детский сад

–  Товарищи!… Ребята!… Вы сейчас будете сражаться… И я хочу!… Мы все этого хотим… Я хочу!… Чтобы это был настоящий бой!… Понимаете?!… Настоящий!… Я знаю что вы друзья… Близкие друзья, но… Пусть!… Победит!… Сильнейший!

–  Да, Цезарь!
– Максим тряхнул головой и, улыбаясь, повернулся.

–  Максим!!!… Это должен быть настоящий бой!
– голос звенел в ушах и наливался силой.
– Ты понимаешь меня, Максим?!… Максим! Для меня, Максим!… Ради меня, Максим!!! Макс начал вздрагивать на звуках своего имени. Шутки закончились.

–  Боя не будет.
– хрипло сказал Егор, борясь с накатывающей дурнотой.

–  Будет!!!… Будет!!!… Максим!!! Тонкая фигурка перед троном покачивалась и повелевала.

Как буря!

Солнечная буря!

Егор едва стоял прямо, хотелось прикрыться рукой. В груди что-то рвалось и лопалось. Как будто еще слова, но уже не слышно. Не понятно. Только этот натиск. Чужой. Чужой. И лопнуло.

–  Максим!!! Это твой выбор!… Сейчас!!!… Для меня!!!… Максим!!!

Макс все вздрагивал. А потом как-то захрипел, закашлялся ссутулившись. Медленно распрямился.

– Да… Мой… Цезарь… - сипло выдавил почти неподвижный рот.

–  Иди!!!

Медленно повернулся и, пошатываясь, пошел к глядящему на него Егору. Лицо закрывали темные пряди.

Подошел вплотную. Егор смотрел, смотрел, не веря. Понимая, но не веря.

–  Борись.
– хотел сказать он, но губы вязли в воздухе. Не подчинялись. Максим стоял и смотрел. Долго.

–  Знаешь… - сказал он, наконец, подхрипывая.
– Знаешь…Я… Разгадал… Слово… Все… Я… Не проснусь… Пыль… Правильно?

И резко больно ударил в лицо. Егор отшатнулся. Встал прямо, глядя в глаза.

–  Пыль…

И новый удар, от которого в глаза брызнули маленькие мерцающие звездочки, старые знакомые. Какое-то время кроме них больше ничего не было.

Выпрямился, шатаясь, пытаясь посмотреть.

–  Пыль!

Егор лежал на полу. К нему медленно шли ботинки. Дежа вю.

Зашевелился. Уперся руками. Подтянул ноги.

Стал поднимать голову, поворачивая.

В лицо стремительно летело черное.

В этот раз никто не остановил.

Очнулся от резкого мерзкого непереносимого запаха.

Кто- то совал в нос белое. Отмахнулся.

Уберите.

Не надо.

Закулисье. В зале громко. Больно громко.

Шатаясь и отталкивая, пошел.

Куда?

Где никого. Где темно.

Забился в какой-то угол и там долго плакал, давясь и всхлипывая. Сон сбывался. Сбылся. Что же теперь делать?

Разыскал его Вадим. Накинул на плечи китель, бушлат, вывел, отвел домой. Усадил в кресло, постелил, помог раздеться. Сбегал куда-то. Вернулся с бутылкой водки, стаканом.

Набулькал полный, поднес к лицу.

– Нет… Не хочу… - Егор вяло отпихивал.

– Надо. Выпей! Надо заснуть. Давай!

–  Да?… Егор взял и, пока не расплескал, старательно выпил, не чувствуя вкуса.

Заснуть.

Дыхание перехватило, но потом дышать стало легче, как будто совсем легко.

Вадим набулькал и себе полстакана. Выдохнув, выпил. Поморщился, быстро хлопая глазами за круглыми стеклами.

Егор потянул одеяло, лег, спрятал ноги. По телу забегали мураши, и внутри и снаружи. Стало зябко. Укрылся, лег на бок. Заснуть. Вадим наклонился над ним.

– Ну вот. Хорошо… Засыпай.

Егор посмотрел на него.

– Он его сломал, - сказал жалобно.
– Зачем?…

– Зачем.
– криво усмехнулся Вадим.
– Зачем… Спи пока… Не думай… Повернулся и вышел, погасив лампу. Протискиваясь между гардинами, в комнату вползал обманчивый неверный свет фонарей.

9. Школа.

Наутро опять включили жизнь. Егор проснулся и сразу быстро, ни о чем не думая, встал. Сделал небольшую гимнастику: размялся, понаклонялся, поотжимался. Пошел в ванну, залез под ледяной душ и, стараясь сильно не сжимать зубы, досчитал до шестидесяти.

Почистил зубы, не глядя в зеркало. Судя по ощущениям, смотреть не стоило. Лучше помнить себя целым.

Надел халат, выглянул в коридор.

–  Можно завтрак!
– крикнул дежурному.

Убрал постель, аккуратно сложил разбросанные вещи. Девушка прикатила завтрак. Вдумчиво деловито позавтракал.

Оделся, сел за стол, достал блокнот. Теперь можно было подумать.

Где- то в груди было больно, но в это место не заглядывал, не тревожил. Думал о другом. Кое-что изменилось. В нем самом изменилось.

Подумать надо было о Цезаре.

Теперь слово «Цезарь» не вызывало никаких эмоций. То есть вызывало, но совершенно уже не те. Эта магия больше не работала.

И случилось это вчера. Еще до…

В общем, до…

Тогда, под звуки ослепляющего голоса, что-то внутри Егора тоже сделало выбор и переключилось, а может закрылось. Что это «что», Егор не думал, об этом думать было бессмысленно и бесполезно.

Думал о другом.

О просто мальчике с собачьим именем «Цезарь». Теперь он мог так думать. Кто он такой? Какой он? Записал вопросы в блокнот. Послушал себя, вспомнил. Внизу приписал следующее:

«Никакой. Пластилин. Жизнерадостный комочек Света. Луч Смерти, он же Луч Жизни.» Все правильно. Как Гарин своим Гиперболоидом резал людей и плавил скважины, так же теперь некий Гарин использует Луч Цезаря для построения своего государства.

Кто у нас Гарин?

«Гарин - Марагон».

Да. Это очевидно.

Теперь дальше.

Это все пока. Пока Цезарь растет. Пока он еще пластилин.

Марагону нужно, чтобы он так и оставался орудием, а ведь Цезарь растет.

Егор знал, чувствовал, что вчерашний поступок Цезаря был не самостоятельным. Слишком целенаправленный. Непластилиновый. Жесткий.

Но для кого на самом деле это было сделано? И еще. Очевидно, что на Марагона обаяние Цезаря не действует с такой силой как на других.

Егор немножко начал тупить.

Закурил. Прошелся.

Сел и записал:

«Я никогда не буду Гариным».

Так. Зачем записал?

А потому что… Потому что не надо было, чтобы Цезарь был орудием. Чтобы он перестал быть пластилином, а жил сам. Сам понимал, сам учился, сам сомневался.

И даже если бы Егор получил власть над этой Силой - это нехорошо, нечисто.