Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Так и не дослушал, чегой там еврейский дохтур собирался делать с талантами русского народа.

В больничке держать меня больше не стали, сестричка милосердная вывела меня, не дав ни с кем попрощаться, только и успел, что обуть ботинки прям в колидоре, присев на корточки. Да впрочем, прощаться-то и не с кем — Мишку неделю как забрал егойный мастер, а со взрослыми мужиками я как-то не особо сошёлся. Чего у нас общего-то, окромя палаты?

Придерживая за плечо, сестричка повела меня к выходу, усадив на лавочку в саду, — Посиди пока, — и ушла.

— Домой? — Доброжелательно поинтересовался усатый старикан по соседству, обдав меня клубами

махорки, — Родителей ждёшь?

— Сирота я, дедушка, — Ответствую вежественно, хучь от махорки его ядовитой не только глаза и грудь, но ажно печёнку будто разъедает. Не отворачиваюся и руками не махаю, хучь глаза и слезятся.

— Сирота… — Взгляд его прошёлся по мне, — да никак беспризорный?

— Хитровский, по весне от мастера сбёг, аккурат в Великий Пост, так допёк ён. Но вы не подумайте чего! Своими руками на хлеб зарабатываю, не оголец и не попрошайка какой!

— Мне-то што, — Пожал старик костистыми, но широкими плечами и снова выпустил в воздух клубы вонючего дыма, — без документов?

— Были документы, — Вздыхаю, подбирая под себя ноги, — да у мастера остались. Как сбёг, так ён их, сказали, в полицию передал.

— Сбёг, да в полицию? Ну тогда тебе одна дорога — в вошь-питательный дом, хе-хе!

— Я было думал, на воспитание в деревню иль в село отдадут, — Тяну с сумлением в голосе, — деревенский чай, да не сосунок. Четыре рублевика за меня, и в поле работать гож. Кто ж откажется-то!? Себя-то всяко прокормлю, да ишшо и прибыток хозяину.

— Бегунка-то? Неблагонадёжного?

Старикан, пыхая дымом и подымая кустистые брови, походя ломает мои хотелки. Эхма!

— И то верно, — Подымаюся решительно, и к воротам, — Спасибо, дедушка!

— Иди уж… внучек!

Ухожу, старательно делая вид, что так и надо. Никто не окликнул… да и есть ли кому дело до меня? Сестричка милосердная, может, и отошла для того, а? Чтоб мог сбежать, значица.

Выйдя за ворота как так и надо, постарался затеряться во дворах, чтоб не отыскали. А то ну его, этот вошь-питательный дом! Ладно ишшо под осень, можно бы и задуматься было, коли совсем прижмёт. Но летом?!

Говорят, есть и хорошие сиропитательные приюты, но попасть туда не проще, чем кулаку-мироеду в рай. Какие получше, так деньгу отдай, что пристроиться [52] ! Говорят, до тыщщи рублёв доходит, а за такие денжищи-то чегой не енто… не сиропитать?! Лавчонку в селе можно поставить да товаром затоварить, а то и две. За тыщщу-то!

Хозяину моему бывшему ста рублевиков хватило бы за глаза, чтоб нормально учил и по хозяйству не загонял. А то ишь ты, благотворители! За тыщщу рублёв, оно бы кажный взялси! Затрат на рупь, прибытка на два, да ишшо и слава, что людям помогает.

52

Такая практика существовала вполне официально. Попасть в сиротский приют (сиропитательный дом) можно было только за деньги, притом немалые. Бесплатных мест было очень мало, и предоставлялись они только по великому блату.

А ентот… вошь-питательный [53] , ну его! Мрёт там народишко хужей, чем крестьянская детвора по весне. И круглый год притом! На Хитровке тех, кто оттуда сбег, хватает. Всякое рассказывают, но никто, вот ни на золотник, хорошего чего.

Опять забурчало брюхо и пришлось искать во дворах, где бы присесть, да чтоб лопухи поблизости росли.

— Чегой это ты! — Ребята чуть помоложе встретила меня, не пропуская, насупившись и сомкнув ряды, ровно стеношные бойцы.

Задираться против пятерых не стал и по чести рассказал всё как есть. Оно мне надо? Драться-то, коли не лезут пока, да ишшо в чужом дворе. Это токмо кажется, что никого кроме нас и нетути, а вот ей-ей! Бабка чья-то наверняка в окошко поглядывает.

53

Воспитательный. Тот же сиротский приют, но уже государственный, бесплатный. Народное название меткое, вполне соответствовало действительности — смертность там была жуткая.

— Во! — Для наглядности задираю штанину, — Видал!? Говорю же, с больнички ушел, потому как в вошь-питательный дом с ея хотели отправить.

— Ух ты! — Белобрысый почти до прозрачности мальчишка присел рядом и потыкал пальцем, — Как хромой-то не остался!

Брюхо опять заурчало и ребята засмеялися.

— Иди! Вот тама нужник, газеты старые тож.

Вышел как, а мальчишки всё здесь — любопытственно, значица. Я так сразу подумал — эге!

— Ну, рассказывай! — Обступили меня они, — Что там в больничке-то, как попал?

— С Ходынки, — И молчу, любопытственность нагоняю.

— Ну?!

— Гну! Я не жрамши должен языком чесать? Мало что не заплетается, а тут вас весели!

Ребята переглянулися.

— Я картофелин парочку могу, — Нерешительно сказал один — тот, что с рыжиной чуть заметной.

— Хлеба могу… и сала чуть, старого, — Отзывается второй.

— Тащи!

Чуть не час цельный рассказывал — про Ходынку, да про больницу, да про Хитровку. Устал уже, да и еду всю, что ребята вынесли, подъел потихонечку.

— Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?! — Издали сказал колченогий мущщина, спустившийся откуда-то из квартир.

— Дядя Аким, тут Егор из больницы сбёг, а до того на Ходынке был! — Загалдели мои новые знакомцы.

— Ишь ты, с Ходынки? Не врёшь? — Он пытующе посмотрел мне в глаза, — Не врёшь… А то вишь ты, много после Ходынки нищих-то объявилось, да все в нос калечеством своим тычут, на жалость пробирают.

С тех домов уходил мало что не по тёмнышку, только-только времени хватало, чтобы до Хитровки добраться. Всё превсё рассказал — про то, как от мастера сбёг, про Хитровку, про Ходынку, больничку, вошь-питательный приют. Не только дядька Аким слухал, но и бабы тутошние собралися.

Вздыхали, а потом всяко-разной снеди с собой в старый штопаный многажды плат, завернули. Картошка, хлебушек, репок парочка старых, яичек варёных. Ни много, ни мало, а дня на два хватит — не зря языком чесал, значица!

* * *

— Само-то подошёл, — Бурчу под нос, подходя к Хитровке, — Одни ишшо с работ не пришли, другие на работу не вышли. Работнички ножа и топора, маму их конём.

— Егорка? — Близоруко окликнул знакомый нищий, побирающийся на папертях так, что хватало только-только на бутылку с немудрящей закуской, да на еду. Не калун какой, а честный пропойца.

— Он самый! Сейчас до своих сбегаю, потом поговорим!

— Егор, тама…

Но я уже не слушаю его, спешу к себе в комнату, к землякам.

— Здрав… — И замираю.

— И тебе поздорову, добрый молодец, — Поворачивается ко мне незнакомое бородатое лицо, выговаривая по вологодски, — а теперь ступай себе.

— Я тут… раньше…

— А чичас мы! — Сурово отрезал дядька, не желая общаться.

Уйти пришлось не солоно хлебавши, в расстроенных чуйствах. Пантелей с бутылкой сидел неподалёку от входа, уже расхороший.

Поделиться с друзьями: