Детство 2

— С такой позиции таки да, — Согласился Коста.

— Осталось только придумать операцию прикрытия, — Добавил Жук.

— Ну, — Нерешительно сказал Коста, переглянувшись с женой, — мы с Софией до Турции дойдём и засветимся в нужных местах Константинополя.

— Это понятно, — Выдохнул дымом Сергей, — но мало! Не алиби, это само собой, а прикрытие!

Увести в сторону.

— Свалить вину? — Наморщил Беня лоб, — Это небезынтересно, но самую чуточку попахивает серой.

— Не свалить, — Сергей повернулся к нему, слегка раздражённый непониманием товарищей, — А отвлечь! Не конкретные люди, а так — заведомо ложный след для полиции.

— А… и на кого?

Жук пожал плечами, вновь погружаясь в созерцание заката.

— А может… — Нерешительно начала женщина, — да нет, глупости! Есть такие люди, шо и сами с радостью замажутся, а поймать их за тухес за одни только громкие слова будет проблематично. Среди нас социалисты есть?

— Я самую множечко анархист, — Радостно отозвался Коста, сияя улыбкой.

— Ты самую множечко балбес! — Отзеркалила улыбку жена, — Анархист ты стихийный, а не партийный или хотя бы идейный!

— Не без тово! — Заулыбался грек.

— Сионист, — Бухнул Канцельсон, — множечко, но таки не везде!

— Это на какую множечко ты сионист? — Повернулся Жук, недобро щуря глаза.

— На ту, — Не пугаясь, ответил Беня, — шо про Палестину и собственное государство с переселением.

— А… — Глаза Сергея потухли, и на лице снова проступила печать усталости, — в этой части я тоже… сионист.

— Я, — После недолгого молчания продолжил Жук, — скорее нет, чем да. Очень уж мне не нравится впихнутый туда интернационализм.

— Панславизм? — Поинтересовался Беня с еле заметной ноткой ехидного вызова в хрипловатом голосе.

— Нет, — Жук даже не повернулся, — Идея объединения славянских народов под главенством России заведомо утопична. У нас с народным благоденствием даже в собственной стране сложилось таки криво, куда уж там распространять наше криво на родственные народы!

— Таки да, — Согласился Беня уже без нотки, — по этой части у нас всё больше монархисты про царя-батюшку, но без царя в своей голове.

— Или, — Он пыхнул дымом, — республиканцы, напрочь оторванные от народа.

— Ну так как? — Прервала их женщина, — Вы таки спорить или думать?

— Красные [25] бригады? — Нерешительно предложил Коста, — Ну, если таки совсем далеко от нас?

— Я таки да, — Согласился Беня.

— Пусть ищут чёрную кошку в тёмной комнате, — Ответил Жук, — особенно если её там нет!

— Единогласно, — Устало подвела итог София.

* * *

— Ой! Ой вэй, доченька! — Полный горя пронзительный женский крик ввинтился в небо, и голуби закружились над двором-колодцем, — Люди!

25

Для особо упоротых (не хочу писать потом десять раз в комментах одно и тоже) красное знамя, как и красный цвет вообще, НЕ изобретение большевиков. Крестьянские выступления как минимум с 1880-х годов проходили под красным флагом. Уже ПОТОМ красные знамёна «перехватили» левые вообще и большевики в частности.

Полная некрасивая женщина вывалилась во двор, оглашая его рыданьями.

— … ваша… дочь…

Она громко расплакалась, отстраняя от себя многостраничное письмо.

— Рива, Ривочка, — Захлопотала вокруг неё соседка, — Ты чево?

— До… дочка…

Заплаканная женщина протянула письмо, и соседка, пробежав глазами, тряхнула головой и начала читать всему почти што двору, высыпавшему на чужую беду.

— … извещаем вас, — Пронзительный голос разносился далеко, — што ваша дочь, Сара…

… стала жертвой работорговцев, — Читал звонким голосом молодой парнишка на другом конце Одессы. Похожие письма получили, как выяснилось позже, больше двухсот человек.

… — уничтожили костяк банды, — В письмах приводились имена с доказательной базой.

… — соучастники, подельники и заказчики, — Жестяным помертвевшим голосом читал пожилой мужчина перед собравшимися в Пересыпи рабочими, — остаются на суд жителей Одессы.

— … в условиях, когда полиция и суды заняты не охраной общественного порядка, а охраной существующего строя, мы вынуждены взять дело в свои руки.

Перед глазами полицмейстера прыгали буквы, и он ненадолго отложил письмо, отпив тепловатую воду прямо из горлышка графина, постукивая зубами о хрусталь.

… — Красные Бригады.

«— Не было! Ничего не было! Никаких писем, записок, бумаг!» — Метались отчаянные мысли в голове сидевшего в приёмной адъютанта, до которого доносились обрывки слов из присланного многостраничного документа, для пущей выразительности зачитываемые начальником вслух.

— На почте затерялось, — Пробормотал он наконец, — да! Почта!

— … все наличные силы! — Докладывал полицмейстер одесскому градоначальнику Зеленому по телефону, — Так точно, Ваше Превосходительство! Стянуть все наличные силы… да, матросы с судов… слушаюсь!

Обложенный по телефону матом, он подскочил, вытянувшись во весь рост и потея.

— Красные Бригады, чтоб вас… — Грязно выругался полицмейстер, положив наконец трубку и дёргая тугой ворот. Красное от жары и разноса лицо дернулось внезапно, и полицмейстер мягко осел на пол. Сердце.

Адъютант решился потревожить его только через полчаса, но к тому времени события в городе вышли из-под контроля властей.

Собравшиеся на Молдаванке и Пересыпи, толпы решительно настроенных людей не ограничились указанными в письмах адресами. Бандитам, живущим среди людей, но поперёк людских законов, досталось сполна. Их терпели до поры, но теперь крышку с котла сорвало самым решительным образом.

Несколько десятков человек толпа забила насмерть, а много больше избила до полусмерти или…

— Повесить! — И через сук ближайшего дерева перекидывалась верёвка, а минутой позже на её конце уже сучили ногами, под которыми расплывается мокрое пятно.

— Нет! — Визжит немолодая женщина, рвущаяся из рук крепких мужчин, — Сыночка! Будьте вы прокляты! Вы, и дети ваши, и…

Выстрел, и во лбу женщины появляется маленькая дырочка, а молодой мужчина, нервно скалясь окровавленным ртом, уже прячет миниатюрный пистолет в карман брюк.

— Невесту… сыночка её, — Глухо пояснил он, — Нельзя таким… жить…

Попытки поджога бандитских квартир и домов жёстко пресекли лидеры стихийного протеста, но они не препятствовали сжиганию бандитского имущества на больших кострах, разводимых на улицах. Люди выкидывали из квартир и домов одежду, мебель и даже пуховые перины, а внизу их ломали, рвали… и только потом в костёр!