детский сад
Шрифт:
Егор облегченно выдохнул. Теперь и правда все.
– Все, Володь. Можно подниматься.
– Куда?!
– опять насмешка.
– Все. Наверх. Там теперь друзья…
– Такие как ты!
– внезапно выстрелил фонариком в лицо. Егор прикрылся, не понимая.
– Володь, ты что? Все уже…
Это он бравирует. После бойни учиненной. Конечно, тут трудно спокойным остаться.
– Там все!
– сказал Егор, поднимаясь и объясняя.
– Все уже! Ты всех спас. Остановил…
– Сидеть!
– рявкнул Володя и в луче появился направленный на Егора пистолет.
Да что они все с
Володя! Хватит уже целиться и стрелять! Хватит злиться! Все закончилось! Ты победил! Теперь можно просто жить!
– отчетливо и ясно выговаривая, как к ребенку обратился он к целящемуся.
– Жи- и-ить?!
– протянул Володя.
– С тобой что ли?! Не-е-ет! С тобой я жить не буду!
– Ну живи без меня.
– терпеливо сказал Егор.
– А сейчас пойдем, позовем Веру, всех! Выведем, наконец, отсюда! Там еда, тепло, воздух! Это сейчас важно!
– Ве-е-еру?! Ах ты скотина! Веру! Да ты!…
Егор понял, что зря он упомянул Веру, сейчас не стоило. Снова прыгающий перед лицом пистолет. Володя на самом деле был сейчас невменяем. Он только искал повод, чтобы сойти с ума.
– С-с-котина! Так знай! Больше тебе Веру не увидеть! Никогда! А ей тебя! Живого! Будешь тут лежать! С этими! Пусть поглядит кто их привел! А то «Ах, Егор! Ах, Егор!», а он вот он! Предатель! Так что ты прав! Все закончилось! Понял?!
На последнем слове Егор инстинктивно упал на колени, и пуля прошла выше, не задев. Сразу перекатился вбок и дальше, дальше, уходя от света и пуль, с визгом рикошетящих от гранитного пола. Ударился о колонну, заполз за нее, встал.
Переждал ищущий луч и резко вперед, к следующей, обгоняя выстрел, и еще дальше, за колоннами, отрываясь от палящего на бегу Володи.
Тот понял его маневр и, прекратив стрелять, перебежал на другую сторону и понесся по путям, перехватывая.
Егор остановился, стараясь отдышаться - фонарик исчез в тоннеле, стало тихо. Перебежал на другую сторону, выглянул.
Не мог Володя так быстро до двери добраться. Подпрыгнул на месте, и сразу появился свет, ощупывающий рельсы. Луч, не найдя что искал, спрятался назад, в коробочку. Так они и стояли, пытаясь расслышать дыхание другого.
– Володь!
– негромко позвал Егор.
– Ну хватит уже. Ты же не такой.
Выстрел. И следом истеричный крик того:
– Да что ты знаешь обо мне?! Кто ты такой?! Откуда ты взялся?! Это мое! Мое! Все мои! Что захочу, то и сделаю, понял! Ты понял меня?!!
– он уже почти визжал.
– Никуда не пойдут!! Никуда!! Здесь!! Здесь подохнут!! Моими!! Понял! Здесь!!!
Еще выстрел, а затем послышались спотыкающиеся частые шаги, и, спрыгнув вниз, Егор увидел удаляющийся, убегающий скачущий свет и побежал.
Скрипнула дверь и стало темно. Он запомнил где, примерно. Нащупал кабели на стенах и пошел, считая шаги на всякий случай.
Здесь. Где-то должно быть близко. Вот.
Кабели изогнулись вверх, и рука ощупала проем и дверь. Взялся за ручку и, пригнувшись, чуть приоткрыл
– ничего. Резко рванул, шагнув в сторону.
Темень. Убежал.
Он метнулся туда, вперед и вдруг остановился и замер.
Внезапно он понял что все. Все.
Он побежден.
Он проиграл, хотя это совсем
была не игра.И что теперь этот сумасшедший натворит?
А он, Егор, ничего уже изменить не сможет.
Он не найдет дороги и ничего не изменит.
И что с таким грузом он никогда уже больше не будет собой. И что жить дальше, наверно, вообще не стоит.
Он клял себя и ругал, бессильно привалившись к стене.
И за суету, и за ненужные слова, и за то, что он, чистоплюй, не взял оружие, за все, за то, что вообще здесь появился.
Глухая смертная тоска навалилась на него в этой черноте, взяла за горло и решила, что уж этого то она не отпустит. Так сидел он, цепенея, и слушал, как все тише нехотя стучит сердце. Под ним обнаружилась бездна, и он в нее медленно падал, и падение было неизбежно и обязательно.
А потом.
Что- то случилось.
Что- то опять случилось. Это что-то, что не умеет не случаться.
И Егору вдруг полно и ясно открылось - какой он, в сущности, жалкий, ничтожный, жалеющий себя дурак.
И как он этой своей жалостью к себе и сомнением в себе может убить и погубить целый мир, всю вселенную.
И пока он не увлекся этим новым видом самобичевания, он встал, закрыл глаза и пошел. Пошел путем, которым ходил уже не один раз и который он знает.
Знает! Знает! Знает!!
Он шел. Поворачивал. Снова поворачивал. Поднимался. Спускался. Иногда ушибался и оступался, но шел. И внутри звенел, резонировал, нарастал уже почти оглушающий победный аккорд. Он пьянил своим могуществом и, одновременно, делал строже и внимательнее. Он пел о том, что победа уже состоялась, и что вот она вокруг - посмотри! Смотри и радуйся, и тебе, в сущности, не так уж много и нужно делать, а только лишь знать о ней, о победе, и жить с этим знанием.
Егор улыбался и шел, поворачивал, снова поворачивал, поднимался, спускался, иногда ушибался и оступался, но шел.
В глаза через веки ударил свет, и он, продолжая улыбаться, плавно изогнулся и укрылся от ударившей в стену из-за поворота пули.
– Черт!
– выругались там.
Зазвучали удаляющиеся шаги, и он спокойно, как будто и не прекращая движения, отправился дальше.
И, наконец, он почувствовал что пришел и, сделав еще шаг и протянув вперед руку, коснулся двери.
Железная.
Надо же, смешно, кому-то понадобилось ставить здесь железную дверь. И кому-то понадобилось ее закрывать. Смешно. Егор прислонился рядом и стал равномерно стучать по двери кулаком. Надо было просто подождать. Все хорошо. Через некоторой время дверь открылась, и тусклый свет фонаря на стене открыл взволнованное лицо.
– Ты!
– сказала Вера и разжала руки, в которых держала автомат.
Тот упал, такой нелепый. А Вера стояла, уронив руки, а потом качнулась и прижалась, обнимая за плечи, а Егор ткнулся носом в ее волосы и ему опять показалось, что он сейчас вспомнит что это за запах, и каким образом он связан с его жизнью.
Вера взяла его за руку, и они пошли внутрь.
Прошли через «приемную», вышли в коридор, прошли мимо раскрытой двери - там на полу возле нар сидел Володя с закрытыми глазами, девушки бинтовали ему разбитую голову, вокруг бродили растрепанные обитатели.