таня.

– Какая Таня?

– Вон та, шатенка. Учится во ВГИКе. На завтраке познакомился. Она одна, скучает. Вы не скучаете?

– Я – нет. Это в молодости всё время нужны друзья, люди вокруг. Но, чем дальше, тем меньше и меньше. Здесь – тем более.

– Берегитесь! Стремление замкнуться в своей скорлупе – один из признаков… ммм… возраста.

– Ну хорошо. Раз обещала…

– С Сергеем я договорюсь.

Из Венеции группу привезли в Монте-Катини. Стемнело опять внезапно, будто кто-то опустил занавес, – и сразу закипела-заклубилась вечерняя жизнь. Город выглядел так, будто в нем жили одни туристы: никаких спешащих к семейному ужину граждан, никаких тебе теток с кошелками, толпы на улицах, забитые посетителями летние кафе, подсвеченные фонтаны и здания. Монте-Катини расположился у подножия горы, на вершине которой проступили старинные замки с крепостными стенами и сторожевыми башнями.

За неимением вечернего платья – кто бы мог подумать, что оно здесь понадобится? – Маргарита надела длинный зеленый сарафан, сочиненный в стиле ампир: декольте, до пояса открытая спина, маленькие круглые рукавчики, вышитые крупные рыжие цветы на груди и подоле. Добавила бижутерию, набросила рыжий палантин: надо же, пригодился! Немного поколебавшись – не слишком ли? – сделала макияж поярче и распустила волосы. Это была явно не она, но отражение в зеркале ей определенно понравилось.

– Какая вы! – ахнула Таня, увидев ее в холле отеля, и незаметно оглядела свое коротенькое черное платье. Светланов был едва ли не в смокинге, и только Сергей явился в джинсах, как и прежде. И по тому отрывисто-выразительному взгляду, который бросила на него девушка, Маргарита поняла, как, по мнению Тани, должны распределиться пары. Стало неприятно и неинтересно, но, широко улыбаясь и чуть придерживая подол, она легко пошла вперед. Алексей Петрович тотчас оказался рядом и предложил руку, Сергей и Таня немного отстали. И пока они шли до ресторанчика, эта дистанция сохранялась.

Ресторанчик оказался колоритной пиццерией, интерьеры которой состояли из невероятного множества старинных вещей. Здесь были магнитофоны и радиолы, лампы и подсвечники, футляры пишущих машинок, статуэтки и безделушки без числа. В стеклянных витринах сверкали монеты и украшения. Натюрморты в позолоченном багете казались полотнами средневековых мастеров и были разделены зеркалами и витыми колоннами. Но всё это ничуть не напоминало антикварную лавку. Скорее это было нечто вроде домашнего музея, наивного и чуть претенциозного.

Почти все места были заняты, и им поставили столик у окна, в небольшой полукруглой нише рядом со статуей Девы Марии.

Но Маргарите всё равно было неуютно. Она вдруг пожалела, что согласилась. Сейчас лежала бы в номере, отсматривала сделанные снимки. К тому же на ночь есть…

Пицца, впрочем, оказалась великолепной. Какое-то время все были поглощены только едой и счастливой возможностью никуда не спешить, не бежать. И вдруг Светланов заговорил о том, что и вчера, и сегодня не раз приходило на ум Маргарите:

– За что люблю эти поездки, так это за возможность убежать от самого себя. Точнее, за иллюзию возможности. Вне привычного фона и окружения человек делается иным, освобождается от рамок, правил. Вы согласны?

– Нет, не согласен, – отозвался Сергей. – То есть это зависит от человека. Мне наплевать на фон и рамки, мне что здесь, что там – неважно.

– Ну, с вами понятно. А вы, Рита?

– Я согласна. Если посмотреть отсюда, то кажется, что дома крутится и крутится одна заезженная пластинка – нет сил избавиться, а здесь раз – и выключилась, иголка сломалась. Хорошо!